Приключения на заимке
Хутор Шурово - чудесная страна моего детства - расположился рядом с небольшой речкой Ворсклицей, вешние разливы коей ограничили его территорию. Присоединиться к хутору с любой стороны невозможно. Речка Ворсклица, коя катит свои воды у подножия возвышенных над долиной холмов, от Лысой горы проложила своё русло в сторону хутора. В северной части протекает рядом с ним и далее её русло заворачивает на запад всё к тем же возвышенностям. По весне, речка выходит из берегов, окружает хутор высокой водой, и затапливает вешними водами долину до подножия Лысой горы.
В мои детские годы, на хуторе стояло тридцать хат. Да ещё как стояло. Не как попало хаты стояли, а рядами. Примерно в равных частях рядов, и по сей день имеются четыре проулка расположенные накрест друг к другу. Через кои можно выйти из хутора на четыре стороны света.
В распутицу, когда вода отрезала все выходы из хутора, хуторские люди отдыхали дома. Мы, детвора прошлого века, Сутсик, Луня и я БелаОс в такое время года старались не скисать, искали приключения. В заросших вербами левадах, прятались от взрослых, катались на занесенных течением льдинах. Однажды, округлой формы льдина, на которой мы втроём плавали, ударилась о затопленную водой вербу, раскололась на части и мы оказались по пояс в холодной ледяной воде.
За давностью прошлых лет, не помню, как быстро мы выбрались из воды. Зато на всю жизнь запомнил, где мы сушились. Прячась от людских глаз, мы пробрались к пустовавшей на восточной окраине хутора, Буйволихиной хате. Замёрзшие, с озябшими руками, в мокрой одежде, мы сквозь форточку залезли в хату.
В нише печурки, среди прочих оставленных хозяйских вещей, нашлись спички. Вместо дров. Как сейчас помню, использовали поеденные шашелью, плетенные из лозы стулья. Развели в печурке огонь. Уже вечерело, и хуторяне вряд ли заметили выходящий из печной трубы дым.
Отжатая и подсушенная возле печи одежда, согрела наши тела. Мы повеселели и уже собирались уходить домой, но задержались. Луня в отсветах горевшей печи, увидел, как под столом на глиняный пол выпал свёрнутый в трубочку свёрток.
Ради детского любопытства Луня достал этот свёрток, и развернул перед нами. Он оказался кожаным, а на его внутренней стороне, мы увидели карту с пометками. В наступивших сумерках, на ней уже было трудно, что-то рассмотреть, а так хотелось. Пацаны мы были ещё те, азартные, и очень любили приключения.
Луня сказал мне и Сутсику, что забирает находку домой. Дома спрячет её, а на следующий день предложил нам собраться в укромном месте, и разглядеть непонятные знаки. Я и Сутсик согласились подождать до завтрашнего дня, и не больше. Загасив огонь в печи, мы покинули Буйволихину хату, и разошлись по домам.
Следующий день оказался с утра дождливым, неуютным, и мы, встретившись посреди хутора у колодца, не стали разглядывать находку. Отложили до лучших дней. Зато Сутсик, хата коего находилась в сотне шагов от Буйволихиной хаты, поведал мне и Луне, что Буйволихину хату ночью кто-то развалил. Мы страшно испугались от такой новости, и решили разойтись по домам. Договорились встретиться в погожий день, когда утихнут разговоры о разваленной кем-то Буйволихиной хате.
Дождь не переставал, лил суток двое подряд. А после каждой прошедшей ночи по хутору ползли нехорошие для нас слухи.
«Буйволихину хату кто-то за одну ночь раскидал по всему двору. На месте печки оставшейся стоять с прошлой ночи, теперь выкопана глубокая яма».
Мы это всё слышали. Чуяли за собой необъяснимую вину. Боялись, но ещё не знали чего, и кого…
Приключения на заимке.
