ГЛАВА 6
ДУХОВНЫЙ КРИЗИС
Пыльный микроавтобус снова подъехал к центру посёлка Фансово. Водитель, посматривая на мигающий глаз светофора, дождался зелёного света и свернул вправо с проезжей дороги. Проехав метров пятьдесят, ещё раз свернул вправо и медленно поехал по широкой ухабистой дороге. Придорожная пыль, как навязчивая мысль, шлейфом тянулась за машиной.
Архиепископ нетерпеливо поглядывал вперёд. В документах он прочитал, что храм Ксении Петербургской строится «в русском стиле рубежа XIX-XX веков». «Храмостроительство долгое время не развивалось в стране, – думал священноначальник. – Нынче днём с огнём не найдёшь архитекторов, которые смогут правильный храмовый проект создать. Иные не знают частей храма. Им бы супермаркеты строить. Не понимают, что гражданское и храмовое строительство принципиально отличаются, норовят современные штучки внедрить. Теперь это «модерном» называется. Видел я в прежней епархии много таких проектов: ни православной традиции, ни нужных пропорций. И видел храмы, построенные по непрофессиональным проектам. В Москве мода пошла на храмы в стиле старообрядческого модерна. С одной стороны – красиво: псково-новгородский и владимиро-суздальский стили соединили. Но, как любят говорить, «с новыми решениями». Ничего не поделаешь – время изменилось. Здесь, в провинции, сохраняется традиция?»
Мысли архиерея прервало удивительное видение. В синеве неба распласталась крупная птица. Большой размах бело-чёрных крыльев, вытянутая вперёд длинная шея, голова с огромным красным клювом, вытянутые назад ноги-ходули – всё впечатляло изяществом, какой-то неземной красотой. И сразу дома, деревья, пыльная дорога, даже само небо стали будто светлее, одухотворённее. Словно Дух Божий пролетел над земным миром, рассеивая зло.
- Что это за птица? Цапля? – живо спросил архиерей секретаря епархии.
- Это аист. Где-то рядом его гнездо, – ответил секретарь.
Аист кружил над высокими пыльными тополями, тянувшимися вверх, как свечи, пирамидальными кронами.
- Останови машину, – попросил архиепископ и взял лежащий рядом фотоаппарат. – Хорошо бы посмотреть, где он сядет. – Как увлечённый мальчишка, иерарх выскочил из микроавтобуса, чтобы сфотографировать аиста в полёте.
Три священника, сидевшие рядом друг с другом в салоне машины, переглянулись. Благочинный напрягся, думая, как себя вести в необычной обстановке. Отец Иоанн вышел из салона и взглянул в небо. Солнце напористым лучом пробивало себе путь сквозь облака.
Из микроавтобуса с нарочитой улыбкой вышел благочинный. Хотел сказать: «Увидеть аиста – хорошая примета», но вовремя спохватился. Решил, что лучше – молчать. Новое начальство, как новая метла, сметёт и не заметит. Лишний раз лучше не показываться на глаза. И – тихо вернулся в машину.
- Вот, вот, – указал рукой Лазарь секретарю епархии. – Видишь, отец Виктор? – И снова защёлкал фотоаппарат.
- Да, вижу, владыка.
Аиста атаковал коршун. Он, воспользовавшись внезапностью, сверху набросился на птицу, которая вдвое была больше его, и нанёс удар, другой.
- Смотри, смотри! Схватились!– выкрикнул архиерей, ничего больше не замечая вокруг. Он очерчивал фотоаппаратом круги в воздухе, стараясь поймать в кадр птиц, боровшихся за место обитания.
Аист сумел развернуться и сильно ударить клювом-копьём противника, так что коршун, нелепо кувыркаясь, далеко отлетел в сторону, а вырванные тёмные перья закружились в воздухе.
- Другой! – выкрикнул Лазарь, увидев второго коршуна. – Откуда он взялся?
