У Сергея уже давно затекла шея, но он не обращал на это внимания, с упоением дописывая городской пейзаж. Торопился, пока в плаксивой осенней хмури случайно заблудилось солнце, зацепившись лучом за окно его квартиры.
Сергей художник. Вот уже почти два года, как он сбежал в город детства, затерявшийся где-то между Питером и Москвой. Накатили личные творческие муки, которые так неудачно совпали с муками страны в непростое для неё время. И хотя к концу девяностых страна потихоньку приходила в себя, для Сергея Родина наступил период осмыслить, понять, что дальше. Пока же он много писал, искал новые формы, искал себя. Попутно подрабатывал в детской художественной студии, так, ради куска хлеба.
В субботу в студии выходной. Сергей работал в своей небольшой квартирке, где и стол, и кров, и мастерская в одном лице. Внезапно раздался звонок в дверь, нервный такой, назойливый. Сергей поморщился, нехотя отрываясь от мольберта. Ну кого там еще принесло?
- Серега, открывай, я знаю ты дома, - раздался из-за двери голос Леньки Бельковича.
Художник, недовольно бурча, впустил его в квартиру.
Лёнька одноклассник и друг. У него автосервис неподалёку. Вообще-то Лёнька закончил успешно физико-технический, диссертацию защитил, экспериментальной физикой занимался. Затем лабораторию прикрыли. Диссертация в обнимку с экспериментами, не без сожаления, улеглась в дальний ящик. Но Лёнька не сдался. Не для того природа дала ему мозги, чтоб пропасть. Тем более, что женился рано. Молодая ассистентка Аллочка физику не любила, а Леню полюбила страстно, опутав паутиной заботы. Впрочем, не брезгуя за это новыми сапожками и кофточками. Вот он и крутился: торговал, таксовал, перегонял машины. В конце концов рискнул. Вложился с приятелем в небольшой автосервис. Неожиданно все получилось. Леонид оказался хорошим организатором. Масса энергии, умение налаживать связи, природная способность к счету сделали своё дело.
Этим субботним ноябрьским утром Лёнька ворвался вихрем к своему другу, закружил по комнате, трогая все подряд и командуя.
- Старик, приберись тут. Через полчаса у тебя гость заморский.
- Какой ещё гость? - удивился Серега
- Представляешь, занесло ко мне француза. Едет в Питер из Москвы. У "Пежо" колесо пробито, мотор стучит. Ха, российские дороги. Хочет какую-нибудь картинную галерею осмотреть, пока чинится машина, - тараторил Лёнька, - а я ему, мол, дорогой месье, про галереи не знаток, а вот художника живого знаю. Хотите пролить скупую мужскую слезу от избытка чувств - вуаля!
- Лень, какие слезы. Ты же в искусстве, как я в самолетах, ни черта не понимаешь.
- Зато я в жизни понимаю. Надоело смотреть на этот твой творческий кризис, метания души в тиши. Вдруг купит у тебя пару шедевров. В ресторан нас с Алкой сводишь. Может я твой спаситель, как его там - Мессия. Выведу тебя из пустыни к оазису успеха и признания.
Лёнька упивался своей находчивостью.
- По пустыне водил Моисей, причем твой же народ, - усмехнулся Сергей
- Да какая разница. Главное вывел куда надо. Все, жди, и да, переодень уже эту пятнистую рубаху.
Мессия убежал. Сергей заволновался, засуетился. Попытался что-то прибрать, растолкать по углам. Потом подумал, а чего ради стараться из-за неизвестного мужика, даже если он заезжий француз. Не замуж же ему за него выходить.
Ровно через полчаса раздался звонок в дверь. На пороге стоял вихрастый, улыбающийся во все своё большеротое лицо Лёнька и француз. Подтянутый, уверенный, волнистые волосы с лёгкой сединой зачёсаны назад, модные очки в тонкой оправе, длинный плащ и шарф, повязанный свободно, слегка небрежно, как умеют французы. Щёголь. Представился Симоном. По образованию искусствовед, а по жизни владелец галереи в небольшом французском городе, недалеко от Парижа. Два в одном. Любит русскую культуру, русских художников, в том числе и современных. Был женат на русской, но не сложилось.
