Лиза и дом
1.
Лиза подошла к дому, но у Дома не было двери.
Дверь просто исчезла. На её месте была бревенчатая стена, как и с трех других сторон Дома: потемневшая от времени, бревна дряхлые и покрытые мхом, между ними кое-где торчит пакля. А двери будто и не было никогда. Лиза выругалась, поставила пакеты с продуктами на крыльцо, села на ступеньку, набухшую мартовской влагой, и закурила.
Лиза жила одна. Полгода назад тётя ушла в сторону реки. Все женщины в её семье уходили в сторону реки. Прабабушка, бабушка, мать, и последней ушла тётя. Никто в деревне не знал, почему и куда они уходят, это была семейная тайна. Знали только они и Дом. Деревенские держались подальше от их семьи, хоть и помогали, если требовалось. Они ещё не знали, что Дом - живой. И с непростым характером.
Самая большая трудность была в том, что у Дома нет лица. У маленьких окошек, обрамленных стёртыми, когда-то белыми наличниками с узором, всегда одно и то же выражение. Они просто отражают небо. Пока не начнёшь с ним разговаривать, ни за что не поймёшь, что нужно Дому. Каждый раз это была игра вслепую, что порой вызывало чувство бессильной злости.
С другой стороны, оставаться снаружи не так уж плохо. По крайней мере, здесь Лизе составляли компанию яблоневые деревья, кусты, уходящая в сторону села дорога, а вдалеке виднелся лес и электрические вышки. Недавно дверь исчезла так же внезапно, только Лиза осталась внутри, а ей очень нужно было в город.
Дом стоял на отшибе. Он был, возможно, старше всех Домов в деревне, которые уже не раз сносились и перестраивались, обзаводились гаражами и электричеством. Но этот отказывался от новшеств. Он стоял на своём так крепко, что фундамент почти полностью ушёл в землю. Он местами сильно покосился, и смотрел на окружающий пейзаж хмуро и космато.
Голос у Дома был тихий, низкий и как будто приглушенный. С элегантной и порхающей тетей они, кажется, были хорошими друзьями. Но с хмурой и неразговорчивой Лизой пока не получалось найти общий язык. Дому, кажется, тоже было с ней нелегко.
Реки отсюда не было видно, за обрывом как будто сразу начинался другой берег. Лиза предпочитала не смотреть туда. Ей больше нравилось смотреть на дорогу, ведущую к деревне и железнодорожной станции.
Лиза сидела на ступеньке и понимала, что скоро начнёт мерзнуть. По глупости она надела легкую флисовую куртку: пригревало солнце, а ей всего лишь дойти до магазина и обратно, подумаешь. Но солнце давно скрылось за облаками. Начинало темнеть и холодать.
- Ты должна сказать пароль, – услышала Лиза усталый голос Дома у себя за спиной. Она немного вздрогнула, так как он вырвал её из размышлений, и удивилась, что Дом заговорил первым. Видимо, ему надоело ждать. Она посмотрела на пакет с едой.
- Треска.
- Неверно.
Она огляделась вокруг.
- Рябина
- Нет.
Лиза начала вспоминать всё, о чем читала в последнее время. Ей пришлось самой осваивать школьную программу. И она просто любила читать.
- Параллелограмм... Просодия. Гекзаметр.
- Нет. Одно слово за раз.
- А я могу задавать вопросы?
- Нет.
Лиза нетерпеливо цокнула языком, уставилась на забор, который уже накрывали ночные тени, и начала вспоминать корешки всех книг, которые стояли на полках.
- Садоводство.
- Не-а.
- Словарь.
- Ты обо мне совсем дурного мнения
- Ах, простите. По-моему, ты просто надо мной издеваешься.
Чем больше сгущались сумерки, тем больше подкрадывался холод и портилось настроение у Лизы.
- Ответ неверный.
Лиза достала ещё одну сигарету, и огонёк зажигалки дал немного тепла. Она курила в молчании, облокотившись на крыльцо. После долгой паузы дом вздохнул:
–Я просто хочу, чтобы ты чему-то научилась. Я пообещал твоей тёте перед тем, как... Ты же знаешь.
Лиза докуривала сигарету, от холода изнутри начинала пробирать дрожь. Она злилась. Знает ли сам Дом, чего от нее хочет?