Заимка председателя колхоза, как ни странно, находилась не в ближнем лесу, что подступал к реке, и граничил прямо с колхозными полями. И не в дальнем лесу, что Сапычём в народе называется. Она находилась в самой середине полей, кои небольшим уклоном со стороны Сапыча упирались в болотистые луга Прирезка. Истинного значения слова Прирезок узнать не пришлось. И вот эта заимка, любимое место главного колхозного начальника Егора Якимыча, стояла прямо на раздолье.
Трудно сказать, почему главный колхозный начальник выбрал именно это место у болот. Может, он любил домашних гусей, сотни три коих содержалось при заимке. Вот уж точно они не могли жить в густом лесу. Им нужна трава и вода, а то и зерно. Тут всё было, чтобы гуси жили на заимке.
Вечером я терпеливо ожидал восхода луны. Горизонт в юго-восточной части светлел, вечерние сумерки разбавлялись мягким желтовато-зеленым светом. Окрест торжествовала тишина. Луна поднималась из чистого горизонта, мягким, серебристым светом заливала окрестности.
Оставив наблюдения за поздним вечерним небом, и поднимавшейся над горизонтом луной, я вошел в хату и сел за письменный стол. Едва взял в руки ручку, сразу вспомнил Флешку Чухова. Страшно было прикасаться ручкой к листу бумаги. Я посмотрел сквозь окно на взошедшую луну. Она изливала на близлежащие окрестности серебристый свет. Писать можно.
Речка Ворсклица входила уже в свои берега, половодье закончилось, и мы детвора неугомонная и суетливая, на время притихшая, вновь встретились. Весенний, холодный дождь, который день хлестал по соломенным крышам хуторских хат, намочил белые, мелом выбеленные стены, дощатые заборы, расквасил землю.
Непогода заставила хуторян сидеть дома. Взрослым, возможно, такая погода была на руку. Они отдыхали перед началом весенних полевых работ, занимались домашним хозяйством. А мы, детвора, от непогоды были не в захвате. С утра и до позднего вечера то и делали, что сидели в своих хатах у окна.
Сидели, смотрели на почерневший от дождя лес, на поля со схлынувшей с них водой, на левады в конце огородов с застрявшими льдинами между вербами. И так целый день, грустный, долго тянувшийся день, сидели.
Я не про всех хуторских детей пишу. В основном рассказываю о БелаОсе, и свёрстниках, приятелях, Луне и Сутсике. Мы сидели в своих хатах, не по причине шедшего которые сутки дождя. Дождь нам был кстати. Мы отсиживались дома, выжидали, когда утихнут хуторские страсти, кои перемалывались меж людьми хуторянами. Сосед заглянул в нашу хату, вроде как зашел к деду моему одолжить табачка самосада. Поделился новостью прошедшей ночи:
- Слышь Ляксан Мокеевич! Буйволихину хату, не поверишь, етой ночью хтось собрал брёвнышко в брёвнышко, да глиной обмазал, да печь поставил…
- Да иди ты Лявонтьевич!
- На кать бог поставил хату и обмазал глиной!
- Вот так штука! Во, дела!- восторгался мой дед.
- Мокеевич! А ты припоминаешь?- продолжил Леонтьевич.
- Прежде в округе нашей такое творилось?
- Не было подобного! Не было!- ответил мой дед.
Вынюхав по доброй порции табак, Леонтьевич и дед начали чихать, вытирали набегавшие слёзы, хвалили добротный табачок, перевели разговор на погоду. Она меня не волновала. В моей голове крутились обжигающие душу слова, сказанные Леонтьевичем.
« Буйволихину хату хтось етой ночью собрал. Глиной обмазал. Печь поставил» Сердце сжималось от страха. Не давала покоя мысль о таинственном незнакомце. Надо же, такие творил чудеса с Буйволихиной хатой. То разобрал хату по брёвнышку за одну ночь, то собрал за другую ночь. И печь раскидал по кирпичикам, и яму на месте печи выкопал. Яму опять зарыл, и печь поставил.
