Архиепископ Ермоген Голубев

Вячеслав Иванович Марченко
Архиепископ Ермоген (Голубев) Калужский и Боровский.

День памяти:
25.03/7.04 – день кончины (1978 г.)

Архиепископ Ермоген (Голубев Алексей Степанович) родился 3 марта 1896 года в Киеве в семье заслуженного профессора Киевской Духовной академии, экстраординарного профессора Императорского Киевского университета святого Владимира, члена-корреспондента Российской Академии наук по отделению русского языка и словесности и почетного члена Петроградской Духовной академии Степана Тимофеевича Голубева и Елены Филипповны (в девичестве – Терновской, дочери профессора Киевской Духовной академии). Пятый ребенок из девяти детей.
Его отец чуть ли не полвека отдал на служение родному Киевскому университету, а также вложил в сокровищницу церковно-исторических наук и Православной Русской Церкви ряд капитальных научных работ. Он принадлежал к числу той профессуры, которая дала своими научными трудами поистине золотой век.
Его мама, Елена Филипповна вспоминала, что когда она была еще девочкой лет семи, то однажды во время посещения дома ее родителей профессор Голубев обратил на нее, резвившуюся, свое внимание. Профессор Терновский, смеясь, заметил ему: «Ну что ж, ожидайте, пока она станет невестой и я Вам дам свое согласие на ее руку». Действительно, прошло лет десять, и Елена Филипповна, к тому времени горячо привязавшаяся к своему довольно почтенному жениху, была выдана за него замуж. На вопрос, как она, будучи такой молодой, решилась выйти за пожилого профессора, ответила: «А для меня красивее его не было жениха, несмотря на то что за меня сватались многие моих лет».
Семья Голубевых была глубоко верующей, поэтому мальчик с детских лет своей жизни стремился к служению Богу и Церкви.

В 1915 году он окончил Киевскую 3-ю гимназию с серебряной медалью.
В третьем классе гимназии Алексей начал проявлять наклонность к иноческой жизни. В библиотеке своего отца он стал знакомиться со святоотеческой литературой, которая захватила все его существо. Он возжелал быть монахом. Избрал себе в духовные руководители опытного лаврского духовника иеромонаха Алипия (Щуро). Устроил себе келлию. Кроме гимназии и церкви другой дороги у него не было.

Это была незаурядная личность. Еще юношей он обратил на себя внимание архиепископа Харьковского Антония (Храповицкого), будущего Первоиерарха Зарубежной Церкви. Когда его исследование о святителе Кирилле попало к архиепископу Антонию, тот, познакомившись с трудом, издал брошюру на свои средства во многих экземплярах.  Владыка Антоний оценил его чистые монашеские устремления и его талант, не раз приглашал к себе в Харьков, состоял с ним в переписке. Именно под влиянием владыки Антония у юноши окрепла мысль о монашестве и учебе в Духовной академии.
Поступил он не в Киевскую, а в Московскую академию, чтобы избежать подозрений от ближних в покровительстве отца в учебе. Ректором Московской Духовной академии в то время был знаменитый исповедник и ревнитель Святого Православия епископ Феодор (Поздеевский). Епископ Феодор был для студента Голубева не просто ректором, но отцом духовным. Талантливый юноша имел для себя пример, достойный подражания в лице таких добрых иноков – духовных чад владыки Феодора – как отцы Иларион (Троицкий), Поликарп (Соловьев), Стефан (Сафонов) и другие.

Будучи студентом академии, он однажды, приехав на каникулы в Киев навестить родных, был схвачен на улице красноармейцами, которые тут же вынесли приговор: "Расстрелять!.." Оказывается, он был в офицерской шинели, и его спутали с его старшим братом Владимиром, офицером Царской Армии. Приговор было решено привести в исполнение немедленно. Его поставили к стене, солдаты вскинули ружья... Вдруг раздался голос их командира: "Стойте! Я отпускаю его. Мне понравились его глаза!.."