- Я замёрзла, пусти.
Сигарета закончилась, и Лиза не стала тушить её о крыльцо, хотя очень хотелось. Втоптала её то ли в замерзающую грязь, то ли в снег, то ли в прошлогоднюю траву. На улице окончательно стемнело. Поднявшись по ступенькам, она с облегчением нащупала дверную ручку и замочную скважину. Дверь со знакомым скрипом открылась, Лиза занесла пакеты и включила свет.
- Но с паролем мы ещё не закончили. – Деловито буркнул Дом, как бы на всякий случай.
2.
В сенях Лиза нащупала фонарь, зажгла внутри него свечу, сняла сапоги и тихо прошла в комнату, закрыв за собой деревянную дверь. Войдя, она зажгла фонари, стоявшие по периметру комнаты. Каждый из них осветил свой маленький участок на столе, буфете, древнем сундуке с одеждой, на печной полке. В дрожащем полумраке уже можно было разглядеть книжный шкаф, кровать в углу, кресло рядом с кроватью, очертания предметов, развешанных по стенам: землемерный циркуль, старый бинокль, кожаная почтальонская сумка, пучки трав, рыбацкая сеть. Они отбрасывали крупные тени странной формы. Рядом с сетью была пристроена полка с камушками, ракушками и другими речными драгоценностями.
История Лизиной семьи разлиновывала дом продольными и поперечными линиями, а тайна делала воздух плотным и пахнущим водорослями.
Лизина пра-пра-пра-прабабка, самая первая в их роду, была Хранительницей Реки. В один знойный полдень простой деревенский парень увидел её на берегу заводи, в окружении прохладных ветвистых теней, и влюбился. Он был добр и чист сердцем, и она также его полюбила. Увидев, что они не в силах расстаться, Река выпустила свою деву-Хранительницу в неизвестный мир, но только на время.
Молодая речная жена и её земной муж построили свой Дом и дали начало роду: у них родилась дочь. А через одиннадцать лет пришло время выполнять уговор и возвратиться к Реке. В семье рождались только дочери, и уговор с Рекой продлевался на каждую из них. Рано или поздно, они все уходили к Реке.
Они с детства знали, что это будет длиться семь поколений. Человеку со стороны такой уговор показался бы проклятием. Поэтому и не стоило никому рассказывать. Человек со стороны стал бы искать способ нарушить уговор, а это всегда только портит естественный ход вещей.
Уговор -это совсем другое. Река хотела побольше узнать о Земле, прикоснуться к непонятному её миру. А дочери ей в этом помогали. За свою земную жизнь они выполняли разную работу: были почтальонами, землемерами, лесниками, выращивали пшеницу.
Лиза никогда не видела отца или деда. Возможно, Дом их выгнал. Это было бы вполне в его духе, Дом не любил людей со стороны. А возможно, они ушли сами, не выдержав плотности семейной тайны.
Лиза как раз была из седьмого колена. Она гадала, что это может значить для неё и для её будущих детей.
3.
Рядом с креслом на тумбе стоял большой подсвечник в виде дерева. Шестнадцать свечей сидели на ветвях в полуоткрытых шарах из стекла. Его зажигали специально для чтения в тёмное время суток.
Лиза читает книги и пытается примерить жизнь других людей на себя. Иногда она читает о далёких путешествиях, о пилотах и следователях, о банкирах и преступниках. Все эти люди, как тени от солнечного света на сетчатке глаза, лишены для Лизы объёма и смысла, и быстро растворяются на задворках памяти. Она точно знает, что это не её истории.
Лиза больше любит читать о врачах, о животных и растениях. Но любимая книга Лизы - геологическая энциклопедия с цветными иллюстрациями, на которых изображены различные породы камней. Она любит представлять, какие они на ощупь, или как поблёскивают на солнце вкрапления кристаллов. Она любит землю, и с нетерпением ждёт, пока оттает почва, и она будет перемешивать лопатой песочные, глинистые, каменистые слои, наблюдать их структуру и тайную жизнь. А когда наступит лето, она отправится в город, чтобы поступить в колледж и со временем стать экспертом по внутреннему миру земли.
4.
