Вавилон на колесах. Отрывок из Дневника ракетчика (Тихон Беликов) / Проза.ру

В августе, перед самым призывом в армию, я поехал в отпуск к сестре в Балхаш. Садился на паровоз в Кустанае в плацкартный вагон в час ночи.
   Проводницей была толстенькая молоденькая хохлушка Оксана из Харькова, выдал говор, почти землячка, студентка какого-то железнодорожного техникума, отрабатывающая практику.
Поезд стоял долго, мы мило поговорили, и она отвела меня на самое лучшее свободное место. Свет в вагон проникал из фонаря на перроне, но я успел рассмотреть, что на нижней полке спит казашка, с густыми черными волосами. Лица, разумеется, не было видно, но на столике у ее изголовья лежала какая-то папка с надписью на казахском языке. У казахов все слова пишутся кириллицей.
Напротив, сидели девушка в платке и мужчина с бородой. Черкесы, определил я для себя, согласно описания Лермонтова в его «Герое…»
   Получив за 1 рубль у Оксаны постель, я бросил ее на полку и пошел в туалет переодеться. Натянув традиционное трико с вытянутыми коленями, возвратился и увидел, что на столе стоит бутылка вина и фрукты.
- Садись, дорогой, будем знакомиться.- Сказал, бородатый мужчина – и показал на место, где только что сидела девушка, которая примостилась в углу у самого выхода.
- Люди же спят, - указал я на казашку, - уважать надо чужой сон.
- А мы тихонько. Нам через два часа сходить. Поболтаем, познакомимся. – Мужчина подал мне руку. – Меня зовут Аслан, а это моя жена Тамара.
Ни знакомиться, ни выпивать мне крайне не хотелось, засыпал на ходу, но я пожал руку и сказал.
- Володя, очень приятно. Но Вы меня извините, я очень хочу спать, так что Вы с женой распейте эту бутылку и пообщайтесь. – Сказал я и полез на полку.
- О чем ты говоришь, дорогой. У нас ингушей женщина никогда не сидит за столом с мужчинами. Сделай одолжение, уважь, попробуй вино, с Родины везу.
Сказанное меня так поразило, что я присел и спросил.
- А зачем сюда везти вино, и где кушает женщина.

2
- Выслал всю нашу семью Сталин в Казахстан в сорок втором. Вот старики послали на разведку, будем возвращаться. Я разрешительные бумаги везу. – Он взглянул на жену и продолжал.
- А на счет женщин – не беспокойся. У них свой стол, свои интересы.
- А почему Тамара при такой жаре сидит в платке? – Вновь удивился я. – Вон какие красивые волосы выглядывают из под косынки.
- Тебе и посторонним не полагается видеть красоту моей жены, платок она может снять только дома.
- Интересно, а Тамара тоже так считает? – я перевел взгляд на девушку.
Она покраснела и что-то сказала на своем языке.
- Осторожно, брат Володя – произвел меня в родственники Аслан, - разговаривать с незнакомой девушкой нельзя. Убить могут.
- Средневековье какое-то. – Возмутился я. – Хорошо, а выпить за ее здоровье можно?
Я взял со стола наполненный стакан и стукнул тихонько по стакану Аслана.
Аслан поднял стакан и что-то сказал Тамаре. Минут пять они о чем-то тихо спорили. Потом Аслан перевел:
- Она говорит, что я очень хороший человек, потому что заступился за женщин, и предлагает выпить за здоровье гостя.
Мы осторожно еще раз чокнулись и выпили. Вино было терпкое с необычным кисловатым вкусом. Я взял нарезанный кусочек яблока, похвалил вино, поблагодарил обоих за интересную беседу, еще раз извинился и полез на свою полку.
Больше меня Аслан не удерживал, а о чем-то тихо разговаривал с женой.
- Интересно, а Тамара по-русски говорит, - подумал я и провалился в сон.
Проснулся от яркого солнечного света. Полки напротив, были пусты. Под моей полкой сидела женщина с пышными черными волосами и что-то читала. Я схватил полотенце и брюки, спрыгнул точно в свои босоножки, буркнул – «Здрасте» и умчался в туалет.
У туалета стояла очередь в три человека. Последним был короткостриженный парень моего возраста.
- Привет, - он подал мне руку и представился, - Женя.
3
Не успел я пожать руку и вставить: «Володя», как он выпалил,
- В карты играешь?
- Играю, но лучше в шахматы, - ответил я.
- Это ты ночью сел на мое место?
- Не знаю, мне проводница место показала.
- Восемнадцатое?
- Да.
- Мое. А я сбежал. Чуть не трекнулся от такого соседства. Напротив два чурека, ни бельмеса по-русски, внизу махровая жидовка, сбоку казах с казашкой.
Не пойму что, но в его лице было тоже что-то от азиата. И хоть разговор такой мне был крайне неприятен, я нашел в себе силы спокойно спросить.
- А сам, откуда приехал в Казахстан?
- Да кто ж сюда добровольно приедет. Меня привезли сюда служить. А сейчас я еду из отпуска в свою ракетную часть из Ижевска.
- Твоя очередь, - подсказал я ему, - и он зашел в туалет.
- Понятно, едет в Бойканур, осуждает другие национальности, а сам удмурт - подумал я.
С некоторых пор, я не то, что терпеть не мог разговоры о «жидах» и «чуреках» - люди, которые при мне позволяли всякие антисемитские высказывания, становились моими лютыми врагами.
Конечно, они этого не знали, но общаться я с ними не мог, ни под каким предлогом.
Чтобы понять, как это произошло, придется сделать существенное отступление от путешествия на этом поезде, пока этот «мнимый москаль» пребывает в туалете.
Месяца два назад, к нам на стройку приехал представитель ГИПа, в порядке авторского надзора Рогов Лев Давидович. Это был относительно молодой человек, в возрасте около тридцати лет, маленький, чернявый, говорящий с грассированием буквы «р». В общем, яркий представитель еврейской национальности. Кто-то его тут же в шутку назвал «троцкистом», за совпадение имени и отчества с главным оппонентом Сталина. Так его все и звали, пока не уехал.

4
Трудился он в каком-то ГИПРОНИИ, при этом занимался наукой, и готовил какую-то диссертацию. Что-то по качеству и прочности бетона.
В его задачу входила не только проверка соблюдения прорабами проектной документации при строительстве, но и согласования всяких замен (перемычек, арматуры и т.п.), выдача и исправления рабочих чертежей и еще чего-то, что я в силу своей некомпетентности не мог знать.
Начальство стройки было в нем заинтересовано настолько, что выделили ему меня в помощь как самого молодого, оплачивая мой день по среднему тарифу.
Я должен был сделать опалубку для образцов бетона по заданным чертежам, залить ее бетоном различных марок из привозимых на стройку, таскать рейку, при работе с теодолитом и выполнять прочие разовые поручения. Как он мне объяснил, образцы бетона, будут храниться в разных температурных условиях и средах с разными временными сроками, а затем подвергаться испытаниям на прочность.
Опалубку я сделал и под его руководством залил бетоном, утрамбовав игольчатым вибратором. Лев Давидович, на чуть застывшей поверхности, написал гвоздем марки цемента и прочие характеристики. Через трое суток надо было освободить образцы от опалубки и отвезти в лабораторию. За время совместной работы мы о многом переговорили, а узнав, что я учусь на подготовительных курсах для поступления в политехнический институт на строительный факультет, Лев Давидович даже предложил работу помощника геодезиста в своем институте. Сказал, что в этом случае он смог бы меня рекомендовать на учебу от института с повышенной стипендией.
Снимать опалубку нужно было после выходных, и на воскресение мы договорились сразиться в шахматы в его гостиничном номере.
Во время игры, Лев Давидович рассказал массу интересного о жизни евреев в СССР. Я, например, был поражен, что он знает о своей кличке «троцкист», дескать, не впервой, и любит анекдоты про евреев. Один даже запомнился.
Идет Иван возле синагоги и говорит:
- Привет моржи.
- Абрам, ты таки купаешься зимой в море? – Спрашивает Мойша.
- Нет, а ты?
- Тоже нет.