В 1919 году Алексей Степанович окончил Московскую Духовную академию со степенью кандидата Богословия (магистрантом).

21 июня 1919 года в Москве, в Свято-Данииловом монастыре он был пострижен в монахи настоятелем обители епископом Феодором (Поздеевским) с именем Ермогена, в память великого патриота и священномученика Ермогена, Патриарха Московского и всея Руси. Постригавший его епископ Феодор, несомненно, руководствовался тем, что усматривал в нем те свойства и качества, которые были присущи великому поборнику и собирателю Святейшему Патриарху Ермогену. И действительно, он себя таковым и явил в последующей своей жизни.
8 сентября 1919 года он был рукоположен владыкой Феодором во иеродиакона.
За время служения в Даниловом монастыре обратил на себя внимание патриарха Тихона, который, видя в нем верного помощника и истинного поборника веры, осенью 1919 года направил его в Киево-Печерскую лавру на послушание миссионерское.

Получив благословение от владыки Феодора, отец Ермоген, узнав о тяжкой болезни своего отца, на время поехал в Киев. Там застал в некогда уютном родном гнезде жуткую картину. Квартира была реквизирована, прекрасная отцовская библиотека уничтожена, а все что, было в квартире расхищено. Старику профессору новые хозяева оставили одну ванную комнату, заметив, что это особенная милость для него, так как он подлежит как враг революции уничтожению. Отцу Ермогену пришлось быть свидетелем преждевременной кончины отца 22 ноября 1920 года.

Последствия гражданской войны привели к расслоению в среде духовенства – появились модернистские группировки. Не обошла церковная смута и Киевскую лавру: большинство лаврских церквей были захвачены украинскими националистами, стремившимися отойти от патриаршей Церкви. В этой обстановке вражды и ненависти молодой иеродиакон был твердым и непреклонным исполнителем воли Патриарха.

28 августа 1921 года отец Ермоген, получив на то благословение от владыки Феодора, сидевшего в то время в Лубянской тюрьме, был рукоположен Святейшим Патриархом Тихоном во иеромонаха в Малом Успенском соборе на Крутицах.
По выходе из заключения епископ Феодор, учитывая большую опасность для обратившего на себя внимание властей молодого талантливого проповедника, благословил ему ехать в Киево-Печерскую лавру и там по примеру Даниловского монастыря основать Братство имени преподобного Феодора Студита.

С этим благословением в конце 1921 года отец Ермоген приехал в Киев и был с любовью зачислен Духовным Собором лавры в число братии с назначением на послушание братского проповедника.
С января 1922 года он – член Духовного собора Киево-Печерской лавры.
С июля – Киевский епархиальный миссионер-проповедник.

10 июля 1922 года в Великой церкви Лавры митрополитом Михаилом (Ермаковым), экзархом Украины, возведен в сан архимандрита.

В 1922 году в лавру приехал молодой человек Василий Филиппович, будущий архиепископ Леонтий. Вот каким он увидел тогда заместителя наместника лавры архимандрита Ермогена: «На меня он произвел впечатление человека очень строгого и аскета. Он был так худ, что, казалось, одна кожа держит его кости. Это был как бы скелет. Но глаза необыкновенно пронзительные и как бы прямо заглядывают в твою душу, видя ее насквозь». Келья его «состояла из трех маленьких со сводчатыми потолками комнаток, коридорчика и кухни, за коей был задний маленький дворик-садик с несколькими фруктовыми деревьями и сарайчик для дров».
Отец Ермоген для поднятия иноческого падавшего духа и уклада общежительного жития в лавре основал Братство в честь преподобного Феодора Студита, так как за последние годы (со времен Императрицы Екатерины Первой, упразднившей лаврское общежитие) Киево-Печерская лавра из монастыря некогда строго общежительного перешла на принцип своекоштного, что повлекло за собой упадок иноческой жизни, как то дисциплины и аскетического духа.
В то время лавра за неимением средств, так как была уже почти совсем ограблена, не могла дать братии полный стол. Варили каждый день очень скромный борщ и кашу, причем без всякой заправки, да кусок хлеба. На руки выдавали из братских сумм маленькое пособие, на которое братия покупала себе масло и другое для заправки. Мяса монахи в лавре не ели.
Отец Ермоген, пламенно горевший, как яркая свеча перед Богом, с юных лет отдавший себя на служение Ему, хотел поднять упадавший, а особенно в дни общего упадка дней революции, подлинно христианский дух, желал возобновить утерянные заветы Киево-Печерских первоначальников и основателей монашеского жития в России преподобных Антония и Феодосия не отступать от общежительного уклада в лавре, а также и принесенный некогда Константином устав церковной традиции монастыря преподобного Феодора Студита.

