Часть шестая.
Нелегко, наверно, быть демоном и призраком:
следи непрестанно, чтоб маска не сползла,
иначе узнают в тебе демона и прогонят; и за
голосом следи, и за выражением лица, и за
повадками — а то выдашь себя и пропал...
Ширли Джексон, "Мы живём в замке".
Алекс всегда просыпался рано. Старая армейская привычка давала о себе знать. И здесь, на острове, она его только радовала: проснуться на рассвете, выйти на балкон, и, сидя в удобном плетеном кресле с бокалом свежего апельсинового сока в руке, насладиться восходом солнца над морем, вдыхая всей грудью ароматы прибрежных пиний, морской соли и йода - так пахнут водоросли, что выносит волной на берег - что может быть прекраснее?
Утро для Смолева было любимым временем суток. Он, как истый "жаворонок", легко и практически мгновенно переходил от состояния самого глубокого сна к полной физической бодрости и ясности рассудка, минуя туманящую мозг и сковывающую тело сонную истому, чем часто вызывал зависть Виктора Манна, - давнего друга и товарища по армейской службе. Глава Центрального Бюро Интерпола Греции и сам поднимался ни свет ни заря, но для него это был, по примеру одного всем хорошо известного барона-фантазера*, своего рода ежедневный, запланированный на утро, подвиг.
Манн, получив повышение по службе, на свою беду стал "совой", причем, самой что ни на есть настоящей: в последние месяцы большая часть его оперативной работы проходила по ночам.
Криминогенная обстановка на материковой части Греции ухудшилась в разы с прибытием в Европу сотен тысяч мигрантов из стран Северной Африки и Ближнего Востока, использующих Грецию как перевалочную базу на пути из Турции в Германию, Францию, Италию, Швецию и Голландию. Наркотики, оружие, в общем, криминал всякого рода хлынул потоком за ними вслед.
Теперь, успев поспать за ночь от силы пару-тройку часов перед рассветом, генерал неимоверным усилием железной воли буквально выдирал себя из объятий Морфея. Глухо ворча, он вставал еще затемно, собирался, стараясь не потревожить Терезу и близнецов, выходил из дома и садился в машину с водителем, отправляясь в штаб-квартиру Бюро в Афинах, успевая еще подремать двадцать минут по дороге.
Окончательно он просыпался только за столом в своем кабинете, выпив три огромные чашки черного кофе подряд. До того момента сотрудники, наученные горьким опытом, главу Бюро старались не беспокоить: попавшим под горячую руку мог устроить форменный разнос. Лишь к полудню генерал оттаивал и снова становился самим собой: умным, веселым, ироничным и талантливым энтузиастом сыска.
Именно поэтому, изредка бывая на выходных в гостях у Смолева, Виктор первые сутки попросту отсыпался - хоть из пушки под ухом пали, не добудиться. Смолев с сочувствием и пониманием давал другу прийти в себя, - служба есть служба. Для самого Смолева все это осталось в далеком прошлом. Больше никакой службы. При желании он мог бы спать хоть до обеда. Но... Мягкий шелест волн морского прибоя, легко проникающий в распахнутые окна в предрассветной тишине и бодрые арии неизвестных Смолеву птиц, поселившихся всем семейством в ветвях соседнего платана, исключали малейшую возможность спать дольше. Дела и заботы нового дня ожидали хозяина виллы "Афродита".
Алекс быстро и бесшумно соскочил с кровати, надел легкий халат и, с наслаждением ступая босиком по прохладным плиткам пола, вышел в просторную гостиную хозяйской половины. Осторожно, по-прежнему старясь не шуметь, чтобы не разбудить Стефанию - молодая испанка легко могла дать генералу Интерпола сто очков вперед по сладкому утреннему сну - убедившись, что она спит, Смолев плотно притворил дверь в ее спальню.
Прошел через всю гостиную, открыл холодильник, достал бутыль с ярко-оранжевым соком, выжатым из местных апельсинов накануне, налил себе в бокал, бросил туда же пару кубиков льда и вышел на балкон. Солнце еще не встало, но рассвет уже прогнал последние ночные тени. Разлившийся над островом утренний воздух был свеж и прозрачен, словно промыт прохладной ключевой водой. До восхода солнца оставалось не более двадцати минут. Смолев уселся в кресло и задумался.
