А на утро пошёл снег. Вернее, снегопад начался ещё когда-то ночью. Крупные хлопья снега совершенно отвесно падали вниз, медленно кружа под своей тяжестью, и устилая рыхлым слоем округу. Выросшую на севере Эжени-Этери снегопадом удивить было сложно, однако то, что представало сейчас её взгляду, было настолько красиво и настолько волшебно нереально, что появилась мысль: театр! Снег падал и падал, такой плотной массой, что казался уже занавесом, который вот-вот распахнётся, а там - сцена! Прильнув к окну, Женька продолжала фантазировать о том, что за спектакль мог бы быть поставлен при таких роскошных декорациях. И вдруг её осенило: балет! «Лебединое озеро»! И вот уже перед взором кружились, взлетали и прыгали невесомо-прозрачные балерины в пачках из нежнейшего лебяжьего пуха и перьев неизвестных здесь, на земле, птиц, обитающих где-то там, выше горных вершин, выше невидимых сейчас туч.
Всунув ноги в какие-то опорки, стоявшие у двери, и набросив на плечи бабкину шаль, Женька выскочила на улицу и, широко раскинув руки, принялась кружиться, безуспешно пытаясь увернуться от пушистых комочков, сопровождая свой проигрыш в состязании с ними весёлым, бубенцами звенящим смехом. Она совершенно забыла о том, что её волосы, не заплетённые по каждодневному обычаю в косы, сейчас свободно струились по плечам и спине крупными кольцами, взлетали при каждом повороте её трогательно юной, уже начинающей оформляться, фигурке, создавая для постороннего взгляда, если бы он здесь был (а он был!) зрелище вовсе фантастическое, чуть ли не шаманское, ритуальное… Для неё всё это было неважно! Женька находилась полностью во власти внезапно охватившей её эйфории, зародившейся только что где-то в глубине сердца, совершенно ином восприятии окружающей красоты, никогда прежде неиспытанном восторге и надеждах на счастье, и на то, что всё будет хорошо!
Эндзела сидела в застеклённой части балкона-веранды и смотрела на исполняемый внучкой танец не в силах ни отвести от неё взгляда, ни прервать вдруг проявившийся всплеск очаровывающей и соблазняющей чувственности в той, что вчера поразила её излишней рациональностью и сдержанностью, странными чертами характера такой юной девочки.
А та всё кружила и кружила. Ловила ртом наиболее крупные снежинки, над чем-то смеялась, и даже что-то говорила, разговаривала! С кем? А с небесами, вот с этим, таким невероятным утром, снегопадом, с миром! Голос, тембр его, то смягчался и приглушался до воркования, то вдруг взлетал к самым вершинам гор, пусть и скрытым сейчас от глаз, и его слышала не только Эндзела, но и тот, неведомый зритель, волею судеб оказавшийся в нужном месте и в нужное время… Что слышал он… Робкое журчание просыпающегося ручья и перезвон первых цветов, признающихся в любви земле, весне, жизни и, очень хотелось верить, ему, пусть пока неизвестному, зная, что непременно наступит его время…
- Этери! – не выдержала Эндзела – Вернись в дом и оденься как следует – не хватало ещё простудиться!
- Доброе утро, Элисо! Ты только посмотри - какая красота! А тепло-то как!
- Ну, конечно, тепло… Немедленно ступай в дом, слышишь меня?
- Слышу! – недовольно отозвалась Женя – Иду! – и нехотя поплелась под крышу, так и не разглядев за плотной завесой снега наблюдавшего за нею одинокого всадника…
А снег всё шёл и шёл… Каждое утро, позавтракав, Женька выходила с деревянной лопаткой и расчищала площадку перед домом, прокладывала тропинки в сарай, где находились напиленные и нарубленные ещё с осени отцом и Леваном дрова, сложенные в высокую поленницу. А ещё в сад, в котором кое-где, на отдельных деревьях, как капли оплывшего солнца, висели давно созревшие, но никому здесь не нужные мандарины. Ярко-оранжевые, они словно упрекали… Девушке это казалось каким-то кощунством: на севере, где и яблоко считалось чуть ли не деликатесом, поскольку привозилось, не созревало там, что уж говорить про мандарины? Женя вспоминала, как они, дети, ждали Новогодних подарков, в которых обязательно находили два, а то и три этих «жёлтых мячиков», с каким наслаждением смаковали каждую дольку… А тут вот такое пренебрежение… И она всякий раз на долго замирала перед невысокими деревцами, не умея выразить им своего сочувствия и сожаления, словно просила прощения не за свою вину…
Непременно прокладывалась тропинка и к незамерзающему источнику – роднику, в виде совсем небольшого водопадика, из которого оставшиеся здесь жители, в том числе и Эндзела, брали воду для питья и приготовления пищи. Вода в нём была настолько вкусной, что всякий раз после того, как наполнится прихваченный нарочно пятилитровый, начищенный до блеска кувшин, Женя несколько раз подставляла сложенные ковшиком ладошки под его разговорчивую струю, и пила, даже тогда, когда совсем не испытывала жажды.