В 1922 году отец Ермоген узнал о том, что настоятель Братского монастыря в Могилеве архимандрит Иосиф (Яцковский), состоявший в 1920-21 годах миссионером-проповедником Киево-Печерской лавры, перед тем гостивший у него самого, уклонился в обновленческий раскол. Увидя его на собрании духовенства Киева, отец Ермоген громко сказал ему в лицо: "Кий тя образ содела Иуда предатель"! – На это ничего не ответил несчастный. Впоследствии он был поставлен сонмищем обновленческим во епископа, а затем большевики вынудили его, «епископа Уральского», отказаться от священства. Говорили, что умер он постыдной смертью, наложив на себя руки.

В 1923 году в ночь под Великий Четверг одновременно с Киевскими викариями епископами Василием (Богдашевским, бывшим ректором Киевской Духовной академии), Димитрием (Вербицким), Назарием (Блиновым), Алексием (Готовцевым), а также протоиереями Анатолием Жураковским и Василием Словачевским отец Ермоген был арестован и все, кроме епископа Алексия, были направлены на следующий день в Москву, а оттуда в ссылку.
Митрополит Михаил был арестован несколько ранее. Причина – непризнание обновленческого Высшего Церковного управления.
Их везли в Москву в арестантском вагоне вместе с другими духовными лицами. По дороге в этом вагоне преосвященные и иереи служили Страсти Христовы, читая по очереди Святые Страстные Евангелия.
На другой день после ареста отца Ермогена ГПУ реквизировало его квартиру.

По ноябрь 1924 года отец Ермоген находился в ссылке в городе Краснококшайске (ныне Йошкар-Ола), Марийская республика.

В декабре 1924 года, незадолго до передачи Лавры обновленцам, по пересмотру дел (в связи с освобождением Святейшего Патриарха Тихона) он был освобожден из ссылки и с благословения своего духовного руководителя владыки Феодора (Поздеевского) возвратился в Киев, в лавру.
Из многочисленной в то время братии лавры только шесть человек признали обновленческое управление митрополита Иннокентия (Пустынского). Братия совершала Богослужения в Ольгинской церкви на Печерске и в прилегающих к Киеву лаврских пустынях: Китаевской, Голосеевской и Преображенской, а также на подворье лавры в Ленинграде.