- Иван, - спрашивает Мойша, возвращающегося шутника, - ты ничего не спутал?
5
- А, это я сокращенно, - привет, морды жидовские.
Рассказал и сам смеется.
- Но, это же Вас должно оскорблять? – удивился его смеху я.
- А ты, знаешь, сколько у евреев противоположных анекдотов про русских. Юмор лучшее лекарство от хамства. Вот тебе один.
В столовой Иван подсаживается к Ицхаку, который ест рыбу и спрашивает:
- Отчего все главные открытия в науке совершили евреи? Ньютон, Эйнштейн и даже Маркс со своим капиталом.
- Ты еще Ленина забыл, у него был дед еврей, - отвечает Ицхак. – А все потому, что мы рыбу едим. Она содержит фосфор, который освещает нам путь в неизведанное.
- Дай попробовать. Может, и я что-то открою.
- Не дам. Купи.
- Ладно. Вот тебе рубль.
- Три.
- Ладно, давай за три.
Ицхак дал ему голову. Иван поковырял вилкой и говорит.
- Что же это получается? Вся рыбина рубля не стоит, а я тебе только за голову трешку отдал?
- Вот ты уже и поумнел!
Я оценил юмор, и воспользовавшись случаем задал Льву Давыдовичу, давно интересующий меня вопрос.
- Почему евреи не признают Христа, рожденного еврейкой? Наоборот, этим же гордиться надо.
- На этот счет есть масса домыслов. Но, на мой взгляд – это нежелание слиться с толпой верующих других религий.
Сам я не верю ни в одного бога. - Ответил он. – Как бы тебе объяснить? Вера в существование Бога, это тоже своеобразная теория. И она появляется на самой первобытной стадии развития человека, когда какое-то природное явление не поддается логическому объяснению. Молния, землетрясения и т.п.
6
Считается, что нет доказательств, как наличия, так и отсутствие бога. А на мой взгляд такие доказательства есть, только косвенные.
Не будем касаться вынужденных толкований церкви о семи днях создания мира, и даже того что сам Христос не знал, что земля вращается вокруг солнца, а не наоборот. Во время написания библии, была масса темного народа, который мог поверить, во что угодно и вот это нагроможденное «что угодно» возьмем за отправную точку. Всякая теория должна подтверждаться фактами. Из фактов пришествия Бога на землю имеется только одно письменное подтверждения. Два или три апостола видели его воскресшего, о чем и написали в своих евангелиях. Но это лица заинтересованные, что согласно юридическим законом, не является неоспоримым доказательством. С другой стороны, церковь всегда отрицала прогресс. Из-за этого пострадали миллионы мыслящих людей. Инквизиция, Джордано Бруно и прочее, прочее, прочее. Но, в конечном счете, церковь не только была вынуждена признать всякие «бесовские штучки», но и взять их на вооружение, активно ими пользоваться. Электричество, телефоны, самолеты, физические законы построения вселенной, и т.п.. Иными словами, церковь идет на попятную под напором прогресса, и единственным оправданием этому остается вечный аргумент: - наука не все может объяснить.
А с моей точки зрения признания того, что раньше отрицалось церковью, и является тем самым фактом, который подтверждает ошибочность первоначальной теории существования бога. Не говоря о том, что второе пришествие никогда не может произойти, хотя бы потому, что в этом не заинтересованы сами церковники. Это разрушит монополию на власть над верующими всех религий.
Весь этот спич, Лев Давидович произносил, пока я думал над своим безнадежным положением. Наконец, он взглянул на доску, и добавил.
- В твоем положении, мата в два хода можно избежать, только пожертвовав ферзя. Т.ч. расставляй новую.
В шахматы он играл лучше меня и при счете 7 : 2 в его пользу я распрощался. Он сказал, чтобы я не расстраивался, и подучил теорию, ведь выиграл две партии у КМС. Хотя на самом деле выиграл только одну, а две я свел в ничью.
С гостиницы я ушел около 18 часов и сразу же побежал в столовую, надо было подкрепиться перед репетицией самодеятельного народного оркестра в клубе, в котором я играл на домре альт.
Столовая готовилась к закрытию. Лишь один посетитель одиноко сидел за столиком, на котором был только бесплатный хлеб, два пустых стакана, из-под компота и грязная тарелка.
7
Проходя на раздачу, я узнал его. Это был Николай Федорович, наш сосед по общежитию, кумир и учитель моего друга Пети. При обучении на сварщика Петя проходил у него практику. Таких сварщиков на весь комбинат, по утверждению Пети, было всего три человека. Но что я знал, точно, так это то, что он был единственным сварщиком на нашем участке, который сам составлял и подписывал акты скрытых работ. Во всех случаях, когда производится важная, несущая сварка, например арматуры, и закрывается бетоном, которую потом не возможно будет проверить. Иными словами его сварка была безукоризненна и не подлежала контролю.
Еще бы. Говорили, что он прибыл к нам из отряда строителей нефтепроводов, где работал газосварщиком.
Николай Федорович жил один, к нему никого не подселяли, никогда никто не видел его выпившим, был не общителен и не разговорчив. Ему было под пятьдесят, во время войны, на которую попал совсем юнцом, работая трактористом МТС, он на фронте ремонтировал танки.
Эти сведения мне в свое время поведал Петя, с которым, как с лучшим его учеником, Николай Федорович снисходил иногда общаться. Понятно, что я к такому соседу испытывал величайшее уважение и кроме «Здравствуйте и До свидания» никаких разговоров с ним позволить себе не мог.
Выбирать на раздаче было уже нечего, и только знакомая раздатчица Лида, которая почему-то наливала всегда мне по гуще, куда-то сбегала и принесла две котлеты с макаронами. С этими котлетами и двумя стаканами компота я пошел к ближайшему столику, но услышал голос Николая Федоровича.
- Петя, иди сюда. – У него вся наша комната были Пети. – Садись сюда. – Он отодвинул ногой противоположный стул.
Я сразу увидел, что он немного не в себе и возражать не стал.
Затем он достал из-под стола бутылку с водкой на самом донышке и разлил остатки по стаканам. Я отказался, сказав, что меня ждут, а он выпил все остатки из обоих стаканов и запил моим компотом.
И только тогда я разглядел, что он мертвецки пьян и не может самостоятельно двигаться. Это значило, что на репетицию я уже не попаду, ибо надо помочь Николаю Федоровичу дойти до общежития. Столовая закрывалась, мы вместе с Лидой подняли его, и, поддерживая с обеих сторон, вывели на улицу и усадили на скамейку.
Немного протрезвев, Николай Федорович заговорил пьяным лепетом. Его как будто прорвало. Мы потихоньку двинулись домой.
8
- Ты думаешь Петя я пьяный? Нет, нет и нет. Это у меня душа горит. – Стукнув кулаком себя в грудь, пробормотал он.
Далее он говорил хоть и бессвязно, порою повторяясь, но в целом причины его запоя стали мне понятны.
Вчера Николай Федорович получил письмо от любимой женщины Людмилы из Караганды. После войны, из-за проблем с мужчинами , на него был большой спрос. Он сошелся с начальницей механического цеха, в котором работал газосварщиком. Она родила ему дочку Таню, но, расписываться с Людмилой и признавать дочь официально он не спешил, поскольку уволился и уехал на заработки строить нефтепровод.
Дочку он очень любит, приезжая в отпуск, балует ее подарками, гуляет с ней и обещает приехать на совсем.
На трассе нефтепровода, его окрутила заведующая магазином Надежда, которая приходила к ним в вагончик и всегда приносила с собой водку. А ему пить нельзя. После фронтовых 100 грамм, его детский организм не выдержал и он запил. В Караганде его вылечили и «зашили». А Надежда, в конце-концов, соблазнила его собой и водкой. И он опять запил и его выгнали с трассы. Поэтому он уехал на стройку нашего Соколово-Сарбайского горно-обогатительного комбината и здесь «зашился».
А вчера Николай Федорович получил письмо от Людмилы, в котором она написала, что ей надоело его ждать, и что она вышла замуж за инженера завода, который удочерил его дочь, и дал ей свою фамилию. Просила их забыть, больше не писать, не приезжать и не нервировать дочь. А у него из-за развившейся болезни своих детей больше никогда не будет.
