Блокада. Вечная память!

Валерий Варюхин
Сегодня день такой - конец блокаде
И трудно ничего не написать
Подходят слезы, ты - как в Ленинграде
И трудно, вместе с ними, умирать!
...
Есть разные стихи, Стихи есть Анны, Ольги *)
Есть те, что щемят болью , убивают влет
И есть один, один из многих
Стих про детей, про Ладогу и лед *)

Читаю - плачу, не могу не плакать
И вроде сам иду тот страшный путь.
Мороз и слезы ... льдом не перестанут капать...
Как шатко небо!...Дети...Звездно-ледяная  жуть...

*) Анны Ахматовой , Ольги Берггольц
**) Александр Межиров: "Ладожский лед" 
http://rupoem.ru/mezhirov/strashnyj-put-na.aspx

Кто не читал стихотворения Межирова "Ладожский лед" , в День Победы или День снятия блокады  прочтите его!
А еще,  особенно украинцев, прошу почитать стих Ольги Берггольц "Мой друг пришел с Синявинских болот"
У меня всегда слезы на глаза наворачиваются, когда я читаю или вспоминаю эти стихи.
А вспоминаю я эти стихи в День снятия Блокады и в День Победы всегда

------------
В учился школе 123 Ленинграда.
Моим учителем по математике был Сергей Михайлович Муравьев , блокадник, участник этих воспоминаний ленинградки, светлая ему память!
По случаю Дня снятия блокады Ленинграда цитирую кусочек из воспоминаний одной ленинградки.
Отрывок публикуется с разрешения его ( и её) дочери, нашего, одноклассников,  друга, Ольги Муравьевой, записавшей эти воспоминания

"Решено было эти опасные путешествия прекратить, и я устроилась работать в дошкольный детский дом, который разместился в подвале законсервированной 123 школы,  *) на Новолитовской улице. Директором его, и очень хорошим директором, была Мария Михайловна Шарая. В городе тогда были организованы специальные отряды девушек, которые разыскивали в вымерших квартирах еще живых детей и приводили или приносили их в детские дома. Вновь поступивших детей мы, прежде всего, стригли наголо, мыли, переодевали в чистую одежду, затем начинали понемножку откармливать. Уже чистенькие детдомовцы гордо говорили новеньким: «Не подходите, от вас наберешься!» Имелось в виду: наберешься вшей. Я там тоже «набралась», пришлось волосы остричь совсем коротко, «под мальчика».
Детдомовская повариха была подозрительно толстой, просто в три обхвата. Между собой мы удивлялись, что ее до сих пор не съели. Сегодня это звучит дико и цинично, но тогда нам так не казалось. По городу постоянно ползли жуткие слухи о случаях людоедства. Очень страшно становилось, когда люди просто пропадали, и их не могли найти. Так пропал младший брат моей школьной подруги. Он был еще не настолько слаб, чтобы не дойти до дому, и обстрелов в тот день в нашем районе не было…
Кормили детдомовцев, по тогдашним представлениям, неплохо. Порции, правда, были совсем маленькие, но продукты «настоящие» – не  такие, как по карточкам. К несчастью, многих детей уже нельзя было спасти.  Утром мне страшно было входить в подвал, где они спали на топчанах, поставленных впритык друг к другу. В подвале было полутемно, он освещался фительками, опущенными в керосин. Я шла по узкому проходу, вглядываясь в лица детишек, и одни говорили: «Тетя Леля пришла!», а другие лежали неподвижно с открытыми глазами. У ослабевших от голода работников детского дома не было сил хоронить детей, хотя бы в снегу. Умерших относили в туалеты, но скоро они были уже битком набиты телами мертвых детей. Наконец, нашлась одна воспитательница, которая вызвалась за хлеб вывозить на санках детские трупы и разбрасывать их по улицам.
Но все-таки многих удавалось спасти, и это была настоящая радость. Нашей гордостью стал маленький мальчик Паня: его принесли буквально полумертвого, но мы смогли его выходить. Очень трудно было отвлекать детей от разговоров о еде, которые они могли вести до бесконечности. Я собирала их вокруг себя, сажала Паню на колени и начинала рассказывать сказки, петь песенки. Дети старались встать как можно ближе ко мне, и каждый тянул ручку, чтобы хоть кончиком пальца до меня дотронуться. Слушали, кажется внимательно, но стоило мне сделать паузу, как раздавался чей-нибудь голосок: «А мне мама пирожные покупала…» И тут же начинался нескончаемый, однообразный щебет: «А мне мама покупала…, а мне мама готовила…»  Порой было еще хуже: дети вдруг начинали не плакать, а тихонько жалобно скулить на одной ноте, не глядя на меня, не глядя друг на друга; и  невозможно было остановить этот непрерывный, выматывающий душу звук."

----------------
Сейчас из Мариинского театра, Концертного зала.
Слушали оперу Кирилла Молчанова по повести Бориса Васильева "Зори здесь тихие"
https://www.mariinsky.ru/playbill/playbill/2018/1/27/3_1900

Душу вынимает!
Слегка перефразируя Сталина: "Это посильнее Фауста Гуно!"
Для русского да еще советского человека, во всяком случае

Сегодня у нас День снятия блокады
Хоте не прямо в тему, но сначала была минута молчания и ленинградский метроном.
Зал стоял. Шмыгали носами
Когда опера кончилась зал аплодировал, долго стоя

Подробнее завтра
А сейчас мне надо принять пятьдесят ( или сто) "фронтовых" после таких переживаний!

Отступление
В этот день в День снятия блокады, как и в День Победы, только дважды в год, в Мариинском театре на старой сцене идет балет "Ленинградская симфония" на музыку Седьмой симфонии Шостаковича.
А бы наверно туда пошел, если бы не был на этом балете в прошлый День Победы, после марша "Бессмертного полка"

---------------------------------------------
Скоро, через месяц День Победы
И я опять пойду на марш Бессмертного полка с портретами моих папы и мапы , светлая им память, участников Войны, Победителей!

Сейчас идет другая война, мерзкая, как все войны, но эта может быть мерзее ибо пропитана ЛОЖЬЮ и ПРЕДАТЕЛЬСТВОМ
(о ней здесь несколько страниц)
Мы выстоим! Мы победим!