Лиза помнит время, когда Дом вызывал у неё страх. В детстве она чувствовала, как Дом воспитывает её. Даже когда он молчал, она ощущала его странные негласные правила, что следует делать, а что - нет, куда можно ходить и о чем разговаривать.
Лиза подметает, и ей кажется, что Дому щекотно - он как будто беззвучно хихикает и подрагивает, особенно если мести вдоль плинтусов. Она уже не способна его бояться.
Примерно за месяц до отъезда она стала чувствовать, как будто в доме стало больше воздуха. И как будто каменные плиты, на которых до сих пор стояла её жизнь, размываются подземными водами. У этого даже есть название… Нужно только достать энциклопедию с полки.
- Вот ты и разгадала пароль, - выдохнул дом мягко и устало.
5.
Лиза спит, и во сне оказывается на берегу. За спиной - крутой песчаный обрыв с вкраплениями известняка. Если приглядеться, можно различить тропинку, где то и дело возникают белёсые камни, которые как будто светятся в предрассветных сумерках. До воды её отделяет пара шагов. Лиза идёт к воде...или нет, ползёт на четвереньках. Она видит своё отражение: маленькие черные глазки выдры, крупная усатая мордочка, но это её совершенно не удивляет. Что-то зовет её туда, в воду. Она сама чувствует себя водой. Она не ныряет, а скорее вливается в течение, течёт вместе с рекой, изредка перебирая лапками. К рассвету нужно достичь заводи, думает Лиза. Что-то ждёт её там. Это какой-то особенный день.
Оказавшись в заводи, она видит свою семью. Это самое большое счастье - снова оказаться среди родных. Плыть стайкой игриво перегоняя друг друга. Целый клан стремительных живых ручейков с тёмной шкуркой. Это они подгоняют рыбу, это они направляют реку, это они ломают лёд весной.
А земля по-прежнему уверена в себе и не хочет ничего знать.
6.
— Ты здорово уходишь от удара. А бьешь слабовато. Как будто боишься обидеть. Не жалей противника. Вот так.
Тяжелым медвежьим кулаком тренер ударил по кожаной груше, на которой осталась внушительная вмятина. Таким ударом можно было легко сломать пару ребер. Лизе даже захотелось услышать этот звук: как ломаются чьи-то ребра. Но едва ли хотелось ломать самой. Лиза в этот момент думала о том, что кости состоят из тех же минералов, что хранятся в земле, что земля, во многом, это тоже чьи-то кости.
После трех месяцев занятий она научилась получать удовольствие от ударов. Может, ей и не хватало силы, но движения стали более быстрыми и точными. Как будто она сыпала острыми аргументами в споре. Или ловила рыбу руками — у нее иногда получалось.
Люди на улице иногда ведут себя опасно, и навыки самозащиты не помешают, думала Лиза.
7.
В первые дни учебы в колледже Лизу поглотила новая обстановка. Такое количество людей было непривычным и пугающим. Она старалась держаться в стороне от быстро сплотившихся компаний вчерашних школьников, хотя с интересом прислушивалась к тому, что они обсуждали.
— Эй, я тебя знаю! — Однажды услышала Лиза в столовой во время обеда, когда доедала свой куриный суп. Лиза вздрогнула, подняла глаза и увидела худенького парня с жидкими пшеничными волосами, который тоже показался ей знакомым. — Мы, кажется, живем в одной деревне.
Лиза не знала, что ответить, и смотрела на парня очень пристально и нахмурившись. Это его, кажется, смутило.
— В общем, я Петр. — Сказал он, слегка смутившись. — Ладно, увидимся еще, перерыв короткий.
Она так ничего и не ответила, только обернулась, наблюдая, как Петр удаляется с коричневым подносом в другой конец столовой.
8.
Лизе шесть лет, и они с мамой пошли на берег. Лиза играла с речным песком, перемешанным с речными камушками. Она построила большую насыпь и начала руками прорывать в ней тоннель.
По пляжу носились с мячом мальчишки. Они оказались на опасно близком расстоянии от Лизиного сооружения, и, прежде чем она успела среагировать, одного из мальчишек толкнули, и тот наступил точно в центр ее постройки, обрушив хрупкие стены тоннеля.