5 октября 1926 года архимандрит Ермоген (Голубев) Заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием был утвержден, согласно избранию братии лавры, настоятелем Киево-Печерской Успенской лавры.
Он, в свои тридцать лет, был единодушно избран братией настоятелем после ареста настоятеля архимандрита Климента и передачи властями храмов лавры "Живой Церкви". Хотя в лавре и было человек десять отцов архимандритов, но никто не мог взять на себя ответственность в этот опасный момент жизни Православной Церкви, когда поощряемое поддержкой безбожного правительства либерально настроенное духовенство начало учреждать в Киеве "Живую Церковь". Параллельно действовала и также поддерживалась советской властью самосвятская «Церковь», так называемая «липковщина» – от имени ее лжемитрополита Василия Липковского, лишенного сана священника, самого себя рукоположившего, в Софийском соборе одевшего на себя архиерейские знаки и потом в свою очередь ставшего «рукополагать» в архиереи различных проходимцев (женатых по два и три раза, людей нецерковных, политиканов). Этим самосвятам власть передавала лучшие храмы, так как они были ее ставленниками в борьбе с истинной Церковью.
В обстановке гонений на Церковь, проявляя необходимую твердость, отец Ермоген сумел на пять лет продлить жизнь монастырской общины уже вне стен Киево-Печерской лавры в Ольгинской церкви Киева. На новом месте община просуществовала до ареста отца Ермогена и части братии в 1931 году. Кроме того, отец Ермоген был назначен управляющим всеми уцелевшими патриаршими приходами.
С 1926-го по 1931 год он – настоятель Киево-Печерской Успенской лавры.

27 января 1931 года Киево-Печерскую лавру закрыли, а ее настоятель архимандрит Ермоген без суда и следствия был приговорен к расстрелу. Потом расстрел заменили десятью годами каторжных работ.
Двенадцать лет провел архимандрит Ермоген в лагерях и ссылках. Промысл Божий берег своего избранника в заключении. После года камеры одиночки его из-за слабого здоровья освободили от тяжелых физических работ. Врачи, выписывавшие справку о здоровье, прибавили к его возрасту еще двадцать лет.
Отец Ермоген сам никогда не унывал, не роптал на Бога за незаслуженное наказание и окружающих уговаривал воздерживаться от ропота. Хотя он был сравнительно молод, призывал к терпению и старых монахов: "Мы грешны, и по нашим грехам Господь посылает нам эти страдания". Вместе отцы собирались для молитвы, совершали службы. Отец Ермоген в ссылке полностью смирился, положившись во всем на волю Божию.
Помогло ему то, что начальник тюрьмы, где он отбывал свой срок, очень хорошо к нему относился, уважал и уберегал его. А отец Ермоген, в свою очередь, учил его немецкому языку, которым овладел еще в гимназии.
Когда он выходил на свободу, начальник тюрьмы посоветовал ему не возвращаться в Киев, где его опять неизбежно ожидал бы арест, а поехать и устроиться где-нибудь на юге. Этому совету он и последовал.

4 марта 1945 года после четырнадцатилетнего вынужденного перерыва отец Ермоген возобновил свое служение. С этого дня он – настоятель Спасо-Преображенской церкви в Трусово (пригород Астрахани).
С 1 июня 1945 года – настоятель Покровского собора города Астрахани, благочинный храмов Астрахани.

С 1 марта 1948 года – на чреде священнослужения в числе братии Троице-Сергиевой лавры.

С 13 сентября 1948 года по 1953-й – настоятель Покровского собора города Самарканда.

1 марта 1953 года в Москве в  Патриаршем Богоявленском соборе хиротонисан во епископа Ташкентского и Среднеазиатского. Хиротонию совершили Святейший Патриарх Алексий I, митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич) и архиепископ Можайский Макарий (Даев). Совет по делам религий долго препятствовал этой хиротонии.
Во время наречения во епископа архимандрит Ермоген сказал: "Господу я отдал свое сердце, для Него работала моя мысль, Ему служила моя воля. И если я как человек согрешал, то все же никогда от Него, своего Господа, не отрекался".
Архиепископ Ермоген, "являясь одним из реакционных приверженцев РПЦ, принимает активные меры к укреплению материальной базы Церкви и распространению религиозных воззрений на сознание советских людей", – так охарактеризовал Владыку Совет по делам РПЦ при Совмине СССР.