В хате я, размышляя, не заметил, как стемнело, дед зажег керосиновую лампу и позвал меня вечерять. За столом, собравшиеся родственники, посочувствовали обо мне, мол, притихший, какой-то стал, чего ранее не было.
- Захворал, небось!
Вроде не болит ничего, буркнул я, Кто-то. Уже не помню, кто из родственников посоветовал лечь в постель и хорошо выспаться, а утро укажет на хворь, а то и на здоровье. Я послушался совета, улёгся в постель и, словно провалился, уснул.
**
Утром следующего дня я проснулся без всяких мыслей о преследовавшем меня страхе. В окно светило яркое весеннее солнце, и в постели лежать долго уже не хотелось. Есть тоже не хотелось. Поковырявшись ложкой в манной каше, и не допив чай заваренный на веточках вишни, вышел на улицу.
Выросшая в ненастные, дождливые дни трава, зелёным ковром застелила широкие улицы хутора. Голубое, вымытое дождями небо, яркое весеннее солнце, посылающее на землю тёплые лучи, и зелень молодой травы, создавали праздничное настроение. Таинственное и ещё неосознанное чувство будоражило сердце. Хотелось действовать, куда-то лететь, открывать неизведанное, что-то творить.
Я шел к стоявшему посреди хутора единственному колодцу, а с противоположных сторон навстречу со мной, шли мои друзья-приятели Сутсик и Луня.
После недели, добровольного заточения в своих хатах, мы с радостью встретились. И поверьте. Нам было интересно смаковать свежие события, кои произошли в Буйволихиной хате.
Хутор наш в то время был людный. Взрослые, и дети, старшие нас и младшие, подходили к колодцу за водой, мешали нашему тайному общению. Свёрток, нами ранее найденный в Буйволихиной хате, Луня принёс с собой. Разглядывать его у колодца, значило посвятить всех хуторян в нашу тайну, и мы надумали уединиться к реке.
Вода после половодья спала. На безлюдном берегу реки нам никто не мешал размышлять и разгадывать таинственные знаки, что были нанесены рукой незнакомца на хорошо выделанной коже.
Время летело. Солнышко, шествовавшее по голубому небосводу, поднялось высоко, обозначило полдень. БелаОс, и надёжные друзья-приятели сидели на берегу речки Ворсклицы, разгадывали который час таинственные знаки, нанесенные цветной глиняной краской на кусок кожи. Наши познания чужой тайны были безуспешными. Из всех указанных знаков мы смогли определить на местности только один.
***
Вечерело. Солнце, зацепившееся краем за взгорок, упиравшийся в бескрайнее небо над Демьяновкой, медленно опускалось за малиновый горизонт. На заливных лугах подал голос деркач. Длинные тени от деревьев падали на тропинку, по которой шёл БелаОс на встречу с приятелями.
Днём, возле реки нам удалось разгадать один знак, нарисованный глиняной краской на найденной в Буйволихиной хате карте. Знак указывал место, кое находилось на Прирезке у самой заимки Егора Якимыча.
Пацаны мы были не боязливые, решили на исходе дня идти на заимку, и там, в оставшейся с прошлого года скирде соломы заночевать, а на рассвете попробовать на месте знака копать. Разгадку других знаков отложили до более внимательного изучения местности на географической карте.
Сутсик и Луня с лопатами в руках вышли, из кустов верболоза едва я поравнялся с их укрытием. Сумерки медленно опускались на землю. Мы уже не прячась, зашагали прямиком через поля к заимке. Небо после захода солнца было чистым, без единой тучки. Вскоре вечерний сумрак рассеялся от появившихся на небе звёзд.
Скирда с прошлогодней соломой оказалась близко стоящей у заимки. Мало того, яркий свет с окон хаты падал на скирду, и нам пришлось норы в соломе делать не спеша, без шума. Нашу возню слышали собаки, гавкали в нашу сторону, но не подбегали. Возможно, были заперты в сарае по случаю приезда высоких гостей на заимку Егора Якимыча.