Симон принялся дотошно разглядывать картины Сергея. Наклонялся ближе, казалось обнюхивал, отходил подальше, снимал очки, надевал очки. Сергей нервничал, напряжённо молчал. Лёнька же напротив, веселился. Шастал по квартирке хозяином, сдувал с картин воображаемую пыль, деловито рассуждал: "Месье, посмотрите, какой колер, как выписан характер!" - чем очень раздражал. Сергею показалось, что прошла вечность, прежде чем Симон заговорил.
На ломанном русском француз сообщил, что большинство работ ему очень понравилось, и он мог бы выставить их у себя в галерее, во Франции. Разумеется, все формальности будут соблюдены.
У Сереги пересохло в горле, а Лёнька затормозил, застыв на середине комнаты с открытым ртом. Это казалось шуткой. Но Симон не шутил. Он вообще производил впечатление человека серьезного.
Пока Сергей невнятно мямлил про "не знаю, надо подумать" на сцену вышел Леонид, моментально преобразившись в делового человека. Стал сыпать словами: договор, условия, сроки, цены, страховка, ответственности сторон. Выяснив все, подмигнул Сергею и произнёс: "Мы согласны". Затем обменялся крепким рукопожатием с Симоном. Художнику ничего не оставалось, как сделать то же самое. За него все решили эти двое. Впрочем, он был не против.
Симон ушёл. Леонид, потирая руки, светился от радости
- Ну, что я говорил. Старик, это удача.
- Лень, не пойму, а тебе-то это зачем?
- Как зачем? А дружеская поддержка. Да ты ж в бизнесе младенец, а художника обидеть может всякий. Накинешь мне потом процентик за услуги. Да шучу. Хочу увидеть Париж и умереть.
- Ну, спасибо. Только галерея не в Париже, умрешь не скоро. А вдруг Алка тебя не отпустит?
- Не отпустит, как же. Она за пару французских шмоток еще ускорения придаст.
Время бежит быстро, особенно если надо оформить кучу бумаг. Визы, загранпаспорта, справки на вывоз, каталог - беготня, суета. Но, несмотря на суету, ожидание праздника – это эйфория, надежда на встречу с волшебством, как в детстве.
В начале марта, под тихое па-де-де снежинок, газель подъехала к рубежам Родины. Российскую границу преодолели без проблем, а вот на финской застряли. Таможеннику не понравилась справка на вывоз картин. Не достаточно убедительная печать, говорит, не верю. Станиславский в форме. Друзья попытались применить психологическую атаку: белая магия, заклинания, гипноз. Мол, соседи мы, давайте жить дружно, а справка у нас настоящая. Вон на российской границе пропустили, значит нет исторической ценности, и у вас нет причин беспокоиться. А если налог какой нужен, так за ценой не постоим (хоть денег в обрез).
Но представитель народа суоми, с причёской «ёжик зимой», оставался непоколебим. Бубнил одно и то же: « Иллэ справка в тэчэньэ сутки, иллэ кон-фис-ко-ватэ.» Это уж ни в какие ворота.
Лёнька не выдержал, перешёл в открытое нападение. Наращивая децибелы, возмущался, что не имеют права, на каком основании, и вообще подать сюда начальника. Такого напора таможенник не ожидал. Изобразив на лице недоумение, попросил отъехать и ждать. Сам поспешно удалился.
Вернулся не один, с начальником. Высокий плечистый блондин лет 40 выглядел настоящим викингом, сдержанным, но готовым к битве. К удивлению друзей, заговорил на хорошем русском. Для начала, убедительно порекомендовал, во избежание вызова полиции, не устраивать балаган, отчего даже Леня смутился. Затем основательно, не торопясь, проверил все документы, осмотрел багаж, куда-то позвонил, после чего повелел недоверчивому «станиславскому» поставить печати и пропустить. На прощание любезно пожелал друзьям доброго пути.
