«Отлично! Еще одна фотография в моей коллекции. Кажется, эту девушку зовут Мелани. Красивое имя. Такое же, как и ее правый глаз…»
Рич вертел в руках снимок, который только что украл из чемодана хирурга. «Осталось только сделать ее идеальной. Убрать краски, всю эту яркость, которая впивается в глаза тупым клинком и мешает разглядеть истинный смысл. Фото должно быть черно-белым». Теперь эта девушка по-настоящему красива. В ней нет ничего искусственного. Лицо показывает истинные эмоции, не прячась за масками. «О, это разочарование в ее взгляде: сколько боли и страданий пережила эта девушка, прежде чем показаться мне вот в таком виде? Измученная, с жалкой надеждой на помощь врачей, она решается сделать это фото. Лицо в профиль. Будто порезанный на куски, а затем жадно скомканный в один небольшой шар, правый глаз перетягивал на себя всё внимание. На его фоне неаккуратная, грубая линия носа казалась не такой уж и значимой. Тусклое освещение лампы давало начало мягким теням, которые будто волнами спадали на ее лицо слой за слоем. Они проникали в каждую впадину, перекрывали дряблые поры, которые Мелани так старательно пыталась скрыть за тонким слоем дешевой пудры. Самые глубокие тени легли на впавшие скулы, напоминающие мне края обглоданных костей – слегка шероховатые, кривые, но такие объемные, с гуляющим отблеском на своих самых острых точках. Каково ей было целоваться с этой порванной губой? Цеплялись ли за нее чужие зубы, в порыве страсти слегка оттягивая обвисший кусок на себя? Что она могла чувствовать в этот момент… Тихо стонала бы от боли или сопротивлялась? Как мне хотелось знать это…
Я не мог понять, куда именно она смотрит, но эти поникшие плечи, сутулость и небрежная прическа давали мне надежду на то, что она в отчаянии. Наверное, левый глаз из-под полуоткрытого века смотрит в пол, выражая свое безразличие к происходящему. Она напоминает мне первую фотографию, с которой всё началось.
На том гладком листе фото-бумаги, крепко обнявшись и прислонив щека к щеке, стояли Роджер и Эллис. Такие влюбленные… Но их фальшивую улыбку было не так то сложно распознать. Как можно улыбаться, когда у тебя сгорело пол тела? Чушь! Своей фотографией они только хотели свести меня с толку, показать, что люди способны радоваться жизни, даже если они изувечены навсегда. Я видел ложь в их глазах. Эллис так старательно растягивала губы в улыбке, что это вызывало лишь жалость. Роджер тоже казался жалким до того момента, пока я не обесцветил фото. Так интересно наблюдать, как меняются лица людей, избавь их от всех этих жизнерадостных красок. Его голова была слегка наклонена, а глаза смотрели куда-то вниз. В цвете это скрывала противная улыбка, за которой он пытался казаться счастливым, но только не потом. Я смог увидеть его боль. Смог разглядеть безразличие к Эллис, которое нарастало с каждой секундой. Тому пожару легко удалось испортить им всю оставшуюся жизнь. Он это понимал. Голова забита лишь черными рассуждениями: «А что делать дальше?». Они заползали всё глубже в голову, лишая его индивидуальности, опуская на уровень со всеми. Натянутые уголки рта почти обессилили, стараясь удерживать фальшивую улыбку как можно дольше, а выпяченная грудная клетка ныла о недостатке воздуха. Каждый вздох становился для него более бесполезным, чем предыдущий. Тело не могло смириться с тем, что одна рука полностью почернела, став похожей на уголек. Интересно, просыпался ли Роджер во сне от чувства горящей руки и что ощущал каждый раз, когда Эллис говорила ему «всё будет хорошо»? Преследовал ли его запах пепла и гари на протяжении всего времени? А та милая бывшая модель Эллис, лицо которой больше никогда не станет таким, как прежде! Вместо щеки – один сплошной рубец; ампутированная нога и отсутствие нескольких