— Эй, смотри, куда идешь! — Лиза закричала от обиды и набросилась на упавшего мальчишку с кулаками. Ему еле удалось вырваться и, хохоча, он догнал своих друзей. Потом, показывая на Лизу, что-то сказал им. Лиза не расслышала, но внутри нее закипела еще большая злость.
9.
— Ты хочешь строить мосты? — Лиза очень старалась сдержать себя и не подавиться от смеха. Петр наверняка забыл этот эпизод из детства. Они с вместе обедали в столовой. Прошло несколько месяцев с момента их нового знакомства. Они учились на разных отделениях, но иногда пересекались вот так, невзначай, в столовой или во дворе.
— Да, я собираюсь после колледжа в какой-нибудь универ, чтобы выучиться на инженера.
Лиза тут же представила, какими будут его проекты. Мысли о будущем у Петра смело перескакивали, будто с одного камушка на другой. Проекты будут такими же: воздушные на вид, но уверенные в прочности своих опор. Никаких тревожных подводных течений.
— Собираешься на каникулы домой? — Спросил он в начале декабря, когда первая сессия была уже на носу. Лиза пожала плечами.
— Надо бы заехать проведать... дом. — Она тут же задумалась, говорят ли так о домах, или только о родственниках.
— Я давно не ходил в ту сторону. У нас, вообще-то, разные глупости говорят про ваше место... Короче, хочу сказать, что ваш дом выглядит неважно. Вы ремонт не хотите сделать?
Петр, похоже, был не в курсе, что Лиза осталась одна. Это хорошо. Чем меньше людям известно про их семью, тем лучше. Даже интересно, что именно говорят про их «место», и насколько они близки к истине. Но Лиза решила не спрашивать.
— Я к чему. — Продолжал Петр. — Если хочешь, мы с отцом придем, поможем пару гвоздей прибить, если нужно...
— Посмотрим, — сказала Лиза и улыбнулась, изо всех сил стараясь не выдавать беспокойство ни лицом, ни голосом. Как разведчики в книгах, которые она читала, и которые раньше казались ей чуждыми.
10.
Лиза поняла, что в ее комнату зашел кто-то чужой. Свет был выключен. Лиза спала, отвернувшись к стене, но проснулась от звука медленно открывающейся двери. Шаги были слишком осторожными для ее соседки, которая могла смело передвигаться по комнате на ощупь, что и делала часто, возвращаясь ночью после студенческих посиделок.
11.
Петр изо всех сил избегал Арину. Она приходила к нему во сне, смеялась и манила пальцем, а потом растворялась. Это происходило против его воли.
Петр больше всего на свете не любил, когда что-то шло не по плану. Он прокладывал маршрут, стараясь заранее просчитать возможные препятствия, и железно придерживался его. Родня считала его упрямым. Петр считал, что целеустремленность — не так уж и плохо.
Арина, кажется, тоже так считала.Они учились в одной группе. Арина всегда комментировала, когда он отвечал на занятиях, пыталась шутить невпопад, все время проверяла, как он реагирует, висла на нем, когда они проводили время в одной компании и даже иногда преследовала его, прячась за углами в коридорах.
В семье Петра была легенда, над которой он никогда до этого момента серьезно не задумывался. Говорили, будто давным давно его прапрапрадед полюбил речную девку и сгинул. Теперь ему казалось, что «речная девка» выглядела, как Арина: раскосые глаза, цвета черной безлунной ночи, волосы, падающие мягкими волнами. Преследует, как рыбий хвост, так, что не отвяжешься.
Петр любил идти наперекор. Но чем яростнее он сопротивлялся, тем сильнее его затягивало в бархатистые глаза Арины. Петр был близок к отчаянию. Ему казалось, что просто нужен хороший план.
Так, однажды, он сидел в библиотеке, не способный ни читать, ни думать, и увидел Лизу, соседку с дальнего конца деревни. Они иногда пересекались в столовой или во дворе. Лиза была ужасно серьезной, как всегда. Она погрузилась в книгу и кажется, даже не замечала, что он рядом. Пепельные, немного взлохмаченные волосы отгораживали ее от всего, что происходило вокруг.
Какая же она другая, подумал Петр. Он стал все чаще подходить к Лизе на переменах, специально делая это на глазах у Арины.
12.