Вступив на Среднеазиатскую кафедру, владыка Ермоген ревностно продолжил святое дело возрождения Православия. Десятилетия гонений и обновленческого засилия не прошли бесследно. Многие приходы были разъедаемы нестроениями, нарушались канонические правила при Богослужении. Много сил положил владыка Ермоген на устранение этих беззаконий. По инициативе епископа Ермогена, благодаря его смелости и усердию в Ташкенте
после землетрясения был построен обширный храм, освященный 11 декабря 1957 года. Это было крупнейшее строительство в Русской Православной Церкви за пятьдесят лет богоборческой власти.
В Ташкенте – этом "образцово-показательном" символе социалистической Азии – вдруг был возведен огромный, вмещающий до четырех тысяч молящихся, Успенский кафедральный собор. Само собой разумеется, что разрешение на такое строительство получить от властей было невозможно. Тогда Владыка пошел на хитрость. Он взял разрешение на реставрацию старой церкви, находившейся в приспособленном здании и тут же начал стремительное строительство собора. Храм возводился вокруг старой церкви, и до конца строительства здесь шли ежедневные службы. Власти опомнились, начались запросы, выяснения, согласования. Пока громоздкая бюрократическая машина со скрипом двинулась и строительство запретили, было уже поздно – храм стоял. Так же стремительно был построен и храм в Самарканде. Прекрасно знавший светские законы и принципы работы советской бюрократии, владыка Ермоген нередко ставил местные власти в тупик.
Появление Успенского кафедрального собора многими верующими расценивалось как великая милость Божия к православному народу Ташкента. Это подтвердилось тем, что через несколько лет Господь явил над этим храмом чудесное знамение. Когда в Ташкенте случилось землетрясение, почти все здания в городе были повреждены или разрушены. Успенский же собор остался совершенно целым!

28 августа 1958 года владыка Ермоген был возведен в сан архиепископа.

В 1959 году уполномоченный по делам религии Узбекской ССР писал: "Наблюдение за деятельностью... архиепископа Ермогена убедило меня в том, что он весьма враждебно настроен к советской действительности. Не довольствуясь ролью, которая определена советским государством Церкви, Ермоген в своей деятельности грубо попирал социалистическую законность. Будучи приверженцем врага советского строя – бывшего патриарха Тихона, этот прожженный церковник стремится крестом и рублем укрепить устои РПЦ..."

Под руководством архиепископа Ермогена были построены новый собор в Ашхабаде, большая каменная крещальня в городе Фрунзе (современный Бишкек), отреставрированы и восстановлены храмы Самарканда, Красноводска, Мары. В результате бескомпромиссной позиции правящего архиерея влияние и авторитет Православной Церкви в Средней Азии значительно укрепились. "Подобная деятельность Ермогена не могла не привести к укреплению в республике позиций Церкви и духовенства, чего нельзя было допускать в современных условиях", – констатировал узбекский уполномоченный.

15 сентября 1960 года владыка Ермоген был освобожден от управления Ташкентской епархией. С этого дня пребывал на покое.
Власти не простили Преосвященному Ермогену его активной, в том числе и проповеднической, деятельности. Во время так называемой «хрущевской оттепели» началась травля Владыки в прессе, по радио. Владыку подвергли домашнему аресту и в 24 часа выслали из Ташкента, не дав ему даже попрощаться с духовными детьми. Тем немногим, кто сумел пробраться через милицейские кордоны, он сказал: "Сейчас тяжелое время. Берегите же свою веру..."

Только через два года, 13 июня 1962-го, Владыка был назначен на Омскую кафедру – архиепископ Омский и Тюменский. Одной из причин его долгого отстранения от служения было его выступление против антиканонического постановления 1960 года о старостах; он даже обращался с этим вопросом к Хрущеву.