Сергей не удержался и спросил:
- Извините, а откуда у вас такой правильный русский?
- У меня мама русская, -
помолчал и добавил с усмешкой,
- папа до сих пор предпочитает с ней не спорить.
Викинг на вид суров, но справедлив и немного сентиментален.
После паромов и многих километров дорог, под робким солнцем юной весны, видавшая виды газель, катилась по Парижу. Сергей с Леонидом битый час кружили по городу в поисках нужного выезда, неизменно натыкаясь на Эйфелеву башню, пока та не пустилась в свой мерцающий вечерний танец, смеясь над незадачливыми чужестранцами.
- Мать вашу, ну почему у них все на французском?! - возопил Леонид, колошматя ни в чем не повинный руль.
- Так это Франция, забыл. А кто бил себя пяткой в грудь, что по этой карте мы не заблудимся. Давай уже спросим у кого-нибудь, - чуть ни рыдал Сергей.
- Ага, спроси: мусье, жё не манж па си жур (я не ел три дня), где тут у вас выезд, - огрызнулся друг.
Значок уровня бензина давно подмигивал жёлтым глазом. От отчаяния они съехали куда-то, понадеявшись на русское авось. На ближайшей от города автозаправке, снова таращились в карту, выпускали пар, спорили по матери, пока внезапно не услышали:
- Мужики, проблема? Может помочь?
Парень, заправлявший рядом машину, оказался своим, но поменявшим прописку несколько лет назад. Он легко помог им выбраться из тупика, тем более, что сам двигался примерно туда же.
- Мир не без добрых людей, даже у капиталистов, - воспрял духом Лёнька.
- Просто мир тесен и ничего нет случайного, - философски изрёк Сергей и устало прикрыл глаза.
Уже через час друзья расслаблялись в номере гостиницы, попивая пиво. Закусывали краковской колбаской и соленым огурцом из пищевого пайка, предусмотрительно собранного для Леонида заботливой Аллой. Не дай бог муж оголодает на чужбине или ещё хуже, начнёт швыряться кровными в сомнительных ресторанах.
Утром начали готовить выставку. Художники щепетильно относятся к экспозиции своих работ. Концепция, свет, развеска - все имеет значение. За этим ревниво следил Сергей, тогда как Лёня заведовал фуршетом.
Ещё дома друзья решили удивить французов русскими блинами с красной икрой. Икорку раздобыла вездесущая Аллочка, и еще снабдила Леню подробнейшем рецептом блинов, чтоб с дырочками. Это вам не какие-то там протоны ловить. Тут главное не ошибиться в пропорциях граммов, стаканов и щепоток. Симон, заинтересованный в успехе предприятия, предоставил свою кухню. Лёнька стряпал, а под ногами мешался Мартин, хозяйский бульдожка в бежевых тонах. Коренаст, нагл, явно не бит и не пуган. Хрюкал придавленной мордой, выпрашивая кусок чего-нибудь, за что был изгнан из кухни хозяином. Это на вид французские бульдоги грозные, а животом слабые, нельзя им лишнего.
В день открытия Сергей наводил последние штрихи, волновался как перед первым свиданием. Леонид колдовал над столом: блины, икра, виноград, салфетки, стаканы. Симон, как знаток, не поскупился на "Шабли". Бульдожка Мартин косолапил рядом, строил глазки, в надежде на съедобный приз за собачью красоту.
Ещё пара часов и весь местный свет, включая мэра с супругой, будут здесь. Для любой провинции вернисаж это повод блеснуть, людей посмотреть, себя показать, поболтать, завести знакомства. При этом совсем не обязательно разбираться в искусстве. Перед ответственным мероприятием решили выпить по бокалу вина в ближайшем баре, снять напряжение - вполне по-французски.