Вскоре наши мысли подтвердились, когда через открытые окна мы увидели, как просторную комнату заполняют полураздетые мужики и молодые девицы. Звонкий смех, хохот, звон стаканов, взвизгивание молодиц проливающих пенящийся напиток на обнаженное тело, всё это бурное весёлое и задорное вселяло в нас надежду на хорошее начало.
Луня и Сутсик ради любопытства согласились поглядеть за веселящейся компанией людей до утра. Я прикрыл вход в свою нору соломой, улёгся подремать. Лёгкая встряска за плечо, и я пробудился. Сутсик перестал тормошить меня, тихо прошептал:
- БелаОс, пора вставать!
- Что за причина?
- Кажись, веселье закончилось! Да и звёзды уже меркнут, утро наступает...!
- Сутсик я тебя понял. Сейчас немного ото сна отойду, и за дело примемся.
В окнах ещё горел свет. Веселящаяся компания людей, употреблявшая всю ночь спиртное, к утру поредела, разбрелась по укромным местам заимки. Пришло наше время.
Приятели заползли ко мне в нору. Луня достал фонарик, свёрток, развернул карту, и мы обомлели, когда увидели на ней светящуюся красную точку. Переглянулись, и почему-то устремили свои взгляды в сторону заимки. Прямо под тёмными окнами хаты светилась такая же точка.
Только, только начинал алеть восток. Мы, стараясь не шуметь, подошли под тёмные окна заимки. Под средним окном на завалинке сидела чёрная кошка. Это её глаза излучали красный свет. Не раздумывая, просто уже было не до раздумий, начали копать прямо возле завалинки, где сидела кошка. Первым начал копать я. Потом меня сменил Сутсик. Потом копал Луня. Наш труд не был напрасным.
В наспех выкопанной нами яме мы увидели сундучок, окованный металлом. Да такой, что Луня сам его поднять не смог. Пришлось нам с Сутсиком опускаться в яму ему на помощь. Только мы стали втроём поднимать сундучок, непонятно откуда над ямой заблеяли овцы, замычали коровы, захохотал филин. Подняли головы. Видим, дерево возле ямы появилось. На ветке сидит птица и красными глазами глядит в яму, издевается над нами. Луня и врезал в лупатую морду комом земли.
Блеял, мычал, хохотал. Вот ушастый и попал ты под горячую руку Луни. Свалился с ветки трухлявым пеньком на землю, лежи не отвлекай и не пугай всякими превращениями. Из совы видели мы, в трухлявый пенёк превратился. Ой, напугал! Да нас с младших классов отвадили пугаться и верить во всякие там, тёмные чудеса. Непослушным даже подзатыльники давали. То время было не то, что теперь. Это сейчас у учителей "табу" непослушным ученикам давать подзатыльники. А тогда учитель был царь и бог в классе, когда вёл урок. А если ещё дома родители узнавали, что ихнее чадо перед учителем выпендриваться пыталось: то тоже добавляли.
На востоке полыхнула зарница. Уже приближался час рассвета, а наш сундучок ещё стоял в яме. Только взялись за него, слышим треск, и хруст костей возле ямы. Подняли головы. Видим, из трухлявого пенька растёт силуэт человека, стали появляться руки, ноги, и вот уже стоит перед нами человек. Пригляделись и в осадок выпали. Ба! Да это же Егор Якимыч, сам хозяин заимки перед нами проявился. С соломенной крыши хаты на его плечи спрыгнула чёрная кошка. Заходила по плечам, туда, сюда. Замурчала, замурчала. Красными глазками жмурила, мигала. Нам некогда было глядеть на все проявления филина. Хотелось побыстрее сундучок вытащить и айда с заимки. Но не тут то было. Чем больше мы прилагали к сундучку усилий, тем больше он уходил в землю. А тут ещё калитка скрипнула. Луня поднял голову и сказал нам то, что видел:
- Пацаны! Хотите, верьте, хотите, нет! Сюда идёт ещё один Егор Якимыч. За ним, за калитку вышел сторож, теперь мужики выходят. Все они идут к нам. Тикать нам надо пока не поздно.