- Может, гнездо недалеко? – предположил отец Виктор, закинув за голову правую руку и нервно поглаживая шею.
- Гнёзда коршуна и аиста рядом? – удивился архиерей, посмотрев на расстроенного секретаря. – В природе такого не бывает.
- В природе всё бывает, владыка, – неохотно ответил тот, наблюдая за ходом битвы в небе. Потом быстро прибавил: – Скорее всего, коршуны кого-то выселили из гнезда.
- Как же коршуны и аисты живут рядом, если враждуют?
- Несовместимое в природе или уживается, или сильное выживает слабое, – секретарь епархии, молодой высокий монах, в сильном волнении сорвал с головы скуфью и смял её в руках. Он делал по два широких шага то в одну, то в другую сторону, словно танцевал перед тем, как броситься на помощь непокорному длинноногому воину.
В это время три священника, сидя в машине, нетерпеливо поглядывали на архиерея и между собой тихо обсуждали своё положение.
- И сколько нам здесь сидеть? Дела ждут, – нервничал рыжий иерей Андрей.
- Сколько владыке понадобится, чтобы фотосессию закончить, – с мрачной ухмылкой сказал тучный батюшка. Ему было тяжело сидеть: затекли спина и ноги.
- Поскорей бы к одному концу… – как лопатой, рубанул отец Николай.
Благочинный, сидевший на переднем сиденье, повернул голову в сторону подопечных и тоскливо вздохнул. Священники замолчали.
Схватка в небе продолжалась. Вдвоём ловкие хищники с двух сторон ранили острыми клювами прекрасную птицу. Одинокий аист мощными ударами отбрасывал врагов, но, даже раненные сильным противником, хищные птицы продолжали отчаянно биться.
- О! – вырвалось из груди отца Виктора. Детское восхищение засветилось на его суровом лице.
- Это самка летит на помощь, – тихо проговорил отец Иоанн и улыбнулся. Только сейчас он заметил, что прислонился к машине и левая часть рясы была в густой серой пыли. Священник стряхнул с себя пыль.
Два аиста поднялись высоко над тополями. Самка, налетая, со свежими силами больно разила врагов. Уставшим, израненным коршунам было нелегко отбивать её удары, но они не думали сдаваться. Бились насмерть. Аисты поднимались всё выше, и коршунам было труднее нападать.
Хищники поплатились за свою дерзость. Один коршун погиб. Другой улетел. Аисты не стали его преследовать. Долго кружили над тополями. Не обнаружив угрозы, спустились к гнезду. Самка сразу пропала из поля зрения, наверно, села на яйца, а самец ещё некоторое время возвышался над гнездом, охраняя покой семьи.
- А ближе можно подъехать? – поинтересовался у секретаря архиепископ.
- Не спугнём?
- Мы тихо.
- Хорошо, владыка, – живо отозвался отец Виктор.
Благочинный, не вникнув в смысл вскользь услышанных слов, сказанных архиепископом секретарю, подумал, что святитель Лазарь закончил «фотосессию». Смело спросил:
- Теперь к отцу Иоанну, владыка?
- Успеем по приходам проехать, – твёрдо сказал иерарх. И задорно заговорил со своим секретарём: - Никогда раньше не видел аистов, а читал о них много. Аист – символ домовитости и удачи. Необыкновенная птица. Чувствует добрых людей. Около них и селится. Потому что добрые люди с природой в ладу живут. Теперь аистов истребляют. Считают, что они являются виной исчезновения лягушек, а без лягушек развелось много кровососов. По-моему, дело не в аистах, а в людях. В больших городах всё больше наступает на экосистемы технократическая цивилизация. Разрушаются гнездовья птиц. Варварство. Только в глубинке и можно увидеть живых аистов.
Подъехали к усыхающему тополю. На его однобокой несформированной кроне расположилось гнездо аистов. Увидев людей, самка защёлкала клювом.
- Забеспокоилась, родимая. Не бойся, – мягко успокаивал отец Виктор сидящую в гнезде птицу, будто разговаривал с близким человеком.