Вернувшись, наткнулись на незапланированную инсталляцию. Современное искусство - "бренность бытия" называется. На столе хаос из рваных в лоскуты блинов. Вокруг стола абстрактным ковром, улеглась оставшаяся икра, прилепившись алым бочком к винограду. Посреди ковра центром композиции бульдог в бежевых тонах, со вспученным пузом и растопыренными короткими лапами. Зверь часто и громко дышал, постанывал и облизывался, пытаясь дотянуться языком до сверкающих икринок, прилепившихся к вдавленному чёрному носу. Полный шарман.
- Проклятье, вот сука! - не сдержался Серега. Его затрясло.
- Не сука, кобель. МартИн слопал блин, - почесывая затылок, озадаченно произнёс Леонид.
Сергей нервно открыл бутылку вина и быстро влил в себя половину. Надо успокоится.
- Чертова псина всё сожрала! Это катастрофа.
Он злился, ругался, затем обмяк и схватился за голову.
Лёнька забрал у него из рук бутылку, глотнул, поцокал языком и неожиданно заявил.
- Старик, я придумал, Симон любит батон.
- Да ты лирик, как я погляжу, а не физик, почитаешь гостям свои вирши, что-нибудь из раннего, - обречённо отозвался художник.
Лёнька засмеялся. Он действительно придумал.
Французский батон из местного магазина, краковская колбаска, огурец, нарезанный кружками и квас (две бутылки) из Алкиного пищевого пайка. Хлеб, колбаска, огурчик, квас - чем не русская кухня. Для особых гурманов к «Шабли» оливки и немного сыра (только без плесени, на всякий случай) из того же местного магазина.
Пока Симон занимался реабилитацией не разборчивого в желаниях питомца, Сергей с Леонидом быстро меняли концепцию фуршета, совершенствуясь в бутербродах.
Вернисаж удался. Бутерброды пользовались успехом, но особенно - квас. Во Франции ему конкурентов нет. Закусывая и попивая, гости увлечённо рассматривали работы русского мастера, поднимали бровь, тыкали пальцем, говорили непонятное, жали Сергею руку, хлопали по плечу. Нашлись и настоящие ценители живописи. Отмечали игру света, смелый мазок, решение цветовых форм. В итоге, несколько картин обрели новых владельцев.
Экзамен сдан. Сергей хоть и чувствовал себя выпотрошенной рыбой, но был горд, что не посрамил, не подвел. Знай наших.
Всё, пора домой. Лёнька с заграничными подарками торопился к Аллочке, а Сергей решил задержаться в Питере. После чужой страны захотелось подпитаться энергией города где все знакомо, где учился и формировался как художник, где иногда было так плохо, что хоть вой, но уж если хорошо - то танцуют все, где любил, но трусливо сбежал, побоявшись изменить другой - живописи.
Перед Русским музеем присел в скверике на лавку, задумался. На мартовском набрякшем небе появилось робкое солнце. Кокетливо подмигнуло, чуть подразнилось, передумало и растворилось в туче. Тут же стал накрапывать колючий дождик. Как это по-питерски. Этот город вообще соткан из воды, отражаясь в ней зыбкими дворцами, мостами, церквями. Зыбкий город, полный великой истории и аристократичной красотой.
Рядом присела девушка. Посидев неподвижно минут пять, вдруг закрыла лицо руками и заплакала, тихонечко так заныла. Сергей боялся женских слёз, они его вводили в ступор. Но девушка казалось такой хрупкой, беззащитной, и так жалобно скулила, что он не смог остаться безучастным
- Милая, что случилось? Кто посмел обидеть этот цветок? - обратился он к ней, как к ребёнку.
Она глянула на него удивлённо сквозь слезы.
- Никто, не беспокойтесь, - ответила и быстро отвернулась.
- Но вы же плачете. Дайте отгадаю. Вы поссорились со своим другом, или получили двойку на экзамене, хотя нет, у вас украли сумку с любимой помадой. Угадал? Кстати, вас как зовут?