пальцев… Когда фотография была в цвете, я не мог понять, как можно сохранять позитив, понимая, что потерял всё. Но много чего изменилось, когда весь ее силуэт слился в один единый серый тон. Блеклая улыбка открыла для меня всю безысходность ситуации. Я разглядел ее желание избавиться от страданий, это отрицание в каждом кусочке ее тела - мышцы, ноющие от жажды придушить себя своими же руками. Вот истинная Эллис. Как я мог подумать, что она врет мне, чтобы заставить завидовать? Нет! Она врала сама себе, придумывая причину жить. Вся эта наигранная любовь к Роджеру превратилась в одно сплошное «извини». Стала мольбой о прощении за то, что она больше не сможет бороться. Подбадривая его своей задорностью, она старалась не показывать, что сдалась сама. Этот стыд в крепко сжатых пальцах от чувства собственного бессилия я не спутаю ни с чем…
Со временем всё больше начинаю понимать, почему не могу прекратить собирать такие фото. Каждый день вокруг лишь фальш. Пустые, бездушные люди, лживые улыбки страдающих и бесполезные утешения, которые так громко нарекают «подбадриваниями» - всё это окружает меня день за днем. Вынуждает забыть, кем я являюсь. В этом театре жизни каждый час все переодеваются в новых персонажей, каждые сутки меняется цвет штор сцены, каждую неделю – музыка, под которую заставляю плясать остальной народ; раз в месяц переписывают сценарий, по которому куклы должны действовать. Все уже давно забыли, кем они были до того, как накинули на себя костюм богатого бизнесмена в пенсне. Чем являлись причины их убеждений. Ради чего они делают то, что делают и что хотят получить в конце, отправляясь в путь в самом начале жизни. Достаточно лишь остановить это безобразие на минуту, снять розовые очки и взглянуть на всё незамыленными глазами через призму черно-белых оттенков. В ней все сразу становятся единым целым - у всех общее начало и общий конец. Толку сейчас от их лицемерия, от их кислотных нарядов и макияжа, если это потеряло цвет? Тогда наружу вылезают истинные побуждения людей. Тайные желания и помыслы становятся открытыми для моих глаз. Но настоящую душу можно рассмотреть, когда человек переживет настоящую незабываемую боль. Он должен свыкнуться со своей долей и полностью изменить взгляды на жизнь. И сразу заметно, как бледнеет его взгляд, как дряхлеет когда-то молодая сочная кожа, а морщины начинают пожирать изнутри, после вылезая наружу. Внешность поглощает эмоции, выводя их язвами, синяками и рваными ранами. Всё хорошее, что было до этого, заполняется твердой пустотой, и ее уже не выгнать…
Взгляд каждого на моих фотографиях лишен надежды, опущен вниз или, барахтаясь изо всех сил, старается как можно дольше удержаться вверху – на поверхности здравого смысла. Наверное, пытается доказать свою силу воли. Но я-то знаю, что чувство возможности преодолевать черные мысли продлится недолго, и тогда голову начнет пожирать ощущение собственного бессилия. Оно начнет с глаз, затуманив их пеленой отчаянья, плавно перейдет в рот, заставив выплескивать гнев на окружающих, а потом доберется и до глотки - вынудит всех замолчать навсегда, захлебываясь собственным отрицанием. Слегка согнутые колени не скроют от меня ярое желание сдаться. Желание ослабнуть прямо сейчас и упасть в чьи-нибудь руки и просто перестать думать, перестать дышать. Взять собственную судьбу в руки и освободить самого себя от этого бремени. Прошлое, настоящее, будущее – всё это станет неважным лишь в один миг и душа изувеченных вновь опустеет и сделает их ровней с любым ходячим трупом.
А пока эти мысли не овладели ими окончательно, я буду фотографировать, чтобы сохранить их лицо за момент до мыслей о самоубийстве. Ведь если не успею - они станут для меня бесформенной жижей, которая недостойна храниться в моем альбоме.