Отдельную спальню он предложил ей сам в ее позапрошлый приезд, несколько недель назад. На следующее же утро, после того, как они впервые стали близки. Выбрал, называется, "подходящий" момент, болван... Стефания, лежавшая на его плече, подняла голову, быстро взглянула ему в лицо своими смеющимися зелеными глазами, понимающе улыбнулась и ничего не сказала. Он тогда попытался как-то это объяснить, сгладить неловкость ситуации, мол, так будет только всем удобнее, ведь проект строительства госпиталя, что финансирует Фонд семьи Мойя, в самом разгаре, и ей еще столько времени придется провести на острове. Сам он очень рано встает и не хочет ее будить, опять же заботы хозяина виллы будут мешать ее отдыху. К нему то и дело обращается персонал, да и гости, порой, бывают крайне беспокойными...
Растерянно нес ахинею, пытаясь спрятать за ней свой вдруг невесть откуда взявшийся страх, заговорить его: уже много лет Смолев был один и привык к окружавшей его пустоте, сформировавшей его личное пространство. Теперь все круто изменилось, пустота заполнилась, и он не понимал, что с этим делать. Одиночество, терзавшее его столько лет, ушло, как его и не было. Но к счастью, которое внезапно пришло ему на смену, обрушившись на Смолева, как водопад, Алекс оказался не готов и слегка растерялся. Ощущение было непривычным, очень острым и оттого немного пугающим. Ему необходимо было время, чтобы во всем разобраться и снова выстроить свое личное пространство, но уже иначе, с учетом новых вводных...
Стефания, не глядя, положила теплую ладошку ему на губы, заставив замолчать, прижалась к нему крепче и снова заснула. Так они и лежали: она сладко спала, обнимая его и чему-то улыбаясь во сне, а он, стараясь не шевелиться, чтобы не разбудить ее, смотрел в потолок и думал о том, что ведет себя, как полный идиот.
Стефания уехала на следующее утро: в тот раз срочные дела Фонда снова позвали ее в Мадрид. Алекс отвез ее в аэропорт. Всю дорогу они молчали, он - смущенно, она - по-прежнему чему-то улыбаясь одними уголками губ. Только уже взбежав по трапу, испанка оглянулась и, помахав рукой, крикнула ему: "Я скоро вернусь!" Когда, грузно разбежавшись по короткой взлетке, двухмоторный самолет компании "Олимпик Эйр" оторвался от полосы и взмыл в небесную синеву, сделав вираж над островом и словно тоже махнув на прощание Смолеву крылом, он еще долго стоял на нагретой солнцем бетонке аэропорта, сквозь трещины которой упорно пробивались к солнцу жизнелюбивые травы. Похоже, жизнь его и в самом деле тоже заложила крутой вираж. Пора начать к этому привыкать. Он решил прогуляться вдоль моря, чтобы все хорошенько обдумать, но ничего так и не решил. В тот день Смолев вернулся на виллу спустя несколько часов, слегка растерянно улыбаясь и отвечая невпопад на вопросы Софии, о причинах, по которым он пропустил завтрак. Он даже не заметил, как Катерина понимающе кивнула и заговорщицки подмигнула немного растерянной управляющей.
Когда Смолев пытался размышлять о том, в каких отношениях они находятся с испанкой - он запутывался окончательно. Вся его способность мыслить логически, раскладывая все по полочкам, словно вдруг куда-то исчезала. Иногда, в минуту слабости, он начинал мысленно уверять себя, что, вернее всего, они всего лишь персонажи скоротечного романа. Смешно было представить, что такая девушка захочет связать свою жизнь с мужчиной, навсегда осевшим в глуши, да еще сделавшим это добровольно. А разница в возрасте? Тринадцать лет - не шутка! Он даже пытался пару раз заговорить об этом, но она встречала его слова звонким смехом. Он смущенно сбивался и замолкал.
Увлеклась, бывает... Испанский темперамент, французские корни, молодость - романтика в голове, думал он. Выветрится! Вероятнее всего, у нее это - островное приключение, ничего серьезного. Так ему было спокойнее. Но тут же, не проходило и минуты, как он понимал, что все это чушь и бред. В глубине ее глаз, за смешинками, иногда вдруг проглядывало нечто, не оставляющее от версии легкомысленно флирта камня на камне. Что до самого Алекса, который на простое "приключение" был попросту не способен по складу своего характера, было очевидно, что жизнь на острове для него разделилась на две неравнозначные части: до приезда Стефании и после.
Что же до персонала виллы - те их давно поженили заочно и радовались за хозяина виллы от всей души в ожидании свадьбы. То-то отец Спиридон - местный православный священник из Кафедрального собора Хоры - при встрече с ним стал улыбаться еще шире и настойчиво приглашать посетить церковь, ведь "вы, сын мой, не знаете еще всех наших традиций, самое время, приходите, побеседуем!" Ох, не обошлось здесь без Катерины, эта болтушка разносит островные новости куда быстрее многоопытных барменов в местных тавернах.