Она не отвечала. Сидела отвернувшись, только вздрагивала плечами.
- Ну, не хотите говорить, как хотите, - рассердился Сергей.
В конце концов он не подписывался успокаивать всяких истеричных девиц.
- Я Аглая и да, вы угадали, - вдруг заговорила девушка, повернувшись к нему.
-Редкое имя. А угадал что?
-У меня украли сумку, то есть рюкзак, и это ужасно...
Она затараторила, периодически всхлипывая. Сергей снисходительно посмотрел на страдалицу.
У неё оказалось необычное лицо. И красивым его не назовёшь, но что-то в нем было неизъяснимо-очаровательное, манящее. Нервный слабый румянец на бледной тонкой коже, обветренные губы, моляще-плачущий взгляд миндалевидных прозрачно-родниковых глаз с тёмной окантовкой по краю радужки, будто фломастером обвели. Рыжеватые волосы растрепались, выбились непослушными завитками. Она все пыталась их завести за уши.
Сергей вдруг понял, что не может отвести от девушки глаз. Ему захотелось ее обнять, защитить.
Может это то, от чего он прятался все эти годы, считая своей истинной любовью только живопись, а это та любовь, что за поворотом, надо только открыть сердце. "Да нет, - гнал от себя эти мысли Сергей, - я просто хочу написать это лицо."
- А в рюкзаке стипендия, проездной, кисточки новые, только купила. Их больше всего жалко, - выплыл голос Аглаи, выдернув его из своих мыслей.
- Кисточки? Зачем вам кисточки?
- Так я же в художественной академии учусь.
- Это в «Мухе» что ли?
-Ну да, раньше называлось «Мухинское училище», а теперь художественно-промышленная академия.
Сергей схватил ее за плечи и заглядывая в глаза произнёс нараспев.
- Аглааяя, ничего нет случайного!
- Чего нет? - удивилась прозрачноглазая и попыталась увернуться.
- Случайного ничего нет. Я тоже там учился и все знаю про кисточки. Видно теперь моя очередь - я выведу тебя из пустыни.
Такси!
Недавно меня пригласили на вернисаж в небольшую московскую галерею. Там я познакомилась с Сергеем и Аглаей.
Они ничуть не похожи на модных художников в шарфиках с видом "я весь в белом". Немного стеснительны, просты в общении, а по глазам видно, что прочно сшиты нежностью, идут вместе по радуге, удивительно дополняя друг друга.
Сергей увлечённо пишет Санкт-Петербург. На его картинах город в дожде и залитый солнцем, утренний и вечерний, многолюдный и совсем без людей – только золотые купола и воздуха шатер. Город впечатление, образ, рожденный чувствами – на полутонах, без чётких контуров, слегка небрежный, но неизменно живой.
Аглая совсем другая. Ее работы яркие, тщательно выписаны, декоративны. В них мир мифов и легенд превращается в мир реальный. Оживают диковинные девы в головных уборах с длинными рогами, странные существа скачут на невиданных животных. Красиво.
Разговорились. Сергей со смехом поведал историю французского вояжа, так счастливо закончившегося знакомством с Аглаей.
Я не удержалась и поинтересовалась судьбой Леньки, что физик, лирик и владелец автосервиса.
Оказалось, что он с женой поменял прописку на Израиль. Снова занялся физикой. Возмужал, обзавелся животиком, слегка полысел, но по-прежнему неутомим. Для гимнастики завел фокстерьера. Хотел французского бульдога, но Аллочка не оценила эстетизма породы.
Аллочка тоже нашла себя на новой родине. Завела интернет-магазин домашней еды с доставкой, творит. Особым спросом пользуются её "русские" блины.
Леня предлагает организовать выставку в Израиле. Такой, говорит, фуршет закатим, что все ваши картинки скупят оптом.
У китайцев есть поговорка «Художнику нужно три вещи: рука, глаз и сердце. Всего лишь двух не хватит».
Мне же хочется добавить еще одну – «..и настоящий друг».