Пока он исповедовался, мы добрели до общежития, и он рухнул в постель, не раздеваясь.
Я унес пустые бутылки, одну недопитую спрятал далеко под кровать, чтобы он завтра не похмелился, а вышел на работу.
До сих пор я не уверен, что он запомнил меня, что наговорил и как попал к себе в постель.
Я рассказал Пете о случившемся с его наставником, и он обещал его разбудить, привести в форму и прикрыть на работе. Оказывается, он знал, о его пристрастии и не раз выручал. Больше того, он сказал, что если Николай Федорович завтра удержится от спиртного, то выйдет из запоя за один день. У него необыкновенно сильная воля. В чем я сильно усомнился, но разочаровывать Петю не стал.
9
   В восемь часов 10 минут утра в понедельник я пришел переодеться в свой вагончик, и наш бригадир (в просторечии бугор), Василий Андреевич, обычно сдержанный и не ругающий даже за неправильно закрепленную балку опалубки, обрушился на меня.
- Где ты ходишь? Троцкист уже два раза приходил. Беги немедленно в прорабскую. Он тебя там давно ждет.
Только у меня просьба к тебе. Троцкист хочет проверить качество субботнего бетонирования потолка цеха. Мне сказали бетонщики, что он видел, как последние машины застыли и бетон из самосвалов выгружали ломами. Он полагает, что такой бетон никакими вибраторами не разогнать. Я тоже думаю, что раковин не избежать, но ему сказал, что все мои люди на подпорной стене, и что снимать опалубку будешь ты по его указаниям. Так что имей ввиду, последние машины с застывшим бетоном выгружались в левой стороне. Попробуй эту сторону не трогать.
Своего бугра я очень уважал. На войне он со своим взводом освобождал мой родной город Могилев, но вспоминать о войне не любил. Лишь однажды, когда я прилег за перегородкой, готовясь к ночной смене, после получки, собрались в наш вагончик фронтовики и без посторонних такое вспоминали о войне, что у меня волосы дыбом стояли. Особенно меня поразило, как они костерили Сталина и какого-то генерала. Общий тон был такой, жизнь солдата ни во что не ставилась, гнали на танки и пулеметы, не считаясь с потерями.
Естественно я ему обещал сделать все возможное, чтобы его фронтовой друг, бригадир бетонщиков Федор Ильич не пострадал.
Льва Давидовича я застал за какими-то чертежами. Он что-то обсуждал с прорабом, сунул мне записку и сказал.
- Здесь график испытаний образцов. Отдашь записку зав лаборатории и получишь квитанцию за сданные образцы. Только снимай опалубку аккуратно, бес сколов. И вези их только на тачке, ни в коем случае, не грузи образцы на машину или на самосвал. Они еще не затвердели для испытаний.
Поскольку при изготовлении опалубки для образцов, я гвозди сознательно не добивал, а укреплял стенки клиньями, освобождение всех образцов с помощью гвоздодера, у меня заняло, чуть больше часа. За две поездки я их перевез на ручной тележке, получил квитанцию и решил пообедать до официального обеденного перерыва.
Первого, кого я увидел в столовой, был Николай Федорович. Он одиноко сидел за столом, а из кармана торчала четвертинка водки.
10
Дело в том, что его сварка у основания контрофорса подпорной стены держала сразу три бригады – арматурщиков, плотников и бетонщиков. А подпорную стену делали в аварийном порядке, потому что без нее нельзя было сдать основной цех окатышей. Причем, это была такая несущая конструкция, на которую должны были загонять железнодорожный состав думпкаров (саморазгружающих вагонов) с рудой и выгружать в жерло дробильного механизма. Понятно, какое значение имела сварка несущих стержней.
Когда он успел заварить стержни, я не видел, но знал, что моя бригада уже заготавливала щиты, а арматурщики устанавливали обвязывающую арматуру. Следовательно, стержни были заварены с самого утра.
Потом мне Петя рассказал, что это он его поднял, помог доехать, притащил тяжелый трансформатор и электроды, подсоединил землю и помог спуститься Николаю Федоровичу к основанию контрофорса.
Разумеется, в бригаде сварщиков были опытные профессионалы, которые смогли бы сварить не хуже Николая Федоровича, может чуть медленнее, но тогда бы пришлось ждать экспертизы, а главное, он лишился бы заработка. Видимо, поэтому он решился дрожащими руками, которыми после такого жестокого похмелья, и стакан ко рту не поднести, взяться за ручку сварочного держателя. А удержать электрод и на трезвую голову не каждому удается, так и норовит залипнуть. Но ведь его сварку никогда не проверяли, на это он и надеялся.
Авторитет Николая Федоровича как специалиста и учителя был непререкаемый. Однажды, он на моих глазах сотворил почти чудо, чем спас начальство от крупных неприятностей.
Рудник, по добыче руды открытым способом, который размещался невдалеке от нашей стройки, представлял огромный котлован, километров 5 в диаметре. Если смотреть сверху, было видно как глубоко на дне копошились две точки похожих на жучков, а по окружному серпантину дорог, поднимались и спускались муравьи .
На самом деле жучками были огромные с трехэтажный дом шагающие экскаваторы, в ковш которых, умещалась легковая машина, а муравьями – 25-тонные самосвалы, колеса которых, превышали рост человека.
Видимо в этом котловане кончалась порода, потому что начальство надумало, один экскаватор перевести в другой карьер. При этом найдено было гениальное решение. Раз экскаватор шагающий, пусть себе и шагает по степи около 20 км. А это через траншеи, бугры, асфальтированную и железную дороги.

11
При близком знакомстве я заметил, что название шагающий, не отражает принципа передвижения экскаватора. Правильно было бы назвать его «прыгающий» , потому что он двигался как инвалид без ног. Только вместо рук у экскаватора были огромные площадки вроде широких лыж. Эти лыжи он переносил вперед, затем с помощью гидравлики поднимал и опускал себя позади лыж. И так каждый шаг.
И вот однажды утром мы увидели настоящее чудо. Из карьера выполз экскаватор, а впереди 10 самосвалов устилали ему дорогу песком. А еще были два самых настоящих танка, у которых вместо башни была прозрачная кабина, в вместо пушки - огромные бульдозерные ножи, которыми они превращали этот песок в гладкую дорогу. Сзади шел малый экскаватор, который загружал песок обратно в самосвалы, и так по кругу.
К обеду, эта процессия подошла к железнодорожному полотну и остановилась. По времени, сначала надо было пропустить состав с рудой. Кроме того, заранее насыпать с обеих сторон горы песка, чтобы после прохождения поезда, быстро выровнять песок и пропустить экскаватор не повредив полотна.
Бульдозеристы заглушили свои «танки» и ушли на обед. Вот после обеда все и началось. Как только состав с рудой осторожно прошел на разгрузку, которая была совсем рядом, завелся один бульдозер. Но его ножа не хватало на ширину экскаватора, они должны были работать одновременно, чтобы полотно было идеально ровное, иначе махина экскаватора может перевернуться. Но второй бульдозер, ни как не хотел заводиться. Что тут началось.
Набежало начальство, каждый лез с советами и что-то приказывал. А самосвалы уже засыпали полотно, и хода обратного не было. Это происходило в метрах семидесяти от основной стройки. Все строители с интересом смотрели на этот бедлам. Один Николай Федорович снял сварочный щиток и спокойно пошел к застрявшему бульдозеру. Он о чем-то переговорил с бульдозеристом и сказал руководителю операции, чтобы привезли компрессор. Отбойные молотки у ближайшего компрессора тут же отсоединили и прикатили его к бульдозеру. За это время, Николай Федорович, вместе с бульдозеристом, сняли какую-то деталь и шлангом стали ее обдувать, легко постукивая по ее корпусу. Затем Николай Федорович залез со шлангом в двигатель и долго там что-то продувал.
Деталь поставили на место и двигатель сразу завелся. Говорили, что ему за это дали премию. А он лишь скромно заметил. Что на войне, такое с танками случалось часто, особенно при форсировании различных преград.