Солнце, немного раздвинув лучами занавес облаков, с трудом просунуло в прореху янтарный лик и засветилось радостью.
- Солнце показалось. Может, распогодится, – с надеждой сказал архиерей.
Сделав несколько снимков, священноначальник и секретарь, довольные, забрались в микроавтобус. Благочинный не произнёс ни слова, смиренно ожидая указаний. Священники молча смотрели через стекло на проезжающие машины.
Раззадоренный творческой удачей, святитель Лазарь говорил громче обычного. Сидящие в салоне пассажиры духовного звания прислушивались к разговору.
- Вот так и в жизни человеков, отец Виктор. Зло не дремлет. Нападает, когда один – без Бога. Идёт постоянная битва. Война добра со злом. За души человеческие идёт сражение. Сегодня аисты одержали победу. Один коршун погиб. Но другой улетел. Значит, вернётся. И не один вернётся, чтобы согнать аистов с гнезда. Так и зло делает. Где нет добра, то место занимает зло.
Отец Иоанн, слушая слова архипастыря, обращённые к молодому монаху, думал: «Всё просто. Каждый об этом знает. На словах – все на стороне добра, а в жизни… Самое трудное – бороться со злом в своей душе. Не от случая к случаю, а по-настоящему. Если начну, то каждый день превратится в битву. Готов ли я к такому подвигу?»
Подъезжая к поселковому молитвенному дому, архиерей увидел небольшую кучку встречающих. Человек десять. Он медленно вышел из микроавтобуса, вглядываясь в людей. Несколько женщин среднего возраста, остальные – бабушки. Искренняя радость розами цвела на их лицах. И мохнатые, нависшие над глазами брови строгого иерарха приподнялись. Детская непосредственность вспыхнула во взгляде на мгновение и снова спряталась под надёжным укрытием. По обычаю, владыка поцеловал хлеб-соль. С благодарностью принял красивый букет. Старушки, постоянные прихожанки, получили с архиерейским благословением бумажные иконки.
По деревянному некрашеному крылечку архиепископ прошёл в молитвенный дом, обшитый тёсом.
Церквушка приятно пахнула слабым ароматом ладана. Высокий иконостас отделял мир земной от Небесного. Земной мир был уютен: панели голубого цвета, белый потолок, чистые половички на крашеном полу. Иконы на стенах напоминали о Божьем присутствии в повседневной жизни христианина, а маленькие, узкие окна в четверике, пропускающие неяркий свет, – человеческую жизнь в полумраке греха.
- Четыре года назад силами прихода начали строительство Ксениевской церкви. Без целевого стабильного финансирования. Богослужения совершаем пока здесь, в молитвенном доме. Сами мы называем его церковкой. По воскресным дням и по двунадесятым праздникам помогает мне отец диакон Анатолий, – рассказывал Евтеев.
Архиерей, не отводя глаз, смотрел на визави. Седина иерея придавала ему степенности, даже солидности, а это качество архиерей ценил в попах. Ему нравилась и манера отца Иоанна неспешно говорить, и проницательный взгляд. «Умный поп, – думал архипастырь. – На такого можно опереться. Только в глазах сомнение. Какая-то думка сердце его гложет. В других попах я увидел суетность и уверенность в себе».
- На клиросе – пять певчих, среди них – матушка, – продолжал Евтеев. – Она же руководит воскресной школой. – При этих словах архиерей довольно кивнул. – Верующих на приходе немного. Около пятнадцати прихожан посещают храм по двунадесятым праздникам и причащаются не чаще четырёх раз в год.
- Люди сейчас мало думают о вере, – вставил священноначальник.
- Да, забегут несколько раз в год свечку поставить, – подхватил настоятель церковки.
