Прощание на пристани можно отнести к грустным сценам, которые заслуживают своего саундтрека и отдельного места в памяти.
Я не знала, на сколько он уплывает и вернётся ли вообще. Спрашивать об этом мне было страшно.
Могла ли я его остановить? Не знаю.
Наверное, сейчас я могла только сжимать его руки и лить слезы. Они градом текли по щекам и не собирались останавливаться.
Ему тоже было тяжело. Иначе мы бы разговаривали.
А тут пустое и оглушающее молчание.
Мне было страшно даже просто прямо посмотреть в его глаза.
Знаете, это был один из тех моментов, когда ты вынужден сделать заведомо проигрышный шаг. На доске почти полный цугцванг. Израсходовав все оставшиеся секунды, я не находила спасения, хоть и продолжала его искать.
И ещё.. я не знаю, кто кого держал и почему он не шёл на этот чертов трап. То ли мои руки сжимали его, то ли наоборот; да и это совсем не важно.
Я больше не ощущала прикосновений его рук и это означало только то, что он уходит.
Мое тело оцепенело и не могло пошевелиться, а сердце - глупый орган - билось так, словно собирается поплыть вместе с ним и ему было не важно, плыву я или нет.
Мое сердце было даже не в пятках. Оно было на трапе. По крайней мере, я так это чувствовала.
Когда он остановился посередине трапа и обернулся, я зажала рот рукой.
Зажала с такой же силой, с какой хотела закричать. И я кричала, но звук глушила ладошка.
Он рванул ко мне, и уже через секунду прижимал меня к себе своими сильными руками.
Сквозь слезы, сквозь крик, сквозь мою собственную боль я осознавала всю неправильность и дикость этой ситуации.
Он должен уйти, я должна его отпустить.
Не рвать его и свою душу этой истерией.
Соберись, соплячка.
Я его оттолкнула и моим первым словом, произнесенным за полтора часа было «иди».
Он снова зашёл на трап.
Я силой заставила себя отвернуться и бежать прочь.
Моя ошибка заключалась в том, что я не убедилась, что корабль скроется за линией горизонта и он вместе с ним.
Его первыми словами, произнесенными за два часа были «не уйду».
Я прижалась спиной к стене и сползла вниз.
И в который раз зажала рот рукой, чтобы заглушить рыдания и крик.
Он опустился рядом со мной и закрыл глаза.
Не имея ни малейшего понятия, что делать дальше очевидно было только одно: ещё тяжелее, чем вместе, может быть только по отдельности.