С 29 мая 1963 года он – архиепископ Калужский и Боровский.
Калужская епархия представляла в то время собой безрадостную картину: после очередной волны гонений на Церковь здесь сохранилось только 28 храмов; 12 районов области не имели храмов вообще. С приходом владыки Ермогена Богослужебным и духовным центром епархии фактически стал Никольский храм. Богослужения совершались с глубоким благоговением, сопровождались проникновенными поучениями и потому привлекали массы народа.
Совет по делам РПЦ стал проводить "нейтрализацию" непокорного архиерея. Применялся и прямой нажим на самого Владыку, заключавшийся в постоянных вызовах "для бесед", "указаниях на недопустимость...", строгих предупреждениях и так далее. Одновременно шли попытки его изоляции – через удаление от него верных ему священнослужителей и мирян, через попытки компрометации самого Владыки в глазах верующих. Организовывались "жалобы прихожан" на правящего архиерея и близких ему "неблагонадежных" священнослужителей. "Следует также указать, что архиепископ Ермоген расходует деньги епархии для благотворительных целей, что делать воспрещается", – строчил донос уполномоченный.
Владыка поддерживал бедные приходы, уменьшил в два раза "добровольно-принудительный" взнос в Фонд мира, укреплял и оживлял приходскую жизнь, ремонтировал обветшавшие храмы, привлекал в епархию молодых активных священнослужителей, имевших духовное образование, для проживания которых в двух частных калужских домах была организована своего рода подпольная гостиница. Кроме того он начал отправлять за штат священнослужителей, скомпрометировавших себя небескорыстными "заигрываниями" с Советской властью. Когда уполномоченный на очередной "беседе" указал на недопустимость таких увольнений, владыка Ермоген с иронией заметил, что, конечно, в интересах антирелигиозной пропаганды такой поп является весьма полезной фигурой, но его как православного архиерея такие горе-священники совсем не удовлетворяют.
В противовес подобной принципиальности непокорного "церковника" власти начали лихорадочно создавать комиссии "по контролю за соблюдением законодательства о культах" для "изучения контингента лиц, посещающих церкви, пресечения незаконного крещения детей, выявления активных членов общин" и т.д.
В июле 1963 года Калужский облисполком принял решение "Об ограничении деятельности церковников", а с 1964 года началась борьба с церковным звоном. Вдруг "оказалось", что церковный звон "отрицательно сказывается на психике", "нарушает педагогический процесс", "нарушает быт граждан", "мешает труду молящихся" и т.д. По всей области разворачивалось массовое чтение пропагандистских антирелигиозных лекций (в 1965 году их было проведено 2768, в среднем по 7 лекций в день), создавались школы научного атеизма. Но все эти огромные затраты не приносили результата.
В 1965 году уполномоченный Калужской области бил тревогу: "Усиливается влияние православия на население. Практически во всех церквах имело место увеличение доходности от обрядности, что в свою очередь свидетельствовало о большей посещаемости храмов верующими". В Козельском районе открыто крестилось 60% детей и в Малоярославецком – до 87%, причем ежегодно крещений становилось все больше. Резко возросло количество верующих.

25 ноября 1965 года Владыка был уволен на покой. Фактически отправлен в ссылку в Жировицкий Успенский монастырь.
Во время новых жестоких гонений на Церковь, вплоть до своей блаженной кончины – в начале 1960-х годов, а с 26 ноября 1965 года постоянно – подвизался старец архиепископ Ермоген на покое в Жировицкой обители.
Он проживал в монастыре под надзором без права выезда. Фактически заключенный, святитель-подвижник жил жизнью настоящего монаха и молитвенника, обладал высочайшим авторитетом среди насельников, духовенства и церковного народа.

