В каждом городе и поселке края у Треста строительных изысканий были собственные помещения для размещения командированных на объекты полевых бригад геофизиков, топографов, геологов и остальных сотрудников. Иногда – отдельные домики в частном секторе, как в Уссурийске или Лесозаводске, но, чаще, квартиры в многоэтажках. Благо, с каждого сданного жилого микрорайона, трест имел право на одну или несколько квартир, поэтому и очередь на получение жилья двигалась оживленно. А это обстоятельство, в свою очередь, делало труд на предприятии престижным, и позволяло иметь отборные кадры. В Находке таких квартир-общежитий было четыре. Сегодня в четырехкомнатную секцию на Малиновского въехали сразу три буровых бригады, – восемь человек. Бригада состояла из бурового мастера и помощника, в просторечии именуемых «бурами», вместе они назывались «партией». А партии придавались двое разнорабочих. Геолог партии, Алина, есте-ственно, проживала в другой квартире-общежитии, неподалеку, на Проспекте Мира.
Времена были непонятные, новый странный руководитель государства, затеявший капитальный кавардак в виде ускорения и перестройки, начал активную антиалкогольную кампанию; и если попытки перетряски затхлых производственных отношений были трудовым людом встречены благожелательно, то талоны на водку полного понимания, конечно, не нашли. Вопреки строгим указаниям профорга-активиста (с вишнево-красным носом), традиций Треста полевики ломать не собирались, и в первый вечер, разбросав барахло по спальным местам квартиры, к вечеру чинно уселись за столом на очень вместительной кухне. Стол был изрядно заставлен: из дома каждый привез домашнее, украшающее первые дни большой работы по изысканиям нового морского порта. Широкое кухонное окно по случаю теплого осеннего дня было настежь распахнуто: комары не страшили, так как мужики курили прямо за столом.
Тамадил старший бурмастер Иван Андреевич, очень крупный человек с седой гривой. В Трест он пришел сразу после школы и армии, прошел большую часть ступеней роста производственника в стенах родной организации, и обладал большим авторитетом. Изначально, по фамилии Будко, к нему прикипело обращение Будка. Но, с возрастом и опытом, а так же в силу прочтения всем Трестом вышедшего в 1976 году романа «Территория», определенным единогласно «своей книгой», Иван заслуженно был переименован в Будду, тем более, что и линейные его размеры в ширину несоразмерно увеличились относительно бывшего юноши Ваньки, да и цвет «формы морды» с годами полевых работ стал устойчиво бронзовым. Сейчас он внимательно оглядел стол. В центре стояла бутылка водки.
- Веня, - обратился Будда к сидевшему с краю стола работяге, - достань еще два пузыря. Что через стол тянуться. И газеты нарежь и на стол положи, – видишь, Серега селедок домашних настрогал.
Приказ – дело в изыскательском труде столь же уважаемое, как и традиции, - выполнялся немедленно и неукоснительно. Когда порядок стал подобающим, а водка уже налита, раздался звонок у входной двери. Дверь стали прикрывать на крючок уже года два назад: местный участковый, узнав о приезде командированных, назойливо захаживал в гости, несмотря даже на то, что однажды крепко получил по роже за невежливое обращение…
- Вень, глянь! – попросил Иван. Веня встал и вышел.
В помещение уверенно шагнул молодой человек в кожаной куртке, с черной кожаной папкой под мышкой. У него была небольшая бородка и усы, и очень уверенный взгляд. Из-за плеча выглядывал Веня, глаза его были круглыми и удивленными. Внимательно осмотрев обстановку на кухне, он положил папку на стоящий рядом, в углу, табурет, сделал два шага за спинами сидящих у стола мужиков, и перегнувшись через плечо помбура Ивахненко, взял за горлышки две бутылки водки. Еще через два шага он оказался в углу кухни, где, рядом с открытым окном размещалась мойка. Придав бутылкам легкое вращательное движение и перевернув их, что бы жидкость, согласно закону Стокса, изменила ламинарный поток на турбулентный, тем самым резко увеличив скорость прохождения через живое сечение горлышка бутылки, он вылил водку в мойку, сложил туда же пустую тару и повернулся к онемевшему сообществу. Работяга Боб и помбур Вася вразнобой и тихо сказали: «Здрассь-те», а Будда, оказавшийся ближе всех к новоявленному персонажу встал, и как то очень неожиданно и ожидаемо, захватив плечи кожаного огромными лапищами, переместил его тело одним приемом за открытое окно и разжал ладони. И сел за стол на свое место. За окном послышалось «Ого», и такой звук, как будто кто-то хлестанул тряпкой по воде: не то всплеск, не то шлепок. И возникла тишина, усугубляемая нежными и лиричными звуками радио «Маяк» в дальней комнате, напевающем, как «… снова бухта Золотого Рога нас провожает в Тихий Океан».
Буровой мастер Алексеенко первым, почти минуту спустя, прервал тишину:
- Будда, ты что сделал?
Иван Андреевич поднял свою алюминиевую кружку и сделал глоток.