- Взрослые об экономическом кризисе говорят. Только о кризисе духовном не признаются сами себе. Молодёжь ещё податлива, её и надо приобщать к христианским ценностям. Активнее вести миссионерскую деятельность, особенно в Воскресной школе. Чтобы дети впустили в своё сердце Христа…
Слушая архипастыря, священник размышлял: «Что же получается? Хочу убежать от лицемерия, правды желаю… А нужно… лицемерить. На чьи деньги храмы строятся?! Разве те богачи, которые платят за прощение своих грехов, не в плену духовного кризиса пребывают?! Как же можно честно Богу служить? Это не служба. Торгашество. – Вспомнился рассказ благочинного о священниках-предпринимателях, не желающих служить в храме, когда наступает пора бизнеса – «основного дела жизни». – Противно это Богу! И мне противно. А сказать об этом нельзя – назовут последователем врагов Церкви. А дальше – наказание».
- Как думаете, может, в Ксениевскую церковь чаще ходить будут? – неожиданно прозвучал вопрос святителя Лазаря.
- Может быть… – очнулся от размышлений отец Иоанн. И, спохватившись, уверенно сказал: – Владыка, дело, видимо, в том, что в Фансово всегда было много баптистов. У них своя церковь, а точнее, молельня. Они не признают православных икон, не почитают святого Креста…
- А, вот почему в этой местности сто лет не было церкви, – прервал священника архиерей.
- Да. Здесь, говорят, каждый пятый был баптистом. Не знаю, насколько это правда. Но люди здесь своеобразные.
- И в чём их своеобразие? – заинтересовался архиерей.
- Не за верой в церковь приходят, даже старые люди, – осмелился высказать Евтеев то, что наболело. – Не умеют себя вести в православном храме. Культуры нет. Не молятся, а разговаривают друг с другом. Во время литургии повернутся к Царским Вратам задом и громко разговаривают, мешают молиться христианам. Замечание сделать опасно: могут жалобу написать.
- Но всё же надо останавливать такое поведение в храме, – посоветовал священноначальник. – Нужно объяснять прихожанам, что соборная молитва имеет особое благословение. Красивые проповеди тут совсем не нужны. Недовольные есть? Нам никуда от них не деться. Жалоб в любой митрополии хватает, и каждая жалоба рассматривается, проводится расследование. Невиновных не наказывают.
Отец Иоанн по-своему осмыслил слова архиерея: «Невиновных не наказывают, а переводят в другое благочиние. Или митрополию». Но вслух не произнёс ни слова.
- Чтобы повести за собой людей, нужен личный пример, – вглядываясь в иерея, сказал архипастырь. – Необходимо так служить литургию, чтобы горело сердце священника. И от этого огня становилось бы тепло и светло молящимся. Помните, в советской школе на уроках литературы мы изучали рассказ Максима Горького?
- Нет… Сразу не приходит на память.
- Надо сказать, что в советской школе превосходно была поставлена идеологическая пропаганда. Легенду о Данко, который вырвал сердце из груди, неужели не помните?
- Данко? Помню, хорошо помню.
- Нужно быть таким Данко, чтобы повести за собой людей, – радушно улыбаясь, подытожил сказанное архипастырь. – Если будет мир в сердце священника, то сердца прихожан засветятся счастьем …
Священноначальник побеседовал и со старостой молитвенного дома – матушкой Анной, очень рассудительной женщиной – о текущих хозяйственных вопросах.
- Есть ли прихожане, готовые помогать безвозмездно? – задал волнующий его вопрос.
- Мало таких, владыка, – с горечью ответила староста. – Есть два старичка, которые, насколько сил хватает, помогают. Зимой дров наколют, воды натаскают на Крещение, территорию от снега почистят. Летом и осенью тоже не оставляют нас без помощи. Вот вдвоём они постоянно и помогают. Посоветовались мы с отцом Иоанном и решили им хоть немного доплачивать, а то как-то неловко перед старичками.
- А молодые есть?
- Есть, – в голосе старосты прозвучала ирония. – Да только их не дозовёшься. Они ждут оплаты за труд. За каждый шаг. Говорят, наймите нас за хорошую оплату, и мы всё сделаем, как скажете.