- Нет Луня! Нет! Я с этого места ни ногой! Мы не на дворе заимки находимся, а возле неё. Ответил Луне Сутсик. Я промолчал. Уже поздно было что-то казать. Мужики столпились вокруг нас и советы нам стали давать, как лучше такой большой сундук вытащить.
А сундук, сам видел, заметно увеличился и, похоже, было, из земли его кто-то помогал, наверх выталкивал. Подняли мы его втроём к краю ямы. Взрослые дяденьки, словно того ждали. Выхватили сундук у нас из рук. Тут же рядом с ямой на землю поставили. И вот тут-то Егор Якимыч, который стоял с кошкой на плечах, спросил у мужиков:
- Коли сундук откроете, што потом делать станете?
Ответил Егор Якимыч, который пришёл со двора заимки. Нам сразу стало ясно. Он был настоящий. Мы его по голосу узнали.
- С сундука я ничего не возьму! Даже если там золото!
До этих слов, как-то тихо было возле ямы. Ни криков, ни споров. Едва было молвлено слово золото, сразу началось такое… Крики, шум, гам, наверное, слышали люди не только в хате заимки, но и в ближних хуторах. На мужской крик, доносившийся из-за двора к сундуку, сбежались оголенные девицы. Мы, стоя в яме, и глядя на них, рты открыли. У Сутсика слюна изо рта до колен повисла. Еле челюсти мы ему с Луней сжали. Забыв, кто есть кто, мужики словно взбесились.
- Подумаешь Ягор, чини бугор!- кричали одни.
- Ни хрена ему не дадим!- кричали другие.- Если надумаешь?
И, наконец, почуяв дармовщину, запричитали девицы:
- Нас то! Нас - то не обделите!
Те отвечали раздраженно. По - разному:
- От вас не отвяжешься, поделимся как же! Вот замок сломаем, откроем сундук и поделимся…
- Замок ломать не надо!
Подал голос Егор Якимыч. Он стоял на том же месте и кошка в расходящихся сумерках уже не пугала нас прищуром красных глаз
- Вот вам ключ от сундука!
Он снял с ветки висевший ключ, и, отдавая в руки мужикам, добавил:
- Открывайте сундук да помните, что там увидите, разделите поровну. Не разделите поровну. Долго выбираться с заимки будете…
- Мужики! Да кто он такой! - раздался голос в толпе.
- Указывать нам тут будет! Гоните его с заимки! Гоните!
Но гнать его не пришлось. На восходе солнце уже красило горизонт золотистым светом. На ближнем хуторе пропел петух. Раз. Другой. Третий. Егор Якимыч, до сей поры, стоял с кошкой на плечах твёрдо, а тут словно стаял. И он, и кошка, словно в комья земли превратились, рассыпались.
Исчезновение Егора Якимыча, мужиков из района совсем не удивило. Сгинул. Ну и ладно. Им по работе не полагалось верить во всякое там… Ключ, оно и понятно, оказался в руках главного начальника. Я уже и не помню, кто из нас догадался первый, что начальник был самый главный. Они к яме пришли в одних трусах. Разбери. Кто из них кто. Про девиц интереснее рассказывать. Они, мы поняли, на одной работе все работали.
А главного начальника мы узнали, по большим звёздам. Он к яме, что мы выкопали, прибежал с девушкой в одном кителе наспех накинутом на двоих. И больше ничего на их оголенных телах не было.
- Батюшки свет!
Вскрикнула девушка, когда, нас увидела стоящих с сундуком на руках.