- Это вроде наш новый начальник партии. Я утром его у начальницы отдела видел, когда аптечку выписывал. Вроде Владимир Петрович, - подал голос Боб.
- А чо он не здоровается? – наконец обрел способность говорить Будда.
Алексеенко спросил:
- А ты его не того? Все ж третий этаж…
Лицо Будды стало очень бледным, почти нормального человеческого цвета. Тихим голосом он, даже просительно как-то сказал:
- Вень! Глянь?
Веня метнулся к распахнутому окну и перегнулся через подоконник.
- Никого нет. И следов никаких.
Евгений, достаточно опытный мастер, вступил в происходящий разговор:
- Да здесь высоты то, – не больше семи метров. И ногами. Я на Камчатке с площадки большой буровой пролетел четырнадцать, да еще и головой вниз, - вот, сижу же с вами… Побежал в Трест звонить, сразу главному, а не то, и управляющему. Если он точно, – начальник партии.
- Точно, - сказал Боб. – И что теперь?
- А что теперь? – Иван взял одиноко стоявшую на столе бутылку. - Веня, сколько еще в холодильнике?
- Три.
- Мало. Давай на рысях к автовокзалу. У таксистов возьми еще три. Столько закуски на такой коллектив. Деньги в тумбочке у моей койки. Одна нога здесь, другая там.
Веня растаял за дверью кухни.
Алексеенко снова подал голос:
- Ваня, пока притормози. Если этот кожаный звонит в контору, то сейчас и нам перезвонят. Лучше говорить на свежую голову. И подумать, что говорить. – Услышав этот резон, Боб встал и вышел в прихожую, где на тумбочке стоял телефонный аппарат. Его провод в несколько метров, висел в мотке на гвозде рядом: когда была необходимость, телефон таскали по всей квартире. Боб размотал провод и принес аппарат на кухню, поставив на табуретку. При этом он поднял черную папку, оставленную пришельцем, и открыл. И начал вслух читать: «Приказ от восьмого сентября… Назначить Гаранина В.П. начальником третьей геологической партии и направить для руководства полевыми работами в г. Находка»…
- А что? Хороший руководитель. Куртка красивая, и с бородой у нас еще никого не было, - высказался помбур Сергей.
И в это время послышался скрип открываемой входной двери. На кухне вновь возник кожаный начальник партии. Он выглядел впрямь как и в первый приход, чистым и столь же уверенным, но папки, естественно, у него не было, зато в каждой руке он держал по бутылке водки. Он шагнул к столу, поставил бутылки, сделал шаг назад, и глядя на молчащее сообщество, произнес:
- Здравствуйте! Я ваш новый начальник партии. Владимир Петрович. Помещение, где вы сейчас находитесь, это производственное общежитие треста, согласно пятьдесят третьему приказу управляющего Треста, на территории предприятия распитие спиртного запрещено. Поэтому здесь пьянка заканчивается. Сожалею, что не сказал об этом сразу.
Тишина после этих слов стала куда более тяжелой, даже «Маяк» почему то молчал. И длилось это действо целую невероятно долгую минуту. Наконец пошевелился и встал Иван Андреевич. Несмотря на то, что между ним и начальником партии был стол с сидящими вокруг людьми, Владимир Петрович невольно сделал шаг назад. Неизвестно, что бы было дальше, но входная дверь вновь скрипнула, и на кухне показался разгоряченный Венька с охапкой бережно придерживаемых бутылок. Влетев, он прервал тишину вскриком:
- Ух ты! – и, обращаясь к герою вечеринки, искренне радостно спросил:
- Дядька! А ты кто – наш новый начальник или новый участковый? Тот вроде тоже с папочкой, но лицо у него более дебильное, и без бороды?
- Я – начальник, - ответил Владимир Петрович. – А водку ты зря нес: здесь уже не пьют.
Будда наклонился и поднял большую и замасленную, парусиновую инструментальную сумку, что стояла под окном. На подоконник выложил из нее какой-то ЗИП, пару блокнотов и высыпал мелочь болтов и шайб, и, подавая ее Веньке, сказал:
- Приказ есть приказ. Комплектуй, закуски в газету заверни. Идем во двор – там в беседке столик есть: разместимся. Кружки не забудь! – и дви-нулся в прихожую. Народ начал подниматься из-за стола.
Когда все уже были в прихожей, Алексеенко, выходящий последним, обратился к застывшему истуканом начальнику партии:
- Ты – с нами?
- Конечно, куда ж я денусь? Сейчас вы у меня по полной получите!
- Ну, по полной, - это правильно. Не зашибся?
- Да что там? Здесь вообще – меньше десяти метров. Я на Колыме с пятнадцати ласточкой с рюкзаком летел!
Из прихожей сунулся Будда:
- Гагарин! Пошли, что ли?
Владимир Петрович, уже засовывавший в целлофановый пакет бутылки, и умещая туда же забытую на столе нарезку хлеба, спросил:
- Почему – Гагарин? Я – Гаранин!
- Ну, Юрий Алексееич тоже летать любил…