Архиерей покачал головой.
- Очень хорошо выручает сестричество. Женщины наши в порядке содержат молитвенный дом. Безвозмездно, – похвалилась староста. – Но всё равно расходов хватает, владыка. Приходится платить истопнику и электрику, по мере надобности. Ничего не остаётся от пожертвований прихожан.
- Частные пожертвования принимаете?
- Конечно. Без них бы стройка остановилась.
- Понимаю, – сочувственно кивнул иерарх. – Хорошо финансируется патриархией только строительство больших храмов, например кафедральных. Остальные приходы крутятся, как могут.
Архиерей не задержался в уютной церковке, хотя и остался доволен посещением. Ему не терпелось разглядеть строящийся рядом храм.
Вслед за архиереем из молитвенного дома степенно вышел благочинный, за ним – староста. Отец Иоанн ощутил цветочный аромат мёда, будто душа прикоснулась к наивному, детскому счастью, давно забытому. Как беспечный ребёнок, он поднял глаза к небу и улыбнулся узким острым лучам солнца, вспоровшим воздушные тела серых облаков. Земля мягко вздохнула, пригревшись под нежными солнечными лучами, и дождинки украсили зелёные мягкие волосы земли разноцветными огоньками, похожими на сияние дорогих самоцветов. Слабый ветерок потягивал с восточной стороны.
Архиерей прошёл вдоль будущего храма, всматриваясь в кирпичную кладку. «Добрая кладка», – порадовался он про себя. Но всё же обернулся к священнику и, сдерживая желание похвалить за хорошую работу, спросил:
- Прочно стены поставлены, на века?
- Прочно, владыка. Сам следил за работами. Я же в прошлом строитель. – И начал со знанием дела рассказывать о толщине стен в четверике, трапезной и алтаре, о распорках, армировании, перемычках, СНиП …
- Вижу: вы хороший специалист, отец Иоанн, – не смог сдержать восхищение архиерей.
Прямоугольное здание из красного кирпича, с объёмной, вытянутой к северу трапезной, внешне напоминало корабль. Священноначальнику с первого взгляда храм понравился: без модных нововведений. Окинув взглядом высокую четырёхъярусную колокольню, прикинул в уме: «Метров восемьдесят будет». Деловито спросил старосту:
- Матушка Анна, колокола ещё не заказывали?
- Заказали, – кивнула та в ответ. – На днях привезут с языками и хомутами.
- Дорого?
- В проверенной фирме заказали. Берут по-божески… Но для нас и это очень дорого, владыка, – наморщила лоб староста. – Пожертвования благодетелей потратили все. Вот закончатся отделочные материалы, – указала рукой на храм, – и стройка заморозится. До следующего пожертвования.
- Какая сумма в смете указана? – в глазах архиерея метнулся огонёк беспокойства.
- Этим, владыка, ведает казначей, – развела руками матушка Анна. – Я по хозяйственной части. Всё у него, у казначея.
- А разве в маленьких приходах не староста распоряжается финансами? – удивился архиерей и посмотрел на благочинного.
- Нет, владыка, – кашлянул благочинный и затоптался на месте. – Так было заведено ещё владыкой Григорием.
Архиерей повернулся к священнику:
- А вы знаете?
- Не помню, владыка, – смутился батюшка. – Так сразу сказать не могу.
- Обустройство храмовой территории запланировано? – с надеждой на утвердительный ответ священника спросил архиепископ.
Отец Иоанн охотно рассказывал о планах по обустройству территории храма, а благочинный нервничал: впереди знакомство с другими храмами, а ведь необходимо ещё успеть к всенощной.
- А что внутри? Покажете? – доброжелательно обратился священноначальник к отцу Иоанну.
- Начнём с притвора. Пройдёмте, владыка.