Вот такой герой-фронтовик, сейчас сидел в столовой и уже явно выпил всю «чекушку».
12
- Хоть бы он сейчас ушел домой,- пронеслась у меня в мозгу шальная мысль. - Не дай бог, попадется на глаза «троцкисту», который сказал мне вчера, что у него для сбора материалов к диссертации, надо зафиксировать качества бетона и сварки.
Я быстро проглотил обед и побежал в прорабскую. Гудок на обед уже прозвучал и Паша Дорожка из моей бригады сказал, что «троцкист» на подпорной стенке проверяет арматуру. На самом деле он не проверял, а согласовывал с прорабом на месте замену диаметра обвязочной арматуры. Снабженцы не смогли поставить предусмотренный проектом диаметр и это меня немного успокоило.
Но обеденное отсутствие арматурщиков на подпорной стене, вдохновило Льва Давидовича пролезть вниз вовнутрь и посмотреть качество сварки. Я его застал, когда маленьким молоточком, он что-то отбивал и рассматривал в какой-то прибор, одетый на голову.
Я решил его отвлечь и крикнул ему.
- У заведующей лаборатории, есть вопросы по хранению образцов, и куда девать квитанцию?
Он поднял голову и сказал.
- Очень хорошо, я потом зайду. А сейчас срочно найди мастера и пригласи сюда.
Мастер, молодой парень в очках, вместе с прорабом, что-то обсуждали, склоняясь над огромным чертежом. Прораб, услышав просьбу «троцкиста» и узнав причину, матерно выругался и сказал мастеру.
- Гриша, срочно найди бугра сварщиков и Николая, и приходи с ними. А я пойду к троцкисту.
Мастер пошел в вагончик сварщиков, а я побежал в столовую, надеясь застать еще Николая Федоровича и уговорить его тихо скрыться. Застал я его на полпути.
- Николай Федорович, там троцкист Вашу сварку смотрит, может Вам пока уехать домой, чтобы не светиться. – Сказал я ему, намекая на его выпитую «чекушку».
- Что? – прорычал сварщик. – Да как он смеет? – И он решительно зашагал к подпорной стене.
Прораб со Львом Давидовичем сидели на корточках у стержня и рассматривали очищенный сварочный шов. Шов был непривычно большой. Даже сверху были видны подтеки и пропуски. Подошли мастер и все бригадиры участка.

13
- Вот эту агматугу, - проверяющий, указал на нижние звенья, - пгидется снять и все швы, - он остановился, подыскивая замену неподдающемуся его произношению слову «переварить», потом махнул рукой и сказал. - Все заново!
Видимо, он очень волновался, высказывая неприятные для всех слова, потому что его «картавость» значительно усилилась.
- Что ты себе позволяешь, жидовская морда, – закричал Николай Федорович. – Мало Вас немцы в Освенциме сожгли, так ты еще здесь, меня фронтовика будешь учить. Да я …..
Но договорить ему не дал мой бригадир Василий Андреевич. Он подскочил к сварщику и врезал ему кулаком в челюсть. Сварщик упал, и что-то бормоча, с трудом поднялся и пошел к своему вагону. Василий Андреевич, помог вылезти из арматуры Льву Давидовичу и сказал.
- Вы на него не обижайтесь. Он вчера любимой дочери лишился. Никак прийти в себя не может от горя.
- Спасибо за помощь, - ответил проектировщик, и, кивнув прорабу, ни на кого не глядя, пошел в прорабскую.
Арматуру заварили заново с помощью дополнительных прутков, а Николая Федоровича, через неделю направили на лечение.
Я разобрал опалубку с потолка цеха и позвал Льва Давидовича посмотреть качество бетонирования. Но он смотреть не пошел, а сказал, что он и так знает результат, когда укладывают застывший бетон.
- В своей диссертации я как раз и рассматриваю пути улучшения качества бетона путем усовершенствования транспортировки. – Добавил он. – За границей, например, смешивание смеси происходит прямо в машине.
На прощание Лев Давидович подарил мне огромную профессиональную логарифмическую линейку, на которой он все считал и сказал.
- Скажи прорабу, что ничего о случае со сварщиком я докладывать никому не буду. Да и не моя это компетенция. Я смотрю только за соблюдением проектной документации при строительстве.
- И вот, что я скажу тебе Володя на прощание. Ты парень молодой и жизни пока не знаешь.
А дело ведь не в этом сварщике, как говориться, что у пьяного на языке, то у трезвого на уме. Трагедия евреев в этой стране в том, что таких как он, большинство. Почитай
14
Бабеля. Он очень талантливо рассказывает про еврейские погромы до, во время и, после Октябрьской революции. Бессмысленные и жестокие. Ты скажешь, что сейчас погромов нет, а я скажу, что сейчас еще хуже.
Меня, с золотой медалью, не приняли в МГУ из-за пятой графы в анкете. Пришлось идти в строительный. В моем ГИПРОНИИ, мне никогда не стать главным, хотя все расчеты на мне и я несу за них персональную ответственность.
Вот я и думаю, к черту диссертацию, к черту такую работу, наверное, надо уезжать. Еще один хам, как этот сварщик и я не выдержу. Подам документы на выезд в Израиль вместе с семьей.
Ну а если не уеду, напиши после армии. Помогу с работой и учебой.
Мы пожали руки, он сел в директорскую волгу и укатил на вокзал.
Теперь, когда оскорбляют человека любой национальности, я вспоминаю боль, которую причинил фронтовик, видевший концлагеря в живую, Льву Давидовичу, и мне тоже становится, больно, как будто снова оказался на той стройке.
Своего нового знакомого, при возвращении на своё место я якобы не заметил, и быстро прошмыгнул мимо. В своем купе я увидел сидящую за столиком женщину лет пятидесяти, с красивыми густыми черными волосами, большими, слегка на выкате глазами и, на мой взгляд, обыкновенной внешности, может чуть укрупненными чертами лица. На ней была строгая белая блузка и черная юбка.
- А вот и мой попутчик, - сказала она, приятным грудным голосом. – Давайте знакомиться.
- Володя, - ответил я. – Еду в Балхаш из города Рудного.
- Очень приятно. – И опять я поразился ее произношению. Оно походило на речь диктора телевидения. - Неля Михайловна, учительница математики. Едем с коллегами в Темир-Тау после республиканского семинара.
На столе стояло два стакана чая, на салфетке лежали бутерброды и два яйца.
- Садитесь Володя, будем чай пить, - Неля Михайловна указала на стаканы. - Я Вам чай заказала.
Я планировал пойти покушать в вагон-ресторан, но отказываться не стал. С удовольствием угостился вареным яичком и бутербродом с сыром и даже сбегал за вторым стаканом чая.

15
Поблагодарив попутчицу за приятную беседу и угощение, я отнес стаканы проводнице Оксане. Пока рассчитывался, поболтал с ней о ее учебе, пассажирах и родных местах.
Нелю Михайловну я застал читающей, ту самую папку на казахском языке.
- Естественно, – подумал я. – Казахская школа, надо же общаться с учениками на родном языке.
Выдержав для приличия паузу, я спросил.
- Извините, Неля Михайловна. А как по-казахски звучит числитель и знаменатель.
- Я почти не знаю казахского языка. – Удилась она. – А почему ты спрашиваешь? – Перешла на «ты», по учительской привычке Неля Михайловна.
- Я учился в белорусской школе и по математике всегда имел пятерки. А вот в военное училище в Ленинград, меня не взяли, потому что преподаватель не поняла моего ответа. Я называл числитель личникам, а знаменатель – назоуникам. – И продолжил. – А как же вы книгу читаете, название которой, написано на казахском языке?
- Где? – Удивилась Неля Михайловна. Она посмотрела на название и рассмеялась. – АБЭРЕУТЫ. Это объединение поэтов серебряного века. Они искали новый революционный стиль выражения и отрицали классику.
Вот послушай. Она открыла страницу и прочла четверостишие, из которого я запомнил только звуки и отдельные слова.
- Нравится?
- Если честно. То я ничего не понял.- Ответил я.
Она как-то сразу погрустнела и тихо произнесла.