Кстати, о священнике, подумал Алекс, пытаясь переключиться со своих личных переживаний и сосредоточиться на деле: до встречи со старшим инспектором оставалась пара часов. Священник ведь тоже был вчера на празднике барбекю.
При близком общении отец Спиридон производил впечатление человека приятного, воспитанного и высокообразованного. Будучи очень известной и уважаемой фигурой в местной среде - островитяне уже тридцать с лишним лет крестили у него детей, отпевали усопших, он же совершал таинство венчания, благословляя очередной брачный союз во имя Пресвятой Троицы - отец Спиридон вел себя скромно и приветливо, его живые черные глаза смотрели из-за очков в старомодной оправе на собеседника спокойно и дружелюбно. Вчера, правда, они с кем-то поспорили, вдруг вспомнил Алекс. В конце спора, помнится, даже кто-то говорил на повышенных тонах. С кем и о чем? Птица, выводившая резкую трель на соседнем дереве вдруг тоже оборвала ее на вопросительной ноте. Алекс почесал затылок. Это помогло. Умберто Гольдони!
С тем самым Умберто Гольдони, писателем с известной фамилией в вязаной серой кофте на пуговицах с большими карманами и ноутбуком подмышкой. "Скромный, милейший дядечка, в очках, с бородкой, упитанный такой", со слов Катерины. Точный портрет. Он даже на вечер пришел с ноутбуком и какое-то время, сидя в углу, стучал по клавиатуре, пока хозяин виллы не пригласил гостей к столу.
Смолев удовлетворенно сделал глоток из бокала с соком. Лед уже почти растворился и напиток приятно холодил небо.
Так, Умберто Гольдони. Что нам о нем известно? Что он делал весь вечер? Насколько мог сейчас вспомнить Алекс, - ничего необычного: отложив ноутбук в сторону, с удовольствием ел, пил, принимал участие в конкурсах, общался с другими постояльцами. Вел себя более чем пристойно, даже можно сказать, скромно. По отношению к дамам - крайне обходителен. Был очень любезен при знакомстве с гостьями из России, которые остановились в одиннадцатом номере.
Внешне похожий на отца Спиридона - тоже бородатый и в очках, но более упитанный и с ярко выраженным итальянским акцентом - он, тем не менее, говорил по-английски бегло, не задумываясь о выборе слов, так бывает, когда у человека не только большой опыт общения, но и значительный словарный запас. Священник, напротив, говорил медленно, словно взвешивая каждое слово. Было видно, что английский, на котором шел разговор, он знает прилично, но крайне редко практикует в обычной жизни.
О чем же они спорили? Что-то про взаимоотношения Венеции и Константинополя. Но о чем именно, Смолев не мог сейчас вспомнить. И чем кончился спор? И кто из них вспылил? В конце концов, это можно выяснить и позже, если потребуется.
Их представила друг другу София и отошла на кухню по просьбе Смолева уточнить, сколько ящиков вина подняли на террасу. Этот момент Алекс запомнил хорошо. Получается, что разговор они начали вдвоем, а потом к ним присоединился и господин Морозини. Кстати сказать, Бэрроу был совершенно прав: профессор оказался милейшим человеком: небольшого роста, в светлом костюме тройке и безупречной белизны сорочке. Модный и дорогой итальянский галстук смотрелся на нем в высшей степени элегантно.
Директор венецианского музея не только производил приятное впечатление внешне аккуратно подстриженной курчавой шевелюрой, живыми карими глазами, блестящим английским, но и действительно - как и говорил Джеймс Бэрроу - энциклопедическими знаниями. Насколько помнил Смолев, захвативший лишь часть беседы, профессор с легкостью сыпал фактами, именами исторических личностей, датами и различными научными гипотезами, тут же приводя ссылки на первоисточники. Тоже вел себя крайне воспитанно и даже галантно по отношению к присутствовавшим дамам. Ухаживал за Галиной Александровной и ее дочерью, чем совершенно очаровал бабушку Ариадны.
Позднее, заметив, что Джеймс не проявляет должного внимания к супруге, по обыкновению увлекшись разговором с друзьями, взял шефство и над Лили: с удовольствием развлекал ее светской беседой, не забывая предлагать напитки и принося ей блюдечки с мороженым. Да, все именно так и было.
Когда Лили покинула террасу - нужно было укладывать спать Кристину - а дамы из России начали обсуждать планы на завтра с молодым Спанидисом, профессор и подошел к Гольдони, беседовавшему с отцом Спиридоном. Этот момент Смолев помнил отчетливо, он как раз находился рядом и прощался с Лили, желая ей доброй ночи и обещая приглядеть за Джеймсом и его друзьями.