Архиерею нравился профессиональный подход к делу этого священнослужителя. Поднимаясь вслед за ним по деревянным подмосткам, иерарх размышлял: «Такой человек не помешал бы в отделе по реставрации и строительству. Присмотрись, Лазарь, к этому попу, присмотрись».
Вошёл в здание. Привычные звуки от шагов поползли понизу, обвиваясь вокруг ног. Священноначальник почувствовал, как неприятно защекотало в носу от пыли. Немного света проникало с улицы через открытую дверь и из средней части храма. Темновато. Но это порадовало: строители сохранили церковную традицию. В притворе должно быть только искусственное освещение: здесь верующий человек оставляет мысли о земном, греховном, прежде чем входит в собственно храм, Божественные объятия.
- Хорошо, – проговорил он, опередив отца Иоанна. – А то видел я современные храмы с окнами в притворе.
На пыльном полу кляксами расползлись серые и белые разводы. Около одной стены стояли два бака с водой, несколько пустых деформированных вёдер, неполные мешки с цементом и побелкой.
- Нет, владыка. У нас классический стиль, – успел вставить батюшка.
Архиерей вдруг услышал резкие звуки и тут же вспомнил, что трое других священников ожидают его в микроавтобусе.
- Что там? – кивнул архиерей, глядя перед собой. Быстро прошёл вперёд. За ним поспешили отец Иоанн, благочинный и матушка Анна.
Гулко раздавались шаги людей, вошедших в четверик. Здесь было светло: из шести больших окон в верхней части стен лился мягкий свет.
- Штукатуры ещё работают, не ушли на обед, – сказал отец Иоанн, и игривое эхо закружило его слова, подбросив их сначала к куполу, а затем ударив ими о стены.
- Вижу, – проговорил владыка Лазарь.
Огляделся. Потолок уже побелён. Стены тоже почти готовы. Штукатуры, немолодые мужчины, стояли на полу, заканчивая работу над последней стеной. Один работник из оцинкованного таза набирал концом кельмы жидкий раствор и резким движением набрасывал его на армированную сетку. Второй разглаживал шпателем грунтовку. Третий шёл следом за первыми двумя штукатурами и сверху вниз разглаживал правилом слои штукатурки. Работали ловко, и архиерей невольно залюбовался.
- Хорошие мастера. И непьющие, – сказал Евтеев, такой же высокий, как и владыка Лазарь.
Архиепископ молча отправился в алтарь. В алтаре было светло от трёх светопроёмов. Центральный ориентирован на восток.
- Хорошо, – оценил архиепископ работу иерея. Предупредил благочинного: – Сейчас едем в следующий храм. Я подойду к машине. Идите, отец Александр. – Повернулся к старосте: – Спасибо, матушка Анна, за ваши хлопоты.
Староста крестообразно сложила ладони и присела, склонив голову:
- Владыка, благословите.
- Бог благословен.
Выйдя на улицу вместе со священником, святитель Лазарь спросил его:
- Ну, как, отец Иоанн, достроите храм?
- Есть и желание, и надежда, что достроим, – уверенно ответил батюшка. И тут же подумал: «Собираюсь выйти из сана, а сам даю обещания. Кто меня за язык тянет?»
Когда довольный владыка собрался уезжать, иерей попросил у него благословения на поездку в Оптину пустынь.
Архиепископ спросил:
- Зачем вы хотите ехать в монастырь?
Священник честно ответил:
- Хочу спросить совета старца Илии: служить мне дальше или нет?
Архипастырь пристально посмотрел на отца Иоанна:
- Хотите присоединиться к монастырской братии?
Иерей растерялся:
- Нет.
Видя смущение батюшки, святитель Лазарь добродушно сказал:
- Во-первых, старца Илии уже нет в Оптиной пустыни. Он духовник патриарха Кирилла и живёт в Переделкино. Во-вторых, от человекоугодливого послушания рождается ложное послушание.