Онисим хворал вторую неделю, и лучше не становилось, не смотря на все горькие отвары, которыми Прасковья — так он назвал свою возлюбленную из реки, поила его. Она сидела у его постели, смотрела влажными зеленовато-песочными глазами, трогала его горячий лоб, что-то напевала и нашептывала. Как бы ему хотелось, чтобы не было в ее глазах этой бездонной печали, чтобы их дом снова осветился радостью. Как после рождения первой дочери, Аглаи.
Дочь родилась, как только он закончил строить дом, и казалось, для счастья больше ничего не нужно. Плевать, что в деревне на них косились, особенно, конечно, на Прасковью. Плевать, что родные мать и отец не желали его видеть. И сестра, которая всегда была на его стороне, смотрела теперь с жалостью и отчуждением.
Он видел, как это тяготило Прасковью. Онисим, в конце концов, сам был повинен в том, что она приняла человеческий облик, выбралась на землю и начала жить среди людей. Озираясь, оглядываясь, но со временем привыкая. Самым трудным для Прасковьи было примириться с тем, что ради нее он разорвал все связи с родными. Она тяжко винила себя.
В деревне ходила присказка, что Онисим «вытащил речную девку на свою беду». Даже в те времена, когда они были безгранично счастливы. Здесь, на земле, такое счастье считается постыдным, колдовским, излишним. Деревенские как будто желали, чтобы беда поскорее пришла и исправила то, что выходило за пределы их разумения.
Когда Онисим захворал, молва разошлась еще пуще: навела морок, опутала чарами, отравила, загубила. Больше всех прилагала усилия Марьяшка, бывшая невеста Онисима. Говорят, после его колдовского брака она совсем очумела, начала ходить по бабкам да знахаркам за тридевять земель. Но Онисим не боялся их проклятий и отворотов. Настоящая любовь сильнее ворожбы.
«Как же ты без меня...» думал Онисим, пока взгляд его заволакивало туманом. «Не уйду, не брошу тебя. И наших пташек не оставлю».
Так и не ушел дух Онисима из построенного им дома, хотя оставил измученное болезнью тело.
Через три года Прасковья вернулась к реке. «Утопилась», говорили в деревне. Но он чуял, что она всего лишь ушла назад к своей речной родне. Так тоскливо стало Онисиму, что погрузился он в густую черную мглу. Уснул его дух и как будто навсегда одеревенел.
Но однажды крестьяне, подговоренные Марьяшкой, отправились жечь их дом. Тут Онисим и проснулся, почуяв угрозу. Ему удалось спутать крестьян, разозленных красочным Марьяшкиным враньем. Они ходили кругами посреди поля до самого заката, думая, что идут к дому. Но так его и не нашли. А потом махнули рукой и на дом, и на Марьяшку.
Много поколений он помогал своей семье, пока безжалостно менялись времена, и одна за другой возвращались к реке их с Прасковьей дочери и внучки.
Со временем Онисим начал терять память. Он все больше чувствовал себя домом и все меньше человеком. Только правнучки напоминали о Прасковье, и о том, зачем он здесь, в этих стенах. Но в сырую пасмурную погоду уже и это не трогало его. Только чувствовал Онисим, как плесень все глубже въедается в бревна и мутнеют окна от пыли и старости, и размышлял, долго ли ему быть запертым в этой деревянной клетке. Гадал Онисим, уже и не помня своего имени, кто, что и как сможет его освободить.
13.
Лиза лежала лицом к стене и очень хотела повернуться, чтобы увидеть силуэт человека, который вошел в комнату. Но она не хотела выдавать, что проснулась, чувствуя, что незнакомец медленно приближается. Когда он был в шаге от кровати, Лиза услышала тихий металлический звук, который очень напоминал звук открывающихся ножниц. В одно мгновение Лиза вскочила с кровати, спружинив всем телом, схватила незнакомца за руку, из которой выпал металлический предмет и повалила на пол, лицом вниз. Незнакомец оказался довольно хрупким, на голове у него была шапка, плотно сидевшая на голове.
— Отпусти, я не хотела ничего... такого. — Сдавленно промяукал девчачий голос.
Лиза спрыгнула и тут же побежала к двери, чтобы ее незваная гостья не сбежала. Она включила свет и увидела Арину, тоненькую девчушку из группы Петра, которая постоянно следила за ним, очень стараясь остаться незамеченной. На полу действительно лежали раскрытые маникюрные ножницы.