- Тут же дети! А мы в чём мать родила, стоим перед ними…
Сказав такие слова, то ли гневные то ли стыдливые, полностью завернулась в китель напарника, оставив того с одними отпечатками звёзд на голых плечах.
О том, что на мужской шум и возню возле поднятого сундука, сбежались раздетые девушки, я уже написал чуть-чуть. Они. Было видно по ним. Не стыдиться к сундуку прибежали. Не стыдится.
Мезозойская эра! Что было, коли звякнула пружина. И откинулась крышка сундука. В сундуке самом мы не видели, что находится. Всё ещё в яме стояли. А вот, как звонкая монета разбираться с сундука приличными людьми разбиралась. Вы бы видели. Поначалу, когда, все разом кинулись в сундук. Даже тихо было. А потом... В окрестностях заимки тишина огласилась криками и воплями. Из клубка оголённых людских тел в простор долины нет, нет да, неслось:
- Отпусти! - Отдай! - Не тронь, не твоё! - Иди ты…! - Ето уже мои деньги в твоей руке!
Сквозь мужские требования иногда прорывались женские:
- Куда ты лезешь хамло! - Тут уже и не сундук…! - Ты Митя совсем оборзел!
- Хай яму грец, то, что мы слышали и видели! Видеть видели, а ничего поделать не могли.
- Упасть и не встать!
Глядя на людей бандёривших сундук, восторгался Луня.
- Как же быстро они сундук почистили!
- Луня, а ты приглядись, как наш клад грабители поделили. - Охотно вступил в разговор Сутсик, а я добавил:
- Что разве не видно! Каждый себе сначала в рот монет по двадцать затолкал. Да в каждой руке столько же.
- Теперь я знаю почему они идут от сундука без грызни! А какой галдеж вначале подняли!- ответил Луня нам. Мы с Сутсиком чуть ли не в один голос ответили ему:
- Они с нашим первым кладом уходят. Они, а не мы!
Уставшие, и пережившие такое впечатляющее событие, мы вылезли, наконец, то из ямы. В первых лучах утреннего солнца наши взгляды устремились на опустевший, кованый сундук. На него медленно оседала пыль. До половины засыпала, доверху, а затем и вовсе он исчез. Оглянулись. Нет ни ямы, ни дерева на коем филин блеял и мычал. Хата заимки, как и прежде, стояла на месте. Нам возле неё уже нечего было делать. Мы заторопились домой. Уже обошли обмелевший ставок, когда увидели свернувших с большой дороги в сторону заимки две легковушки. Понятно. Машины ехали забрать с заимки побывавших в загуле людей. Народ, как мы заметили, уже был при полном параде и в ожидании. Даже смех слышали, и реплики в нашу сторону сыпались:
- Пацаны! Не забудьте нас позвать в другой раз, коли што надыбаете!
Злорадствовал мужичок в стильном костюме.
- Мы поможем вам сундучок из земельки поднять!
Ехидничала девица державшая под руку того мужичка.
- Поможем, поможем! - слышалось из толпы.
- Как же. Поможете! - не выдержал Луня. Ответил.
В его голосе мы с Сутсиком не почуяли грубости. Я даже пожалел его. Поддержал:
- Ладно тебе Луня возмущаться. В другой раз копать будем без чужих глаз. А вот стоять тут, на виду у начальства не к чему. Сейчас они от дармовых денег, на небесах летают. Вот сейчас им в голову стукнет, мысля…
- И что с того? - перебил меня Сутсик.
- А то!
Ответил ему БелаОс. - Егор Якимыч родителям нашим брякнет, что мы по ночам не спим дома, а шляемся где ни попадя.
- Луня подкинул своё знаменитое изречение:
- И будешь ты Сутсик дергать весь день бурьян на своём огороде, а по вечерам тебе будут петь, песенки колыбельные …
- Я добавил:
- На нас Луня, наши родители тоже ярмо оденут. Тогда прощай воля.
