Памятные отметины детства
Рассказ
Свято-Никольский монастырь зазывно отсвечивал на утреннем солнце золотом и голубизной куполов. Свежая майская зелень влекла взгляд к блестевшей вдали речке.
«Точно, мы тогда с рыбалки сюда забрели. Дядя Захар, тёткин сожитель, удочки забрал, а нас черти понесли на развалины монастыря, - вспомнил Алексей. – Полвека прошло, а не забылось».
- А что, слабо, Лёх, вниз спуститься, - показывая на расщелину у фундаментной плиты, проговорил тогда Ваня - черноволосый, кудрявый паренёк.
В их компании живший с матерью и старшей сестрой по соседству с Алёшиной тётей Иван был старшим. Стёпка - ровесник. Его мама работала в цехе, где делали лимонад. Алёша и Степан частенько там подвизались в ожидании бутылочки газировки.
- Прошлый год дыры не было. Видно, талой водой промыло. Так что, забоялся? – Ванюшка опять скосил хитрые глаза в сторону Алексея.
Знал, чем мальчишку завести.
- Ничё я не боюсь, - проговорил тот, вспомнив, как недавно гулял по соседскому дому, открыв замок ключом из-под стрехи. Подсмотрел с крыши тётушкиного сарая, где его прячут. Страшно не было, только любопытно.
Ступил на подсохший глиняный откосик, намытый паводком. Ноги заскользили и он, упав на «пятую точку», скатился вниз. Пахнуло холодом. Держась за кирпичную кладку, Алексей осторожно шагнул, вглядываясь в темноту. Открылось довольно широкое помещение. Слева, из ниши, на мальчишку уставились глаза, высвеченные светом, проникающим через проход. Первобытный животный страх сдавил сердце. Алексей не помнил, как выметнулся наверх. Очнулся стоящим на кладке, оставшейся от стены. Испачканная штанина правой ноги ходуном колыхалась от трясущейся коленки.
- Что там? – с любопытством глядя на приятеля, спросил Степан.
- Там на меня кто-то смотрел, - заикаясь, прошептал Алексей.
- Тут монахи жили в пещерах. Сказывают, когда монастырь рушили, они там, под развалинами, и остались, - как-то сурово, по взрослому, проговорил Иван.
Младшие со страхом отступили, неотрывно глядя в провал, как в разверзшуюся бездну.
Алексей грустно улыбнулся, вспомнив свой нешуточный страх. На ум пришло не очень давнее. С помощником обследовали боковой штрек дренажной шахты. Когда протискивались по зауженной части, крепь резко хрустнула и сверху посыпалась порода. Потом не могли вспомнить, как вылетели на свет божий - в траншею открытой разработки. Своей проходкой она как раз подсекала вход в шахту. И так же, как в детстве, нога Алексея ходуном ходила.
- Что, Иван Николаевич, страшно? – вымучил он из себя, вытирая со лба холодные капли пота.
- До жути, - проговорил Иван.
- Это тебе не по верхам вышагивать, - вывел Алексей.
- Слушай, ты же впереди меня по штреку шёл, а из него выскочил первый. Там же не разминуться двоим было. По мне протопал? – хохотнул Иван, ощупывая себя.
- А бог его знает, - без улыбки ответил Алексей.
Ночью подвижкой пласта штрек задавило. Борта широкой траншеи, куда они выскочили из шахты, сошлись, только гряда породы на её месте змеилась невысокой насыпью. Когда утром Алексей шёл по сдвигу, он не испытывал даже запоздалого страха. Это не под землёй, здесь над головой солнышко светит.
- Заклинило как-то рули на погружение. Когда переборки подлодки затрещали, подумал - конец. Но каким-то чудом всплыли. С тех пор сердце нет-нет да кольнёт. Это не в надводном флоте по волнам ходить, - однажды рассказывал при встрече за столом двоюродный брат-подводник, приехавший на побывку.
«Это точно, - подумал сейчас Алексей, - не зря немцы угольный разрез открытой разработки называют «тагебау» - дневное, значит, на свету.
Поехал по посёлку. В детстве часто у тётки в Никольском гостил. Село большое, раньше райцентром было. Рассекается надвое глубоким оврагом. Остановился у автомобильного моста, вышел и долго стоял, опёршись на перила. Вдалеке просматривался подвесной переход. Вспомнил, что в тот раз они перебрались напрямую. Скатились вниз по насыпи, пробежали по заросшему крапивой дну и вскарабкались по откосу наверх. Побродили по центру застройки пятидесятых, накупили в магазине «Культтовары» рыболовных крючков и двинули в парк, поближе к чайной.
Продираясь через кусты акации, вышли к памятнику, накрытому полотном. Сегодня - торжественное открытие.
- А что, Алёха, слабо кинуть туда, - Иван протянул поднятое в кустах яйцо, потерянное курицей из соседних домов, и махнул рукой в сторону покрывала.
Алексей, не думая, взял и швырнул в постамент. Ударившись об основание, яйцо растеклось по цементу ярким жёлтым пятном.
Автомобиль Алексей оставил у столовой. Прошёл к монументу, взглянул на солдата и присел на ступеньку лестницы.
- Прости меня, неразумного. Я ведь тогда - не думая и не понимая, - поглаживая рукой по ступеньке, прошептал он, подняв голову и глядя в лицо воину.
Когда выпадало бывать в селе, всегда останавливался у памятника и просил прощения. Стыд свой пронёс через всю жизнь.
«Сколько же мне тогда было? В школу я не ходил. Значит, шестидесятый, юбилейный. Шесть лет. Вот так, по неразумности, не ведая греха, сотворил, а до сих пор душу жжёт», - подумал Алексей.
Рядом остановился автомобиль, из него вылез высокий мужчина и зашагал к нему, с достоинством неся красивую седую голову.
- Здравствуй, Стёп, - улыбнулся Алексей.
- Не забываешь нас, - произнёс Степан, крепко пожимая руку. – Слушай, а тётка-то жива?
- Умерла недавно, у дочери в Казахстане, на девяностом годике.
- Ивана тоже уже нет, в Магнитогорске где-то сгинул. Сестра говорила, из ружья застрелился. Красавец был, да баламут. Всё цыганил по белу свету, после себя ничего не оставил - ни кола, ни двора, - задумчиво произнёс Степан, глядя в сторону памятника. – А солдатик всё стоит.
- Говорят, сын вроде бы у Ваньки на стороне остался? – повернувшись к приятелю.
- Но его фамилию и отчество не носит, - равнодушно ответил Алексей. Не стал доводить другу детства, что сын Ивана приходится ему двоюродным братом.
Постояли, поговорили и разъехались. Ведь у каждого человека свои места детства, отпечатавшиеся в памяти первыми страхами и первым в жизни стыдом.