— Ты что здесь забыла? — Прошипела Лиза. — Ты хоть понимаешь, что это нападение?
Арина сняла шапку, на передней стороне которой стразами было выложено сердечко и какие-то латинские буквы, отряхнула и надела обратно. Нахмурившись, Арина посмотрела на Лизу, поморгала своими оргомными раскосыми глазами, как будто вот-вот расплачется, подняла ножницы с пола, оттолкнула от двери Лизу, и вышла.
— Только попробуй рассказать кому-то. Ненормальная... — Сказала Арина уже на подходе к лестнице. Как будто не она, а Лиза только что вторглась к ней в комнату, вооруженная маникюрными ножницами.
Лиза еще пару минут смотрела ей вслед, не зная, что и думать.
14.
— Может, все-таки объяснишь, зачем тебе нужны были ножницы? — Спокойно и басовито спросила Лиза. Она стояла с одной стороны колонны в фойе колледжа и почувствовала, как с другой стороны кто-то затаился.
Если прежде Арина пристально следила за Петром, то сейчас в фокусе ее внимания оказалась Лиза. Будто темным клубочком ненависти она каталась за Лизой по пятам. Лизе было одновременно забавно и неприятно. Арина ничего не отвечала. Лиза продолжала, стараясь звучать дружелюбно.
— Мы с ним просто из одной деревни. Ничего такого. Но вообще, методы у тебя сомнительные...
Но клубочек уже укатился от колонны, и Лиза не знала, услышала ли ее Арина или нет.
15.
Каждый раз, когда в поле зрения Арины оказывался Петр, она чувствовала, будто неведомая сила подхватывает ее, несет куда-то, заставляет творить всю эту чушь. Но не знала, может и хочет ли сопротивляться. После того, как в поле зрения также появилась Лиза, Карину охватило такое беспокойство, что Лиза также стала предметом слежки. Все, что Арина могла выяснить про Лизу из документов в деканате через своих знакомых, она выяснила. Включая то, что они с Петром были из одной деревни. В соцсетях Лизы не было. Выглядела она очень странно. Никак нельзя было понять, о чем она. Ни по одежде, ни по разговору, ни по манерам. Абсолютно никакой информации. Это и побудило Арину на рискованный шаг: забраться к Лизе в комнату и попробовать добыть прядь ее волос.
Она знала, к кому обратиться, чтобы провести ритуал, приготовить какое-нибудь зелье, и убрать Лизу из поля зрения. Но больше всего Арине хотелось подобраться к ее сути, разгадать ее. Тогда можно будет справиться и самой.
Она ждала, что Лиза обратиться к кому-то — охранникам, полиции, соседям, на крайний случай. Но похоже, Лиза привыкла рассчитывать на себя. Или сама чего-то остерегалась. Что ж, это было только на руку Арине.
Ее не очень волновало, видят ли ее Петр или Лиза, насколько странным было ее поведение и даже то, насколько она сама интересует Петра. На переменах и на занятиях он был равнодушно-дружелюбен. Однако Арине хотелось заглянуть под оболочку, в его мысли, желания и сны.
Она даже не спрашивала себя, что именно хочет выследить, что найти, как приблизить Петра к себе. В этой слежке она абсолютно теряла себя, и это приносило такое облегчение, что стало для Арины наркотиком.
16.
Лиза начала привыкать к Петру. Они болтали о деревне, об учебе, о том, что делать в жизни.
Когда они приехали на каникулы в деревню, Лиза не сразу пошла домой, а приняла приглашение выпить чаю с семьей Петра. Отец широко и бородато улыбнулся, увидев Лизу. Но когда узнал, что она живет вон там, на краю деревни, стал поглядывать на нее, подозрительно прищурившись и думая о чем-то своем. Они сели за большим столом в светлой гостиной комнате. Отец разлил заварку из оранжевого в горошек фарфорового чайника, а потом добавил кипятку из обычного электрического.
— Ну что, сына, пойдем рыбу-то ловить? Лед на омуте крепкий, и нас с тобой вдвоем выдержит. А речная девка-то зимой спит, пожалуй. — Отец подмигнул и резво усмехнулся в бороду.
Петр фыркнул и повернулся к Лизе.