- Да ладно вам нюни распускать!- одёрнул нас Сутсик.
- Вы вот остановились возле ставка, пужаете себя всякими там… А не видите, что вода в ставке поднимается.
- Вижу. Поднимается! - заметил Луня.
- Вода вышла из ставка и окружает заимку!
- То же самое наблюдаю! - подтвердил БелаОс.
- Что это означает, никак в толк не возьму!
Пока мы стояли на бугре рассусоливали, вода полностью окружила заимку, заставила людей отодвинуться поближе к хате. Потом на высокий порог люди поднялись, потом в сенцы многие отошли.
Народ только, что восторгавшийся от изнеженных похождений минувшей ночи, теперь приумолк. Глядел на поднимавшуюся воду и бездействовал. БелаОс, Сутсик и Луня с диким любопытством наблюдали за непонятным для этих мест явлением. Ждали развязки. Она началась, когда к подтопленной водой заимке подъехали две легковушки. Новенькие, четыреста первые москвичи, сияя на солнце голубой краской, остановились у самого уреза воды, посигналили. Для чего сигналили. Шофера не хуже нас видели, что люди по такой высокой воде не смогут к машинам приблизиться. Только если разденутся и поплывут. Как там было, так и было. Сигналы прозвучали. В ответ, с порога мы так поняли, самый главный начальник подал голос:
- Рыхин! Пятро! Ты что, ослеп! Мы от вас водой окружены!
- Да вижу я всё Иван Калистратович! Да в толк не возьму, делать что! На службе сами понимаете, палец о палец не ударят вас дожидаючись.
- Знаю, знаю Рыхин, што не ударят пальцем о палец. И без них тоже.
Начальник указал рукой на стоящих рядом с ним по колено в воде людей.
- Мюрзлюков!
Иван Калистратович позвал второго шофёра.
- Ты что молчишь?
Из машины не вышел, а скорее, мы видели, и слышали их разговор, выскочил плотно сбитый, такой себе мужичок и затараторил:
- Я- я- я не молчу! Ло - ло-лодку надо!
- Так и привези её нам!
Строго попросил начальник.
- А чего её везти, коли она вон в кустах стоит! Я прошлый раз на ней с барышнями катался....!
- Не стой столбом Мюрзлюков! Беги к лодке и гони её сюда! Сам видишь, у нас тут неприятности с водой приключились....! На службу опаздываем!
- Народ, Иван Калистратович знает, что начальники никогда не опаздывают! Они задерживаются! Хоть на работу, хоть на службу!
Съязвил шофёр, оттолкнул лодку от берега и, загребая веслом то с одной то с другой стороны, погнал её к хате уже до половины затопленной водой.
- Будя, будя тебе Мюрзлюков поучать начальство! Греби уто молча! Видно давно ты в моих руках не хезался!
Шофёр не струсил, ответил:
- Сами видите Иван Калистратович, что я спешу, гребу!
Лодка управляемая широкоплечим мужичком заметно ускорила движение. Нам с пригорка хорошо было видно, как она быстро пересекла залитый водой двор заимки и удерживаемая веслом лодочника плавно ткнулась носом в толпу людей стоящих на пороге до колен залитом водой.
Первые пять человек, заняли места в лодке и она, пошатываясь, отчалила от порога. Аккуратно, не брызгая водой на людей, Мюрзлюков вывел лодку на средину затопленного водой двора заимки. Вот на этой самой средине лодка и остановилась как вкопанная. Ни вперёд, ни назад.
Шофёр старался, орудовал веслом, а лодка ни с места. Иван Калистратович даже обругал Мюрзлюкова нехорошими словами. Не выдержал, согнал его с места и сам принялся грести, а лодка оставалась недвижимой. Кто-то из стоящих людей, оставшихся на пороге, предложил тащить лодку машиной. Видно сам подавший идею и поплыл с найденной в хате верёвкой к лодке, а потом, разматывая веревку от лодки, поплыл к берегу. Там её зацепили за москвича, и шофёр потихоньку тронул машину. Лодка ни с места. Шофёр прибавил обороты. Лодка на месте. Двигатель уже ревел на полных оборотах. Колёса автомобиля буксовали, дымили, и скрыли машину в дыму.