Уже на пятый день пребывания здесь ей стало понятно, что «гостевание» продлится несколько дольше предполагаемого: как и предсказывала её мудрая бабушка, дорогу завалило снегом.
- И, что, связь с большой землёй и цивилизацией прекратилась до весны, что ли? – недоумевала Женя.
- Вполне возможно, что и так! – равнодушно пожимала плечами дидэда (бабушка) – А с чего ты паникуешь? Дрова есть, мука для хлеба тоже, подвал забит продуктами – с голоду не помрём!
- Да я не об этом…
- А о чём?
- Ну, как… Разве не страшно жить вот так, в абсолютной изоляции? А если что-то случится?
- Что, например?
- Не знаю… Лавина какая-нибудь… Дикие звери, волки…
- Лавина… На моём веку она случалась здесь лишь однажды, и то прошла стороной, не смела ни одного жилища. А то, что ты называешь изоляцией, мы считаем покоем. Что же касаемо волков-медведей… Последних убили ещё в позапрошлом веке!
- Всех-всех? И ни одного совсем не осталось?
- Во всяком случае там, где есть человеческое жильё, следов не замечалось уже весьма продолжительное время, хотя соблюдать осторожность во время прогулок по склонам всё же я бы рекомендовала всем.
- Тогда зачем ты меня сюда заманила, если знала, что это может случиться? Я же ехала в гости к отцу, а не к тебе! И что же получается, что мы с ним не встретимся до самой весны, что ли?
- Соскучилась? - пожилая женщина старалась тщательно подбирать слова, чтобы не разжечь во внучке и без того полыхающее гневом настроение – Зачем же ты так обречённо? Чем тебе плохо у меня?
- Не плохо… Но там мне было чем заняться, а тут…
- Э… патара! Делом-то и я тебя завалю через край. Во-первых, ты абсолютная невежа в вопросах домоводства! Ты же совершенно не готова к тому, что через совсем небольшой промежуток времени тебе придётся стать хозяйкой в доме!
- Какой ещё хозяйкой? В чьём доме?
- В собственном! Собственной семьи! У тебя когда день рождения, летом?
- Да, 15 июля исполнится пятнадцать лет. И – что?
- А то… - усмехнулась Эндзела – А ни шить, ни варить, ни вязать – стыдоба… У нас в Грузии девочек учат всем этим вещам ещё в детстве, да и замуж они выходят рано, как правило, сразу после шестнадцати начинают приходить сваты…
- Ха! Замуж! Я приехала сюда всего лишь на один год, на один, понимаешь? То есть, к осени я буду уже дома, на севере! А в России совсем другие правила.
- Очень не хочется тебя разочаровывать, но до совершеннолетия твой отец ни за что не отпустит тебя обратно, или я плохо знаю своего сына.
- Что?! Он слово дал! Ты, что, хочешь сказать, что его честному слову грош цена?
- Не кричи – у меня со слухом пока всё в порядке! Мой сын – человек чести, и не смей в этом сомневаться! Именно поэтому он и не сможет отпустить свою дочь в никуда до тех пор, пока не будет вполне уверен в её самостоятельности!
- Понятно… - еле слышно прошептала девушка и поднялась со стула.
- Вот, что тебе понятно?
- Всё…
- Женя…
- Не называйте меня так! Я не давала вам разрешения на это!
- Ладно, не буду… Не хочешь – не буду! – вздохнула Эндзела – Но, девочка, ты же разумный человек. Подумай сама, ну, куда Вахтанг должен будет отправить тебя уже через несколько месяцев? Куда? Кто у тебя там остался? Была бы мама, жильё – это одно, но ведь ничего из мной перечисленного нет… так?
- У меня там есть друг и его семья, которая…
- Друг? – перебила Эндзела – Друг, который не удосужился написать ни одного письма?
- Я не верю, что он меня забыл! Не верю, поскольку знаю, чувствую то, что есть какое-то всему происходящему объяснение! Иное…
- Пусть так… Допустим, но и тем не менее…
- Я могла бы там продолжить образование и жить в интернате, например…
- В интернате? Да, наверное… Но неужели проживание в интернате, в детском доме для тебя предпочтительнее крыши и стен родного отца и бабки, которые безмерно любят тебя?
- Не хотелось бы грубить, но…
- Продолжай-продолжай! По твоему мнению, я сейчас спекулирую, шантажирую, давлю на тебя, да?
- Типа того… А потому, оставьте меня сейчас одну – мне нужно всё хорошенько обдумать. Но имейте ввиду, если всё же я приму решение уехать, никому из вас не удастся меня отговорить – пешком уйду! – всё это она проговорила одеваясь и закрывая за собой дверь.