На щеках Евтеева выступил румянец. Он опустил голову. Архиерей решил проверить свою догадку:
- Если вас тяготит священнический сан… – помолчал, ожидая ответа священника. Не получив никакого ответа, продолжил: – Любое дело должно быть душеспасительным. Если священство вам не под силу, только напрасно повредите душу.
Отец Иоанн стоял перед архиереем с опущенной головой. Седеющий мужчина вдруг вспомнил, как в детстве вот так же стоял перед дедом Яшей – фронтовиком. Тот уличил его, мальчишку, в воровстве яблок из домашнего сада.
Дед Яша был одиноким стариком: жена умерла, а единственный сын работал на Севере, погнавшись, как говорили взрослые, за длинным рублём. Сад был отрадой больного деда. Осенью фронтовик всем раздавал яблоки, почти ничего не оставляя себе. Особенно любил детей. И Ваня подумал, что нет большой разницы, самовольно ли он сорвёт яблоки в саду или получит их из рук деда. Сад был обнесён натянутой тремя рядами проволокой, через которую пролезала любая уличная собака. Такое ограждение не позволяло забрести в сад только корове или лошади. И совестливому человеку. Для многих ребятишек «открытая» ограда не считалась препятствием. Они, заранее договорившись, собирались поздним вечером стайками и под прикрытием темноты пробирались в сад. Набросав за пазуху яблок, быстро скрывались. Фронтовик жаловался на следующий день соседям, говорил, что видел убегающих «сорванцов», но никого не мог поймать за руку.
Родной дедушка не позволял Ване «грабить фронтовика», чтобы не стать «ползучим гадом». Он постоянно напоминал внуку, что на доме деда Яши недаром установлена красная звезда: дед Яша – один из героев войны, который «не отдал страну на поругание фашистам, берёг Родину, как сын бережёт мать». На улице старика уважали. Родители требовали от детей называть фронтовика только по имени-отчеству – Яковом Михалычем. Все дети знали: сказать невежливое слово фронтовику или не поздороваться с ним при встрече – значит, получить дома нагоняй.
Ваня, как и все ребята, боялся наказания, но всё равно забрался в сад к старику. Пухлого мальчишку фронтовик поймал за руку. «Пацанёнок» не пытался вырваться из слабых рук Якова Михалыча, хотя мог это сделать. Вначале старик хотел пожаловаться родителям «сорванца», но, услышав, как «пацанёнок» искренне раскаивался в проступке, отпустил без обиды.
На душе Ивана скребли кошки. Мальчик и себя считал виновным в том, что дедушка Яков Михалыч вскоре слёг. Ваня не посмел зайти в сад даже после смерти его хозяина. Когда проходил мимо небольшой усадьбы деда Яши, то казалось впечатлительному мальчику, что старый деревянный дом потемнел, словно постарел ещё больше, переживая горе. И сад обречённо качал ветвями, будто оборонялся от взрослых людей, что приходили и собирали урожай в вёдра, как в собственном саду.
И вот сейчас, находясь перед архиереем, отец Иоанн почувствовал себя глупым «пацанёнком». Его сверлил стыд, переходящий в благоговейный страх. Стыд и страх за то, что, простояв четыре года у престола, присутствуя при Великом преложении хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы, он хотел уйти навсегда, вычеркнув из жизни Бога. Но возможно ли перечеркнуть прожитую судьбу, которую выбрал по велению души?
- Благословляю поехать в Оптину пустынь, исповедаться и причаститься, – без лишних разговоров произнёс архиерей. – И приложитесь к мощам преподобного Амвросия. – Повернулся и быстро зашагал к микроавтобусу, стоявшему в тени невысоких деревьев.
Иерей про себя согласился: «Может, для меня так лучше. Неизвестно, что сказал бы старец. Разбередил бы я только себе душу ещё больше. Бог знает нужды своих чад».
СНОСКИ:
* СНиП – строительные нормы и правила.
Светлана Грачёва
Воскресенск
Продолжение http://proza.ru/2018/05/02/1051