- Вот за это их всех и расстреляли. – Тяжело вздохнув, продолжила. – Один из них был другом нашей семьи. Когда-то я преподавала матанализ в университете, а сейчас ЖВН – жена врага народа.
- А ведь писали, что всех реабилитировали. – Усомнился я.
- Не все так быстро и просто. Людей уже нет. Ждем. – Неля Михайловна, закрыла папку, провела рукой по надписи и продолжила. – Эта надпись, не просто память. Здесь собраны стихи поэтов, которые запрещали в те времена.
- Значит это самиздат. – Я попытался показать свою эрудицию, никогда не видевший, и только слышавший о таком явлении.
16
- Нет, здесь собраны стихи ранее опубликованные, но затем запрещенные, некоторые даже изымались из библиотек. Например, запрещенный сборник Есенина «Москва кабацкая»
А самиздат, это, как правило, произведения, изданные за границей.
Вот смотри. – Она открыла фибровый маленький чемоданчик, в котором лежали какие-то учебники, и достала снизу книгу в самодельном переплете без названия. – Эти произведения написал Андрей Синявский. Здесь их три. Особенно интересна статья «Что такое социалистический реализм?», издевающаяся над нашей литературой. Но тебе лучше ничего не знать об этом. Даже держать в книгу в руках опасно. Могут посадить.
- А почему Вы меня не боитесь? - Удивился я.
- Потому, что это не твое место. Ты попал в это купе случайно, из-за того, что твой сменщик перешел в другое купе играть в карты, значит, не можешь быть сексотом. (секретным сотрудником). Да и не лезешь с расспросами, спутал Абэреутов с казахами и скорее всего ничего не знаешь о том же Синявском.
- А вот тут Вы неправы. – Я обожаю Синявского. Это же радиокомментатор, который лучше всех кричит г-о-о-о-л. Понятно, почему он смог опубликоваться за границей. Он же там бывает, комментирует игры нашей сборной.
- Тебя надо в музее показывать, - улыбнулась Неля Михайловна. -
Как будто живешь на другой планете. Не знаешь разницы между Вадимом и Андреем Синявскими. Наверное, и в коммунизм веришь?
- А почему нет? Хрущев же сказал, что переход от социализма к коммунизму будет постепенным.
- Вот именно от социализма, а социализма-то как раз и нет. Он не возможен в принципе.
- Шутите. – Искренне удивился я.
- Нет, не шучу. Математической наукой доказано.
- Это как?
- Ты, главный лозунг социализма помнишь?
- А как же. От каждого по возможности, каждому по труду. А коммунизма: от каждого по возможности, каждому по потребностям. – Ответил я.

17
- Есть такая наука Математическая логика. – Оглянувшись на проходящего по проходу солидного мужчину, тихо начала объяснять Неля Михайловна. - Эта наука о сочетании возможных событий. В ней говориться. Что если в рассматриваемом событии имеется хотя бы одно событие или утверждение заведомо ложное, то и все событие является ложным. Этот постулат широко используется при анализе программ, написанных для ЭВМ.
В главном принципе социализма, ложным является событие «каждому по труду», потому что кто-то это должен распределять и контролировать. Соответственно он не может «каждым», заниматься созидательным трудом и получать «по труду». В свою очередь, без него не может быть распределения по труду. Зато он имеет возможность распределять в свою пользу результаты чужого труда, что нарушает главный принцип. Кстати, этим «кто-то» являются партийные органы разных уровней, которые и нарушают свой же провозглашенный лозунг.
Пока Неля Михайловна «гробила математикой» социализм, в перегородку несколько раз стучали.
- Извини, Володя, мне надо срочно проверить урок у одной ученицы, а то ее мама перегородку разобьет. А ты пока почитай стихи, потом продолжим. – Она бережно передала мне папку Абэреутов и ушла в соседнее купе.
Впервые я встретил человека, с такими знаниями и логикой, в сравнении с которым, почувствовал себя маленьким и ничтожным. С огромным нетерпением я осторожно открыл обложку папки. На обратной стороне был приклеен белый лист бумаги, с перечнем поэтов и страниц, напечатанный на пишущей машинке. Большинство фамилий я увидел впервые, но не стал «растекаться по древу», нашел Есенина, перешел на его страницу и с наслаждением погрузился в чтение. «Не гляди на меня с упреком, Я презренья к тебе не таю. Но люблю я твой взор с поволокой, И лукавую
кротость твою. ……. Ну и что же, лови, я не струшу, только как бы твой пыл не погас. На мою охладевшую душу, натыкались такие не раз». Я поглощал стихи как горячие пирожки. Понравившиеся строки перечитывал по несколько раз. Мозг был напряжен до предела. – Запомнить, запомнить, запомнить! – стучало в висках.
На мое счастье, Неля Михайловны не было около часа, и большинство стихов я прочел по три, четыре раза. А этого было достаточно, чтобы они навсегда врезались в мою память.
Неля Михайловна, усевшись на своё место, и внимательно посмотрев мне в глаза, неожиданно спросила.
- По глазам вижу, ты что-то искал и нашел.
18
- А как Вы это поняли? – В свою очередь спросил я. – Нашел, и бесконечно Вам благодарен.
- Это у тебя на лице написано. Сразу видно: наивен, любишь стихи и, наверное, робкий в отношениях с девушками.
- Точно. – Подтвердил я. – Не могу подойти первым. О каждой понравившейся девушке думаю перефразированной фразой: «Ведь я не создан для блаженства, Ему чужда душа моя. Напрасны Ваши совершенства, Их вовсе не достоин я»
- Минуточку – сказала Неля Михайловна – ведь это Онегин. А насколько я помню, этот отрывок в школе наизусть не учат.
- Правильно помните, хотя наша учительница по литературе могла задать учить на память и этот монолог, но распределила почему-то все письма и почти пол первой главы. Видимо до четвертой главы учеников не хватило. Но если Вы что-то помните из Онегина, тогда я Вас удивлю. Вспомните любую строчку, а я продолжу до конца главы.
- Шутишь? Думаешь, что кроме: «Я Вам пишу» в моем возрасте ничего не придет в голову. Тогда продолжай:
«Чем меньше женщину мы любим, Тем больше нравимся мы ей»
- Да я бы с удовольствием, только Пушкин этого не писал – парировал я.
- Ну, молодежь самоуверенная пошла. – засмеялась Неля Михайловна. – А мы сейчас проверим.
Она три раза постучала в стенку кулачком.
Из соседнего отсека выглянула голова женщины и сказала.
   - Неля, я пока не хочу есть, давай через часок.
- Маша, иди скорей, тут твоя консультация требуется, чтобы осадить вот этого мальчишку.
- Подожди, причешусь.
Через минуту в проеме показалась великолепная женщина, одетая в красочный сарафан на легкомысленных для ее возраста тонких бретельках с расстегнутой верхней пуговицей, отчего была видна глубокая ложбинка между пышных грудей, накрашенная, как при походе в театр, с аккуратно уложенными золотистыми волосами.

19
- Знакомьтесь – Неля Михайловна указала на меня – Володя, мой попутчик. А это – Мария Павловна – преподаватель словесности в нашей школе. Маша, садись и рассуди нас.
После обмена любезностями Мария Павловна уселась напротив меня и спросила:
- О чем спор?
- Представляешь – начала Неля Михайловна, - вот этот мальчишка говорит, что знает наизусть Евгения Онегина, при этом уверяет, что Пушкин не писал этих строк: «Чем меньше женщину мы любим, Тем больше нравимся мы ей».
- Правильно уверяет. Он писал: «Тем легче нравимся мы ей» - ответила Мария Павловна. – Стыдно преподавателю этого не знать и твоя математика тебя не оправдывает.
Она внимательно посмотрела на меня и спросила:
- Неужели всего Онегина наизусть?
- Да что Вы, это я пошутил, - испугался я учительницу.
Вдруг она вспомнит строчки с иностранными словами, я мог запутаться в произношении.
Но Неля Михайловна не успокоилась.
- Нет уж. – Вставила она. – Взялся за гуж, продолжай.
