Все облегчённо вздохнули, сдав последний экзамен за первый курс. Нас ждали два тёплых и солнечных месяца отдыха. Как и все мои подруги, я планировала на летних каникулах немного подработать. Молодость страдала безденежьем.
Конечно, подработать можно было всегда, но фармацевтам было не до этого, так как учились с 8 до 18 вечера. Дома же, приходилось закреплять знания: надо было запомнить суточные и разовые дозы ядовитых и сильнодействующих веществ, огромные формулы препаратов, латынь, титрование, подготовить практический материал и т.д., контроль над нами был ежедневный. В будущем наша профессия не терпела ошибок и была наказуема.
Моя родственница работала в гинекологии врачом и собиралась меня устроить передатчицей, чтобы я не чувствовала нагрузку после изнурительных занятий. Раньше существовала такая профессия – оперированным женщинам передавать угощения, или письма от посетителей. Профессия была «не бей лежачего», за смену я относила 10 – 15 передач, остальное время сидела в приёмном отделении помогала медсёстрам оформлять поступивших женщин на экзекуцию.
В главе «Колхоз» я описывала, как строго относился к нам директор медицинского училища – аморальное поведение грозило исключением. А тут, для временной работы в гинекологическую клинику, мне понадобилась справка с места учебы. У меня задрожали ноги, когда я постучалась к боссу в кабинет, и вообще, встречу с ним студенты считали дурной приметой и старались его избегать.
Выслушав меня, директор сделал своё умозаключение и тут же спросил:
- Что, на аборт идёшь? Ты думаешь, я не узнаю? Фармацевт, значит ...
Затем, он взял трубку телефона, и стал звонить в больницу. Убедившись, что я права, выписал мне справку.
Заработав не такие уж и большие деньги, я смогла купить себе недорогое демисезонное пальто – цены в союзе, не рвали душу, как сейчас.
Лето благоволило диаспоре фармацевтов, оно отвело очередную осеннюю поездку в колхоз, которую мы со страхом ожидали. Но, к счастью, или нет, в августе, директор хлебозавода, обратился к нашему боссу за помощью, чтоб тот выделил группу студенток, хотя бы на месяц, обещая девчатам заработную плату и премию училищу. Текучка кадров преследовала «пекарню».
Надо сказать, это предложение было не намного лучше колхоза,но нам были обещаны деньги (как выяснилось потом, мы получили пятую часть зарплаты), колхоз же нам ничего не платил, наградив нас издержками здоровья.
Работа на хлебозаводе считалась по трудовому законодательству, не из лёгких. Во-первых – жаркий цех; во-вторых – работали и в ночную смену; в-третьих – работа была физически тяжёлая, да ещё на старом оборудовании. В общем кинули в жаровню фармацевтов.
Первый день был днём знакомства, или можно сказать, практический день. Переодев нас в спецформу (это белые брюки и куртка из холщовой ткани), директор собрал всех в своём кабинете, пропитанным хлебным запахом. Начальник выглядел лет на сорок, усы, которые портили его лицо, дёргались, а масленые глазки скользили по нашим фигурам. Осмотрев каждую оценивающе, он сказал:
– Рослые девушки будут работать у печи, полные замешивать тесто, а эти, две малявки, - он указал на меня и на Наталью,- будут размачивать хлеб в чанах. Вам придётся обуть сапоги.
Затем хозяин повёл нас «в святые святых», при этом, не забыв хлопнуть Наталью по мягкому месту. Подругу выходка директора возмутила, сжимая кулаки, она тут же попросила его сдерживать свои эмоции.
Честно сказать подаренная нам, малявкам, работа была самая лёгкая – мы не работали в ночную смену. Возвращённый сухой хлеб с магазина, стоял ровными рядами на тележке с полочками, её нужно было отвезти к чанам, заполнить их сухарями, затем залить водой из шланга. В приготовленное сусло добавляли дрожжи, а из полученного теста опять пекли хлеб.
Директору приглянулась Наталья, не смотря на её предупреждение, он её караулил, чтоб лишний раз что-нибудь выкинуть. Как только, директор появлялся на горизонте, подруга пряталась в чане и это срабатывало.
Девчонки сильно уставали – стоящие у раскалённой печи, с красными лицами, они в верхонках снимали с горячей формы хлеб и ставили на стол, всю смену меняясь по очереди, пока крутилась «карусель» в жаровне. Это был самый тяжёлый участок работы, так как процесс не прекращался.
Как-то, в очередной раз, с подругой замачивая сухари, мы увидели, как в чан попали мыши, сидящие внутри хлеба. Работать мы не могли – мы визжали на весь цех. Сразу прибежал директор, он без промедления, в ботинках, залез в чан и вытащил виновниц переполоха. Но, что удивительно, всю эту закваску директор запретил выбрасывать, она была использована по назначению. Уборщица, в защиту директора, сказала спокойным голосом:
- Что, разволновались-то? У нас это часто бывает. Вы ещё не знаете, сколько мышей в подвале - они мешки с мукой портят.
Наташа и я долго не ели хлеб, но потом, как-то всё забылось.