Угрюм - помойка

Ад Ивлукич
                рекламной помойке Твиттера
     Подшлёпнутая лаптёй сизоватость Скалагримма Овечий Хвост, встопорщённая еловой и надроченная чухонско - чурковатыми, угладившими застенчивый парховизм скакавшим на Ашхабадском фронте Феврония и Мавра, наших фельдшерско - политрукастых строителей Светлейшего броненосца Горшкова, натужно дымящего трубой Фонвизина в Маркизетовой луже люстринового пиджачка молескинового мужика с усами, растопырясь рогатулькой малой выколола - таки глазцы мелкопоместного Эдипа муромского розливу в свою тару Эрика Чорноокого, впервые в истории постиндустриальной России воссоединяя иешиботничество киянских проституток и талмудизьм волос рыжей Ландер, пророщенных космицкими технологиями генерала Рагозина, частично неоправдывающего, но время, Фёдор, время гудит и стремление сплотиться перед размежеванием скручивает в поросячьи хвостики кошмарные конечности подземной расы Королей, носящих воду ртом и свежим дыханием Матушки, плодящей голых розовых крысят с целеустремлённостью конвейера Генри Форда, восставшего из ада палехской шкатулкой с краснощёкими барышнями - гимназистками, сгинувшими благополучно под бесовскими копытцами часовщиков и акушеров, выползших из черты оседлости отмечать ценность человеческой жизни на руинах торговых центров, снесённых самолетами воздушной армады Рихтгофена, выстрелившего Удетом по Судетам в приснославном четырнадцатом годе, когда, казалось, все близкоскрещеные потомки Виктории сошли с ума единовременно, будто щедрое пособие золотого парашюта любому урождённому инвалидом уродом выродком подонком ребёнку, обретшему счастье и радость считаться по факту появления в поганой стране гражданином проклятой богами и демонами Федерации, растрёпанной шлюхой пердящей под суетливыми фрикциями рвущих штаны на коленях комсомолят из гебешной пристяжи самого скудоумного из Государей Руси, мыряющего в залупастое бутылочное горло Верблюжьих врат Ершалаима с видом оконченного идиота, развалистым матросиком шатающегося по сгнившему дебаркадеру русскоязычного информационного пространства, где визжащий кудахтающей курицей Малахов был нееб...им пупком чувства прекрасного просаленной домохозяйки, расстрелянной еще из танка десантного Лебедя, качавшегося рожей такой, что тута не токмо курить бросать, бля, срать разучишься. А это дело отеческое. Берёшь фуфаечку, ложишь, по хер где, параллелишь любое говно и наблюдаешь бурление кала в телефонной эбонитовой трубке, откуда вот - вот выскочит очкастый Нео в кожаном плаще, тощая Тринити вылетит пробкой от аптечного пузырька, куда уже набздели Венедиктов и Ларина, остаётся только приоткрыть и вдохнуть тот чудесный хлоп - хлоп Киндреда Дика, что стоит вполне пластиковых монет Общества Взаимного Употребления, смешавшего Облонских и Баронову, Собчак и Катасонову ( хер знает, кто это ), Навку и Кафку, Бориса Бритву и бритвой по горлу пленному ничтожному солдатику в предгорьях Толстой - юрт, что ни х...я вот не Кембридж, сука. А потрох бухнет, буркотеет бужениной, анис и паслён поверху похрустывают, перья какие - то плавают на самом дне зрачка, а там воет Шурыгина, грозит усами Шурыгин, шмурыжит носом дохлый Барыкин, угнавший нидерландские велосипеды к Дюнкерку, и гоняет на колёсиках Жикин, тот Жикин, что не оправдал и не перевыполнил план рыбколхоза по сбору сорняков, оправдывая свою инвалидность предательским отсутствием оторванных империалистами конечностей, будто космонавт переполнился гордыней фронтовик, требует возведения Конституции краковяком на Институтскую, объявляя смену шила на мыло люстрацией мусорных бачков Винницы, что тоже ни хера не Оксфорд. Даже не Болтон и не Тоттенхэм.
     Шипит Чуковским пустившая корни под Мавзолей Наталья Солженицына, поджидая седастого в боях поручика Ржевского, не знает, старая, что стал он лейтенантом Чупрынниковым и обыгрывает в стос бабушку Витухновской на берегу Угрюм - помойки. Судьба.