- Но, это же начало четвертой главы. Всю главу читать? – Пошел я на попятную. – Марии Павловне Онегин, наверное, в школе надоел.
- Что Вы Володя! Я с огромным удовольствием послушаю. Всего Онегина я только в школьные годы читала, да и ехать еще долго.
- Хорошо, - сказал я, - остановите, когда надоест слушать.
- И тем вернее её губим – начал я продолжение, под мерный стук колес.
Произнеся пару столбцов, я заметил замешательство среди моих слушателей. Проследив за взглядом, сидевшей напротив, Марии Павловны, я увидел, стоявшую в проходе сбоку от меня, светловолосую худенькую девочку лет 15, одетую в стильные джинсы и синий батник (Позже я узнал, что одежду ей прислали из Германии). Видимо девочка находилась на стадии превращения гадкого утенка в лебедя. Все у ней было недоразвито. Грудь едва вырисовывалась, на лице – следы выдавленных

20
угрей, волосы стянуты резинкой, взгляд застенчивый и обращенный как будто, во внутрь себя.
Я замолчал на полуслове, выразительно посмотрев на гостью.
- Ева, где ты была? – Спросила Мария Павловна на чистейшем немецком языке.
Такое произношение было у моей первой учительницы из дворян, дореволюционной воспитанницы какого-то института.
- В 11 вагоне играла с Адамом и его отцом в тысячу – ответила девочка по-немецки.
Ну, прямо Эдем какой-то. - Успел подумать я. - Адам, Ева, дева Мария, но вида, что понимаю немецкую речь, не подал.
- Это моя младшая дочь Ева, - обратилась ко мне Мария Павловна. - В 10 класс перешла. Любит Гейне и Пушкина, а вот с математикой не в ладах. Взяла ее в поездку, чтобы Неля ее поднатаскала, а она, вместо того чтобы решать примеры, в карты играет.
- Неля, Ева решила все примеры, которые ты ей задала? – Обратилась Мария Павловна к Неле Михайловне.
- Куда там! – Воскликнула Неля Михайловна.- Никак не усвоит теорему Виета.
- Иди на место и решай! – Приказала по-немецки мама Евы – через час проверю.
- А можно я тоже послушаю. – Ответила Ева по-немецки.
- Нечего слушать взрослые разговоры. – Парировала мать.
Мне стало жалко девочку, и я вмешался в разговор, для убедительности тоже перешел на немецкий язык. Но поскольку мой словарный запас был мал, а произношение вообще никуда, я сказал коротко: «Пусть послушает. Садись, пожалуйста, Ева».
Я пропустил девочку к окну на свое место и сел рядом, показав всем своим видом, что больше вставать, не намерен. Видимо, мой немецкий удивил маму девочки настолько, что она возражать не решилась.
А я, развивая успех, спросил Марию Павловну:
- Мария Павловна, скажите какие два гиганта русской литературы, также как и Вы, только что, начали свои самые лучшие произведения на иностранном языке?
Моя собеседница на минуту задумалась и сказала:
21
- Многие в 19 веке переходили в диалогах на французский язык. Но, чтобы начинали русское произведение на иностранном…. Разве, что Толстой в Войне и мире, а других не помню.
- Правильно, - ответил я. – А второй это Пушкин. Евгений Онегин начинается с эпиграфа на французском языке.
Услышав мою реплику, Ева, как мне показалась, улыбнулась в мой адрес, не проявив солидарности к матери.
- Продолжим, - сказал я. – Мы остановились на: «Все те же слышать возраженья, Уничтожать предрассужденья, Которых не было и нет……..»
- А теперь вопрос Еве: - Обратился я к девочке, чтобы хоть как-то развеять ее тоску и застенчивость. – Сколько, по твоему мнению лет, было Татьяне Лариной, когда она писала письмо Онегину.
Ева покраснела и тихо прошептала: «Не знаю».
- А Вы, милые дамы, как думаете? – Устремил я свой взгляд на взрослых.
- Семнадцать лет. – Уверенно сказала Неля Михайловна.
- По-моему, ученые до сих пор это не выясняли. – Вставила свою реплику Мария Павловна.
- Татьяне было 13 лет. – Сказал я. – Относятся ли слова Пушкина к Тане, поговорим потом, а я продолжаю.
- «Уничтожать предрассужденья, Которых не было и нет, У девочки в ТРИНАДЦАТЬ лет». - При этом Ева опять победно улыбнулась, явно довольная за меня, а не за маму.
Слушали меня мои собеседники, весьма своеобразно. Неля Михайловна слушала с явным сочувствием, как будто ее любимый ученик, или ее сын, отвечал на экзамене. Когда, я запнулся в массе любимых пушкинских перечислений после слов «Кого не утомят угрозы ….», потому что легко перепутать порядок «моленья, клятвы – нужно: моленья, сплетни и т.д.» из-за схожести ударений, Неля Михайловна тревожно и с сочувствием посмотрела на меня. И сразу прошло волнение, и весь перечень я произнес без единой ошибки.
Ева вся была поглощена содержанием. Она как в детстве слушала в сотый раз одну и ту же сказку. А при словах «Я сколько не любил бы Вас, Привыкнув – разлюблю тотчас», Ева сжала кулачки и едва не ударила ими по столу.
А вот Мария Павловна наоборот. Слушала в пол-уха, как будто отвечал ее ученик – отличник, и она заранее знала результат. Она сидела чинно напротив меня, вторая
22
пуговица на ее на сарафане расстегнулась, обнажив белую полоску груди без лифчика, оставшуюся от загара в купальнике. Оторвать взгляд от такой красивой груди было невозможно, и я вынуждено все время переводил взгляд, то в окно, то на Еву, то на проходящих продавцов разной снеди, но избавиться от неловкости не мог. Наверное, Мария Павловна это понимала, потому что явно наслаждалась моим смущением.
   Ева, глядевшая во все глаза только на меня, краснела, когда я взглядом погружался в грудь ее мамы, и осуждающе смотрела на нее.
Я дочитал главу до строк, когда Онегин закончил свой монолог, и они зашли в дом: «Имеет сельская свобода, Свои счастливые права, Как и надменная Москва» и остановился.
- Все, пойду в ресторан перекушу и попью компота. В горле пересохло. – Сказал я, и встал. – А Вы вспоминайте еще строчки, с которых надо продолжить. Только не трогайте письма, описание природы и Москвы. Это банально.
- Погодите, Володя. Я принесу минералки. – Сказала Мария Павловна. – Можно Вас спросить?
- Спросить можно, минералку не пью. – Ответил я.
- Кем Вы работаете?
- Уже ни кем. – Ответил я. - Работал на стройке плотником в г. Рудном, но после отпуска меня призывают в армию. Повестка на руках. А после службы хочу поступить в институт и вряд ли туда возвращусь.
- А что, возвращаться не к кому, неужели никто не будет ждать? – Продолжала собеседница.
- Ну, почему же. У меня много знакомых девушек и друзей. Есть даже постоянная подруга. Но у меня нет, ни перед кем, ни каких обязательств.
В наш разговор неожиданно вмешалась Ева. Как мне показалось, ей эти расспросы были неприятны.
- Дядя Володя, а можно я Вам буду писать письма в армию?
Мария Павловна, едва не подпрыгнула на месте от возмущения, но промолчала, ожидая мою реакцию.
- А сколько тебе лет?- Немного подумав, улыбаясь, спросил я.

23
- Пятнадцать. – Ответила за нее мама. – У Евы старшая сестра переписывается со своим парнем. Он в Семипалатинске служит. Они вместе его письма читают, вот и ей тоже хочется.
- Скоро будет шестнадцать. – Чуть не плача прошептала Ева.
- Значит, Вы, Мария Павловна, не возражаете? – Удивился я.
- Нет, конечно, ей это нужно для самоутверждения.
- Тогда я с удовольствием буду переписываться, особенно, если на немецком языке. – Слукавил я. - Но ведь я не знаю, где буду служить. Куда же ты будешь писать?
- А я Вам адрес дам, а Вы, когда приедете на место службы сообщите мне свой адрес письмом. – Радостно прощебетала Ева и убежала за перегородку писать необходимые данные.