В годы хрущевских гонений – в 1960-е архиепископ Ермоген выступил против навязанных Церкви решений Архиерейского Собора 1961 года о внесении изменений в «Положение об управлении Русской Православной Церкви», касающихся раздела IV – «О приходах». В своем отзыве на решения Собора высказал мнение о том, что настоятель храма может и должен быть избираем в число членов исполнительного органа каждого храма и не должен оставаться посторонним наблюдателем, а быть активным участником как в духовной, так и в хозяйственной жизни своего прихода. Написал открытое письмо Патриарху Алексию I, подписанное затем рядом архиереев, с предложением внести поправки в редакцию принятого на Соборе "Положения о Русской Православной Церкви".
Архиепископ Ермоген не успокоился на этом и продолжал письменно обращаться и к Святейшему Патриарху Алексию, и в Священный Синод, а также к другим архиереям со своими предложениями по вопросам приходской жизни, а также по другим церковным вопросам Русской Православной Церкви. Переписка эта стала известна за пределами СССР, о ней появились материалы в зарубежной печати. После этого Священный Синод своим постановлением от 30 июля 1968 года квалифицировал деятельность архиепископа Ермогена как неполезную для Русской Православной Церкви и признал, что назначение его в настоящее время на кафедру является невозможным. Ему было определено и далее жить на покое в монастыре с предупреждением, что если он будет продолжать подобную свою деятельность, то к нему будут применены меры прещения (то есть он будет подвергнут каноническим наказаниям).

После кончины Патриарха Алексия I (Симанского) 17 апреля 1970 года владыка Ермоген написал открытое письмо о необходимости канонического избрания Патриарха.

Архиепископ Ермоген (Голубев) преставился ко Богу в праздник Благовещения Пресвятой Богородицы 7 апреля 1978 года, в день преставления Святейшего Патриарха Тихона, в Жировицком Успенском монастыре (Слонимский район, Гродненская область).
По свидетельству очевидцев, принимавших участие в погребении, наблюдалось множество чудесных явлений, которыми сопровождалась кончина этого праведника.
Даже на пятые сутки тело не издавало никаких признаков тления, наоборот, от него исходило чудное, неизъяснимое благоухание. Когда подъезжали к Житомиру, многие из сопровождавших гроб были очарованы доносившимся до их слуха ангельским пением.
Согласно воле почившего, владыка Ермоген был похоронен в Киеве рядом с могилами своих близких – на Корчеватском кладбище. В день погребения в Киеве, где до этого была ненастная погода, вдруг пригрело солнце и ко гробу слетелись пчелки, которые, как известно, летят только на благоуханные запахи...

Литература:
1. Архиепископ Ермоген (Голубев). Автобиография. Из письма владыке Иоанну (Лавриненко).
2. Архиепископ Леонтий Чилийский. Автобиография. Журнал «Русскiй Паломникъ», №№ 34-46.
3. Священник Анатолий Жураковский. Материалы к житию. Париж, 1987. С.220.
4. Мануил (Лемешевский В.В.), митр. Русские православные иерархи периода с 1893 по 1965 гг. (включительно). Erlangen, 1979-1989. Т.3. С.158-161.
5. Шкаровский М.В. Русская православная церковь и Сов. государство в 1943-1964 гг.: От "перемирия" к новой войне. СПб., 1995. С.215.
6. Реквием: Книга памяти жертв политических репрессий на Орловщине. Т.3. Орел, 1996. С.60.
7. Епископ Стефан Никитин// Московский журнал. 1996. N 2. С.40-49.
8. ЖМП. 1978. N 11. С.21.
9. Тимофиевич А.П. Божии люди. М.: Паломник, 1995. 191с. С.182-183.
10. В гости к батюшке Серафиму/ Сост. С.Фомин. М.: Паломник, 1997. С.468.
11. Заславский Владимир. Владыка Ермоген (Голубев)// Калужский Благовест. 1998. 6 июня. С.8-9.
12. Жировицкая обитель. Богословско-литературно художественный листок. 2000. N 5 (18). Свято-Успенский Жировицкий монастырь, 2000. С.39-41.
13. Священник Андрей Безбородов. Архиепископ Ермоген (Голубев). Очерк жизни. «Православный христианин» № 3, 1999.
14. Тимур Кальченко, Анатолий Степанов. Студент-черносотенец Владимир Степанович Голубев (1891-1914). – О старшем брате архиепископа Ермогена.
15. http://pstbi.ru
16. http://www.ortho-rus.ru