— У нашей семьи есть легенда. Один дальний предок, кажется, брат моей прапрапрабабки по имени Онисим, встретил речную девку. Не знаю, выглядела она как русалка или еще какая упырица. И она затянула Онисима в свой омут. Ну как, не утопила, конечно. Но тот совсем пропал. Ушел на край деревни, выстроил дом и поселился с ней там. Как раз где-то в вашей стороне. Единственный сын в семье, сама понимаешь, какой был удар для всех. Род, считай, прервался. А мы с пацанами на рыбалке до сих пор друг над другом подтруниваем: смотри, мол, речную девку не вылови.
— И что с ним стало? — У Лизы похолодели руки.
— Умер от какой-то хвори. Поговаривали, что речная девка отравила.
«Неправда!» — хотелось вскрикнуть Лизе и рассказать, как все было на самом деле. Что любил он свою речную девку Прасковью по-настоящему, как мало кому дано. И как она его любила. Как дом до сих пор стоит, и живет в нем этот дух, то ли запертый какой-то клятвой, то ли по собственному желанию...
Молчи. Прозвучало тихо в ее голове. Лиза поняла, что вся эта история развернулась перед ней только сейчас. Никто не рассказывал ей, как все было, от начала до конца. А тут оно возьми и сложись, как ясный день, прямо перед ее глазами.
Молчи. Молчи. Молчи. Да уж, согласилась Лиза. Сначала бы самой все осмыслить.
Лиза криво ухмыльнулась, изо всех сил изображая снисхождение к "выдумке".
— Вот это история. Что ж, мне пора. Спасибо за чай. — Сказала Лиза тихо, и, бледная и скованная от своего озарения, встала из-за стола, взяла сумку и пошла домой. Надо было о многом поговорить с Домом.
17.
Тихая ярость, которая жила в Лизе по отношению к Дому с его тугим нравом, теперь поменяла свое направление, и как наводнение, обрушилось в мыслях Лизы на жителей деревни. На их глупость и зависть по отношению к ее родным.
Дом впустил Лизу с радостью, как будто чуя, что она разгадала его историю, которую он сам забыл. Она пришла, чтобы вернуть ему правду.
Лиза вошла в дом, села на брусчатый пол и разрыдалась. Она оплакивала судьбу своего рода, самой себя, время, замершее для Дома на века. А Дом каждым уголочком, каждым бревнышком и трещинкой пытался нашептать, что таков был путь его любви и он прошел бы его снова, бесконечное множество раз.
Когда Лиза начала приходить в себя, ей показалось на секунду, что в темном и холодном воздухе комнаты она увидела силуэт старика. "Онисим, ты свободен," — сказала она мысленно, а может быть и вслух, вложив всю благодарность и любовь. Ей показалось, что Дом спокойно улыбается старческой морщинистой улыбкой.
Она спохватилась, что начинает замерзать, и стала топить печь. Тело пробирало дрожью, то ли после рыданий, то ли от холода. Комната нагревалась медленно, поэтому Лиза передвинула кресло поближе к печи, завернулась во все пледы, и как только ей стало теплее, почти мгновенно заснула.
18.
Лиза видит свою реку. Не там, где знакомый ей берег с пляжем. Не там, где омут, а гораздо ниже по течению. Там, где река разливается широко и спокойно. Где ее причесывают величественные баржи и маленькие прогулочные катера. Сердце реки стучит гулко и ровно, а берега обнимают мягко и уверенно.
На реке стоит мост, которого в жизни еще нет, потому что Петр его еще не придумал. Опоры моста крепко стоят на породе, которую Лиза еще не изучила и не высчитала ее прочности. На берегу возле моста лежит камень, на котором высечены имена его вечных хозяев: деревенского парня с огромным сердцем и речной девки. Мост памяти Онисима и Прасковьи.
Лиза любуется изящной красотой моста и ей кажется, что так просто рассказать Петру все, что он должен знать. Проснусь и первым делом пойду, думает Лиза.
Но Лиза просыпается в синих предутренних сумерках и понимает, что время для этого разговора еще не наступило. Стены дома кажутся тонкими, бесцветными, прозрачными, какими-то лишними. Лиза собирает небольшую сумку, куда кладет самое ценное и памятное о своей семье. Она выходит на крыльцо, и, спускаясь, гладит сучковатый поручень. Отойдя на двадцать шагов, Лиза оборачивается и смотрит долго-долго прямо в сердце Дому. А затем продолжает свой путь — на станцию, в город, в неясную будущую жизнь.
