Накануне

Александр Граненый
    Бережно, словно новорожденного ребёнка, прижимая к груди остатки поздравительного букета, Светлана, втиснулась в вагон метро. Сказать, что он был переполнен – значит отобрать у соловья песню. Фразы «забит до отказа» и «людей, как селёдки в бочке», блекнут перед суровой действительностью. А действительность, была не только сурова, но праздничная. И если, сегодня утром, седьмого марта, люди ехали на работу в ожидании праздника и приподнятом настроении, то вечером они возвращались в ещё более приподнятом настроении, дополненном чувством выполненного долга и причастности к общему хорошему делу, усиленным  алкоголем. 
   В метрополитене, не смотря на наступавший праздник, и не думали сокращать вечерний 10 минутный интервал поездов, что остро ощущалось на Заводской линии.  Отгудев, производственные корпоративы, и поздравительные вечера, заводы и фабрики, выплеснули, в подошедшие вагоны, людей на той замечательной стадии, когда каждому кажется, что у него есть крылья и он может всё!
  Светлане тоже казалась, что она птица. Но не та птица Наташи Ростовой, которой хотелось взмахнуть руками, словно крыльями. Нет. Ей казалось, что она, пингвин! И рядом, плотно прижимаясь друг другу, стоит целая стая, а может быть и стадо, её братьев и сестер. Её крылья были так плотно прижаты, что можно было бы поджать ноги и остаться висеть в воздухе. И не то, что бы взмахнуть, а даже поправить предательски сползавшие очки было невозможно. Приходилось гордо поднимать голову как можно выше и смотреть в хрустальные глаза симпатичного беременного на девятом месяце, тройней, брюнета, который благородно, одним лишь взглядом, позволил разместить на своём огромном, как подушка безопасности, животе, потрепанный букет тюльпанов, её дамскую сумочку с торчащей коробкой конфет и собственно, саму грудь. От него приятно веяло коньячным ароматом, на который, Светлана могла, не стесняясь, ответить только нежным амбре красного - полусладкого. Справа, мужчина в галстуке, предлагал свежий водочный аромат, подёрнутый тонким чесночным оттенком. С лева, от очкарика, скромно веяло тёмным не фильтрованным…
   Вагон плавно покачивало.  Тепло, и эта нечаянная человеческая близость, роднили, и делали пассажиров, единым организмом, который как сытый, наигравшийся котёнок, хотел только одного – свернуться калачиком и забыться в сладком сне…