И знаете, что произошло далее. Думаете, лодка поплыла к берегу. Ни га фи. Лодка, мы видели. Да, да, сами видели. Если вы помните, мы стояли на пригорке, всё видели и слышали. Лодка потащила новенького, отливающего на солнце голубой краской 401-го москвича в воду. Был москвич, и не стало.
Ой, что там было. Вы бы слышали, и видели. А вода всё прибывала. На исходе был месяц май, и она ещё не совсем прогретая, людям, стоявшим по пояс в воде, была не в удовольствие.
Мы терпеливо стоим. Ждём, что же далее будет. Видим, трое отчаявшихся мужчин, что стояли на пороге разделись и, подняв одежду одной рукой над головой, поплыли к берегу. За ними, прямо в одежде, поплыли женщины, а после них поплыли все, кто находился в хате. А может и не все. Сама суть не в том кто поплыл, а кто нет.
Те трое мужичков, что поплыли к берегу первыми, уже достигли средины, где стояла лодка с людьми. Они и не думали в лодку садиться. Смысла не было. Плыли себе к берегу и плыли. И надо же. На этой самой средине вода поднялась большой волной и всех плывущих и сидящих в лодке отбросила к хате. А потом. Словно из самого нутра земли кто-то голосом таким спокойным, спокойным произнёс:
- Граждане! Нынче на рассвете вы из моего сундука забрали деньги! Я просил вас разделить монеты поровну меж всеми находившимися у сундука людьми! Тогда я вам сказал, отсюда не выберетесь. Вы не учуяли меня! Возможно, вы утонете! Но не все! Одному человеку я позволяю покинуть заимку! Он единственный человек, кто отказался от денег. Ягор Якимыч едь домой! Машина тебя ждёт! Не медли! Иди!
Убиться с веника! Мы такого в своей жизни никогда не видели и, наверное, никогда больше не увидим. Под завистливые взгляды своих гостей хозяин колхоза вышел из хаты совсем сухим, и по воде, как будто по дороге прошёл к машине. Сел спокойно в легковушку и она укатила.
Далее, что было…. Глянули мы на хату. На пороге, по пояс в воде стоят люди. Рядом с ними лодка стоит, а в ней сидит один человек, мужчина и пересчитывает в кучу ссыпанные монеты. Потом мы видели монеты стоящими в стопках, и то, как их опять разобрали люди. Видели, как лодка с людьми отчалила от порога и поплыла к берегу. По воде. А за нею. За нею уже не плыли, а шли по земле все остальные люди.
На середине, той самой середине, где только что стояла вода, лодка враз оказалась стоящей на земле. Возле неё стояли все нам знакомые люди с вытянутыми вперёд руками и держали на ладонях блестящие на солнце монеты. И опять мы услышали голос. Мы догадались, чей голос мы слышали. Он сказал:
- Граждане! Вижу, вы усвоили урок, с деньгами. Но! Эти деньги не ваши. Мой вам совет. Никогда не берите не заработанные вами деньги, если не хотите, чтобы ваша жизненная тропа перехлестнулась с тропой моей.
Далее случилось невероятное. Перед стоящими у лодки людьми появился, непонятно откуда сундук. И последнее, что мы видели это то, как из людских рук сыпались в сундук уже не блестящие на солнце монеты, а битые черепки от посуды. Заполненный доверху черепками он также внезапно исчез, как и появился, а на небольшой утоптанной площадке у самой заимки мы увидели стоящими два четыреста первых москвича сверкающих на солнце голубой краской. В них без шума и гама усаживались нам знакомые люди.
.