Как только Ева ушла, Мария Павловна заглянула мне в глаза и тихо спросила.
- А что значит, «нет обязательств»?
- А это значит, что со всеми у меня были только романтические отношения и никакой близости. Так что совесть моя чиста, меня никто не может упрекнуть в коварстве, если не возвращусь в свой город. Асадов на этот счет хорошо написал, хотя и несколько дидактично. «Кто б ты ни был, женщина ль, мужчина, Все продумай, прежде чем решать, Что б кому-то у кроватки сына, Горьких слез, потом не проливать»
Ева возвратилась радостная и счастливая. Она вручила мне аккуратно сложенный листок и спросила:
- Дядя Володя, можно я с Вами в ресторан схожу, компотика хочу выпить. У меня деньги есть.
- Это ты у мамы спроси, если разрешит, то я, не против.
- Пусть сходит, развеется. С Вами ее отпустить не страшно. – Сказала мама.
- Хорошо, пойдем Ева. Только не позорь меня со своими копейками при расчете.
После своего, мы сразу попали в общий вагон. Народ в нем сидел друг на друге.
И правильно! Зачем на три часа поездки покупать плацкарт ?
В вагоне стояла страшная духота. Ноги, лежащих на полках, торчали в проходе, и, когда я, нечаянно задел такую ногу, услышал такой отборный мат, что пришлось взять Еву за руку и бежать от стыда и позора. В одних тамбурах целовались парочки, в других нещадно дымили курильщики.
24
Чтобы, как-то сгладить услышанное, и успокоить Еву, я перефразировал известный анекдот.
- Не обращай внимание, на хамов. Это тот, который на вопрос: «Вы носки меняете? – Ответил. – Только на водку!» Видимо, этого анекдота она не знала и от души рассмеялась.
Перед рестораном мы прошли спальный вагон, в котором почти не было пассажиров. Я попросил Еву подождать и скользнул в туалет. Там было чисто, лежало мыло и висело полотенце. Я быстренько освежился и вышел. Ева тоже быстро зашла в туалет и долго возилась с запором. Я ждал ее в тамбуре. Пробыла она там минут семь, и когда появилась в тамбуре, я был поражен.
Это была другая девушка. Распущенный волос мягко лежал на плечах, зеленоватые глаза увеличились и излучали уверенность, лицо гладкое, в меру подкрашенные губы, смущенно улыбались. Даже грудь стала заметнее, за счет натяжения рубашки заправленной в джинсы.
Я не подал виду, что заметил перемену и открыл дверь перехода в вагон-ресторан.
Свободный столик был только один у двери, да и тот был не убран. Из посетителей бросалась в глаза компания бородатых горцев за столиком около кухни, шумно обсуждающих что-то на своем языке. Как только Ева села спиной, а я лицом к залу, раздался крик.
- Зина прибери первый столик!
Из кухни вышла раскрасневшаяся женщина в расстегнутом белом халате, поверх которого, был накинут клеенчатый фартук. Чем-то она напоминала доярку с плаката. Настоящая русская красавица в возрасте около пятидесяти. Необъятная грудь, почти выпадала на стол, когда она собирала посуду и ловко наводила чистоту.
Чувствовалось, что она привыкла к восхищенным взглядам мужчин и была к ним безразлична.
А вот Ева перехватила мой взгляд и нахмурилась.
- Неужели ревнует, - пронеслось у меня в мозгу. – Надо быть осторожней и не обижать ребенка.
Подошла раскрашенная официантка, и с нескрываемым презрением спросила:
- Молодые люди, что будем пить и что есть?
- Суп, котлету с гарниром и четыре компота. – Ответил я. – Заглянув в меню.
25
- Суп, только гороховый.
- Тогда харчо.
- Харчо кончилось.
- Тогда две котлеты и компот.
- Компота нет, есть напиток, - официантка показала на стеклянный кувшин, с какой-то красной жидкостью, стоящий на соседнем столе.
Пока я раздумывал что заказать, сзади к официантке подошел бородатый мужчина лет пятидесяти, держащий в руках бутылку какого-то вина. Он отодвинул официантку в сторону и сказал:
- Погоди дорогая, это мои гости. Потом я сам закажу.
Официантка понимающе посмотрела на него и удалилась вихляющей походкой.
- Уважаемый, - обратился ко мне горец, поставив вино на стол, - можно спросить твою даму, в каком вагоне едет ее мама Мария.
От такой наглости, я не сразу сообразил, что ответить. Ева едва взглянула на мужчину, и сидела какая-то притихшая и испуганная.
- Это Ахмат, ухажер мамы. – Только и сумела шепотом произнести она.
- Не знаю как у Вас, - наконец, нашелся я, - а у нас девушка сама решает, с кем говорить и что отвечать, даже если это ребенок. Я думаю, Вам необходимо сначала поздороваться, попросить прощения и, если она простит, задать свой вопрос заново. А бутылку заберите и ничего заказывать нам не надо.
Извиняться перед женщиной, видимо, было не в правилах горцев, Ахмат повернулся к своему столу и что-то прокричал. Из-за стола поднялся молоденький парнишка с пушком вместо бороды и зашагал к нам.
Ева, обернулась, увидела парня, вскочила и выбежала в тамбур. Я остался сидеть, решив, что Ева побежала в свой вагон. Подошедший парень, почтительно сказал:
- Слушаю тебя папа.
- Щенок. Я тебе говорил, не связывайся с русской женщиной. Она никогда не будет уважать мужчину.
Паренек, дерзко ответил на непонятном мне языке, но Ахмат миролюбиво его что-то попросил. И парень уважительно задал вопрос мне:
26
- Мой папа хочет помочь Марии Павловне вынести вещи и подвезти до дома. Могли бы Вы сказать, в каком вагоне они едут.
- Сказать вагон без их разрешения не могу. – Ответил я. – А вот помощь им точно не нужна, потому что это учителя, едут с семинара и их всех встречает автобус. А вещи я им сам помогу вынести, и поеду дальше. Так что простите и до свидания.
Обед для меня был безнадежно потерян. Поэтому я встал, спокойно вышел и сразу же перешел в спальный вагон.
Ева ожидала меня в тамбуре. Едва увидев, что я вхожу, она отвернулась к окну. Поезд давно замедлял ход и, наконец, остановился. Стало непривычно тихо, если не считать шипения струи пара, выпущенного паровозом и объявлений по громкоговорителю. В этой тишине я явственно расслышал тихие всхлипывания. Сомнений не было. Девочка плакала.
Как и мой кумир, Онегин «нервических женских слез» я не терпел. Не знал, как успокаивать, утешать, что говорить, соглашаться ли с причиной, или извиняться и т.д.. Но в той моей жизни были слезы, пусть беспричинные или не справедливые, но связанные с какими-то моими действиями. А здесь, плакала обиженная кем-то девочка, и я решил, что ее можно утешить, как утешают маленького плачущего ребенка. Я тихо подошел сзади и погладил Еву по голове. Но сказать я ничего не успел. Ева обернулась ко мне, прильнула к моей груди и разрыдалась во весь голос. Я по-прежнему гладил ее волосы и слушал бессвязную речь на немецком и русском языках. Ей надо было выговориться.
      Где-то я читал про синдром попутчика. Когда собеседник высказывает незнакомому человеку самое потаённое, потому что он больше никогда не встретит этого человека, а выговориться надо, чтобы снять с себя невысказанный груз страданий.
Постепенно я стал понимать ее бормотание и даже вставлять утешительные слова. Душевный плач Евы сводился к тому, что она одинока в этом мире, никто ее не понимает, мать ее любит меньше чем сестру, мальчишки издеваются над ней из-за ее имени «Ева», обзывая ее то «фюрершей», то любовницей Гитлера. (В свое время комиссовавшийся по ранению на войне отец, глубоко верующий, назвал ее в честь «прародительницы» рода человечества и умер от ранений через два года после рождения Евы). А тут еще этот Руслан, пристает к ней со своими ухаживаниями, а его отец Ахмат, пристает к матери, хотя у самого жена чеченка и пятеро детей.