19.
Электричка отошла от платформы. Лиза смотрела на разгоняющиеся снежные пейзажи и перебирала взглядом мелькающие столбы. Собственное отражение в стекле казалось ей более четким, чем обычно. Почему-то захотелось собрать обычно растрепанные темно-русые волосы в хвост.
Через десять минут к платформе из города прибыла другая электричка. Из последнего вагона выбежала невысокая хрупкая девушка в тяжелых зимних ботинках и большом сером пуховике, из-за которого она казалась круглее, чем есть. За спиной у нее болтался маленький черный рюкзачок. Она огляделась по сторонам и опасливо засеменила в сторону деревни.
Сверяясь с какими-то записями и картами, Арина подошла к деревне. Она прошла вдоль улицы мимо всех деревенских домов, всматриваясь в номера, где они еще остались. Она минула дом Петра, где уютно теплели окна. Но не он сейчас интересовал Арину в первую очередь. Ее вынесло к концу деревни, она замешкалась, не обнаружив желаемого, и тут увидела еще один дом, стоявший как бы на отшибе. Он казался полуразвалившимся и совсем не жилым. Она снова огляделась. Вдали, кажется, виднелась замерзшая река. Арина вдруг стала, как никогда, уверена в том, что идти нужно именно туда. Она увидела следы, посыпанные недавним снегом, и пошла по этой тропинке. Она спустилась с пригорка, проскальзывая на подошвах сапог и цепляясь за сухие мерзлые стебли камыша, и оказалась у кромки застывшей воды. Что-то продолжало вести ее, она пошла вдоль берега по льду и дошла до полыньи, черным глазом смотревшей ей в душу. Что там под водой? Почему она зовет меня? — спросила себя Арина. Ей казалось, что река знает ответ на самый жгучий для нее вопрос, и готова с ней поделиться. Арина вглядывалась, различая тени сонных водорослей, пытаясь увидеть дно, но река, казалось, была бездонной. Арина сняла шапку, распустила по плечам темные пряди волос, и, продолжая смотреть в глубину речной бездны, погрузилась под воду.
20.
На следующее утро Петр с отцом пошли на рыбалку и возле полыньи нашли черную шапочку со стразами. Она показалась Петру знакомой, но ему так и не удалось вспомнить, где он видел ее.
21.
В главный речной праздник, сдав все экзамены, Лиза возвращается к реке. На пляже много людей, которые, полушутя, соблюдают древний обычай: купаются, разводят костры прямо на берегу, запускают венки. Лиза поднимается чуть выше по течению, где нужно пробираться через кустарник, чтобы достичь воды. Она улыбается, зная, что давным давно этот обычай был посвящен ее роду. Она разделась и вошла в реку по пояс.
Река течет через нее. Лиза чувствует силу основного течения и мелкие хвосты-ручейки: холодные, идущие от подводных ключей, или более теплые опаздывающие потоки, которые останавливались, чтобы обняться с корнями деревьев или причесать водоросли. То и дело мимо Лизиных стоп мелькают рыбешки. Лиза спрашивает, можно ли ей снова стать рекой.
"Ты можешь оставаться человеком", слышит она ответ, то ли внутри себя, то ли снаружи. "За тебя внесена жертва." Эти слова пугают ее, она вспоминает о пропавшей Арине, и чувство вины, как трещинка, поселяется у нее внутри.
Она повторяет свой вопрос, можно ли ей стать рекой. "Если захочешь. Когда захочешь," - слышит она ответ.
А Петр, который краем глаза уловил что-то сквозь кустарник и, конечно, пошел разведать, видит девушку-реку, и это видение не похоже ни на какой дурман, а наоборот, очищает его от всех прежних ядов. Он яснее, чем когда-либо, узрел дорожку, которая из далеких времен привела его сюда, к этому мгновению. Петр не знает, куда она ведет. И впервые это чувство не пугает его, а расправляет все внутри и движет вперед.
Когтева Анна
Февраль-апрель 2018
Февраль-апрель 2019