Когда я во всем разобрался, то понял что никакими стандартными словами утешить ее «горе» нельзя. Я вспомнил, только что прочитанное стихотворение Есенина, поднял ее прядь волос и произнес.
27
- Не гляди на ее запястья, И с плечей ее, льющийся шелк, Я искал в этой женщине счастья, А нечаянно гибель нашел. – И продолжил. – Дурочка, через три года тебе будут посвящать такие стихи, и тот, кто над тобой сегодня смеется, будет считать за честь с тобой поговорить и умирать от одного твоего взгляда в его сторону. Не обращай внимания на дураков, живи своей жизнью и все наладится.
Поезд неожиданно дернулся, и Ева не удержалась, упала на меня, прижавшись всем телом. Я почувствовал острые соски ее груди и попытался отодвинуться, потому что мое «естество» сразу встало «радиомачтой» по выражению Маяковского, но Ева прильнула ко мне еще сильнее. При этом она прошептала.
- Дядя Володя, Вы такой умный, сильный, красивый, Вы мне очень нравитесь. Поцелуйте меня.
Красивым, с моим длинным носом и узкими глазами, меня еще никто не называл, так что я принял этот комплимент из разряда «молодец среди овец» и ответил.
- Только в щечку.
Я осторожно обнял ее голову обеими руками и приблизил свои губы к щеке. Но Ева в свою очередь обняла меня за голову и ловко повернула свою, подставив под поцелуй свои губы, прижавшись полуоткрытым ртом к моим губам.
И сразу мое сопротивление было окончательно сломлено. Я забыл обо всем. И про уголовную ответственность за связь с несовершеннолетней, и об оставшейся в городе Тамаре и даже о том, что нас ждут. Ева прижималась своим телом к моему естеству все сильнее и сильнее, словно хотела слиться в одно целое. Ее соски, девичьи губы, проникали в мое тело, в душу, в мозги, вызывая неизведанный ранее восторг.
Все это время в тамбур кто входил и выходил, и мы этого не замечали. Где-то на уровне подсознания, мое сердце автоматически отмечало: тук – зашел, тук, тук – вышел, тук – зашел с другой стороны, тук, тук – вышел в другую сторону.
Я был на уровне помешательства от наслаждения, когда автоматически сердце сказало: тук и замерло. Тук, тук не последовало. В тамбуре повисла опасность, подсказало мне сердце, и я открыл глаза. Рядом стояла в застегнутом наглухо сарафане Мария Павловна и с интересом, без всякого возмущения, молча, следила за нами. Я осторожно разнял руки Евы и шепнул: «Мутер».
Удивительно, но Ева нисколько не смутилась. Она как будто ожидала, что-то подобное, а может к этому и стремилась. Ева с вызовом посмотрела на маму и быстро произнесла что-то по-немецки, из чего я уловил только байшпиль и гешвистер. Видимо речь шла о том, что она берет пример у старшей сестры. Мария Павловна в
28
свою очередь разразилась длинной фразой на немецком, из которой я уловил только. «Иди на свое место, а со мной, она поговорит без нее».
Ева стремительно убежала, а я возбужденный и растерянный ожидал своей порции обвинений и упреков.
Мария Павловна посмотрела на мою так и не успокоившуюся «антенну» и сказала, перейдя на «ты».
- Успокойся Володя, я тебя не виню и даже благодарна. К ней здесь пристает всякая шваль, а теперь она поцеловалась по-настоящему и успокоится.
А вот тебя жаль, нельзя так доверяться взбалмошенной девчонке. Мария Павловна подошла ко мне, погладила как маленького по голове и таинственно прошептала: «Пойдем, я тебе помогу». Она пропустила меня вперед ко входу в туалетный тамбур, и зашла за мной. Спальный вагон был совершенно пуст. Она тихонько приоткрыла туалет, заглянула в него и жестом показала, чтобы я проходил. Потом зашла сама и повернула защелку. В узком туалете мы сразу оказались прижатыми друг к другу. Мария Павловна закрыла крышку унитаза и стала расстегивать мне штаны.
- Штаны надо снять, - сказала она – мы их постелем на сиденье.
Я молча повиновался, потому что все понял, а терпеть уже не было сил. Она аккуратно сложила мои штаны на сиденье унитаза и усадила меня на них боком, лицом к двери. Затем расстегнула все пуговицы на сарафане и указала мне на мои трусы, чтобы я не стеснялся и оголился окончательно. Затем она уселась лицом ко мне и медленно стала вводить мое естество в свое логово. Не прошло и минуты, как я почувствовал настоящее облегчение и, наконец, расслабился. Мария Павловна довольно усмехнулась, поцеловала меня в щеку и тихо сказала: «Это только начало». Затем попросила меня отвернуться, достала из сумочки свое полотенце, вытерла все что могла, села мне на колени и буквально впилась в мои губы. Целовала она страстно с упоением. Ее язык, хозяйничал в моем рту как в собственном, соски ее груди под моими руками затвердели, дыхание участилось, и я быстро восстановился. Почувствовав мое возбуждение, она заняла прежнюю позицию и долго с упоением наслаждалась процессом. В конце, чтобы не закричать она вцепилась в мое плечо зубами, оставив приличный след от помады на рубашке и зубов на коже. Рубашку она тут же замыла и сказала мне.
- Извини Володя. Женщине это нужно не меньше чем мужчине, а мужа давно нет. - Немного подумав – спросила. -А ты не жалеешь, что потерял «девственность»?
- Что Вы. Я Вам так благодарен. – Ответил я. – Только, а вдруг Вы забеременеете?

29
- Это будет счастье. На одного немца, станет больше. Я ведь уже тайком от детей, подала документы на выезд в ФРГ. Там у нас есть родственники. Ты меня не дожидайся, скажи Неле, что я у химика. А теперь беги. О молчании не прошу, знаю, что болтать не станешь.
Неля Михайловна на мою мокрую рубашку не обратила внимания, которую я тут же переодел, ни о чем меня не стала спрашивать, только сказала, что мой чай с пирожками, принесенными Евой, остыл. Благодарить Еву я не пошел и с удовольствием выпил холодный чай с пирожками.
До станции Темир-Тау, где сходили мои попутчики, оставалось час с небольшим езды. Об Онегине мы больше не вспоминали, зато Неля Михайловна всю оставшуюся дорогу, рассказывала мне о сообществе Абэреуты, сколько поэтов туда входило и почему их практически всех сгубили в лагерях.
Выходили из вагона все вместе. Но провожал я только Нелю Михайловну, потому что у нее было два чемодана и сумка. Стоянка поезда была длительная и я помог ей донести вещи до автобуса. Потом подошел к Еве, около которой уже крутился Руслан. Ева, никого не стесняясь, взяла меня за руку, внимательно посмотрела мне в глаза и шепотом спросила.
- Вы мне напишите?
- Обязательно напишу – ответил я, понимая, что писать будет некуда. С ФРГ никакой переписки вести нельзя, тем более из армии. За ее спиной Мария Павловна послала мне воздушный поцелуй, одобряя мои слова и прощаясь навсегда. Я пошел к своему вагону, быстро, не оглядываясь. Но на полпути Ева догнала меня, и когда я обернулся, повисла с плачем у меня на шее.
- Бедная девочка – подумал я – поцеловал ее в губы и побежал к отходившему поезду.
Записку с адресом Евы, которая жгла меня как позорное тавро, я сразу же порвал, и выбросил в окно, летящего в ночь поезда.
Оставшееся время в пути я решил посчитать, сколько же национальностей встретил в одном вагоне и сколько языков услышал за один день, но не сумел. Потому что, ни одного горского языка не знал, казахский язык не мог отличить от узбекского, (узбекская семья занимала целое купе в начале вагона), большинство попутчиков, вроде официантки Розы, явной татарки, говаривали с акцентом на русском, на еврейском – тоже никто не разговаривал.
В результате я решил, что за время поездки побывал в казахстанском Вавилоне. А вот кто создал в Казахстане этот Вавилон, и чем это обернулось для республики, пусть рассудит история.

P.S. Некоторые незарегистрированные читатели возмущаются, что не могут оставить плохой комментарий. Пишите на почту, учту и буду благодарен. tihonbelikov@list.ru