Кстати, друзья Джеймса Бэрроу. Как их... Смолев на секунду напрягся, вспоминая. Здесь затылок чесать не пришлось: их карточки он перечитывал накануне и запомнил имена. Алджернон Петтигрю и Говард Стэнсберри. Историки-археологи, Лондонский университет, друзья по Кембриджу. К середине вечера, налегая на вино, друзья были уже "хороши", вели себя шумно, хохотали, хлопали друг друга по спине, активно болели за Джеймса, когда он участвовал в гастрономических конкурсах, подбадривая его громкими криками и залихватским свистом.
Ничего необычного, впрочем, типичное поведение подвыпившего молодого британца за границей. Шумный, громкий, развязный, часто затевающий драку. Взять английских болельщиков - типичный пример. Впрочем, друзья не виделись много лет, их радость от встречи можно было понять, да и университетское образование все же давало о себе знать: никакой агрессии к присутствующим они не проявляли. Молодые ученые на отдыхе. В конце концов, вечеринка есть вечеринка. Хотя иногда от их дикого рева гостям приходилось пару раз пригибать головы и несколько смущенно переглядываться между собой.
Кто-то из гостей даже сделал им резкое замечание, вдруг вспомнил Алекс. В этот момент к ним подошла София и, нежно улыбаясь, что-то негромко произнесла, от чего они покаянно и немного комично раскланялись с ней и больше, надо признать, такого шума не издавали. То и дело ходили курить сигары в специально оборудованное для курения место на нижней террасе. Вечер закончили в сильном подпитии, сидя за столом. Более трезвому Джеймсу пришлось их выводить под руки по очереди до номера. Но ушли они последними. С этими все более или менее понятно.
Но кто же сделал им замечание? Кто? Ах, да! Тот самый желчный режиссер, Янис Карипидис. Высокий и худой грек. К началу вечера опоздал, потом, появившись, отозвал в сторону Гольдони и что-то долго и возмущенно ему рассказывал, энергично жестикулируя. Смолев в это время общался со своим добрым знакомым из Санкт-Петербурга, профессором Крыловым, и наблюдал разговор писателя и режиссера краем глаза. Писатель казался совершенно невозмутимым, даже немного улыбался, а Карипидис булькал, как кипящий чайник. Помнится, что Гольдони, выслушав своего коллегу, снял с подноса проходящего мимо официанта полный бокал с вином, вручил его режиссеру, ободряюще похлопал его по спине и отошел в другой угол террасы.
Какое-то время Смолев еще помнил желчного грека, стоявшего в одиночестве в углу с бокалом вина, а потом он исчез. В какой момент? Алекс не мог сказать наверняка. Интересно, до прихода Антонидиса или после? В этом вопросе надо разобраться...
Кстати, появление режиссера-постановщика сильно сковало часть труппы, что приняли участие в празднике. Они как-то попритихли, хотя до этого очень активно беседовали с художником из десятого номера. Пантелис Зографос, автор выставки акварельных работ в замке Базеос, мысленно поставил галочку Алекс. Крепкий мужчина лет пятидесяти, с волевым лицом, окладистой седой бородой, длинными седыми волосами, собранными на затылке в хвост, импозантном клетчатом пиджаке, черных брюках, белоснежной сорочке и ярком оранжевом шейном платке поразил воображение творческой молодежи.
Актеры образовали вокруг него круг и наперебой расспрашивали о творчестве, жизни в Америке и планах на будущее. Он с удовольствием им отвечал, то и дело отпуская шутки, встречаемые дружным веселым смехом.
Так. Сколько их было, актеров и работников съемочной группы? Двух девушек Смолев помнил, блондинка и брюнетка. Он еще обратил внимание, что обе были одинаково одеты, что необычно для молодых девушек на вечеринке: белые сорочки и протертые на коленях джинсовые комбинезоны. Странный выбор одежды для вечера, но, поскольку дресс-код не был заранее заявлен, каждый был волен в выборе одежды. Значит, две молодые девушки и пятеро или шестеро молодых людей. Так пятеро или шестеро? Алекс закрыл глаза и напряг зрительную память, вспоминая, как именно труппа расположилась вокруг художника. Шестеро. Да, точно. Шестеро. А должно быть? Всего девять человек заехало в три номера, четвертый, пятый и шестой. Значит, молодых людей должно быть семеро, а не шестеро. Где седьмой и кто он?
Алекс вздохнул и одним глотком выпил остаток сока. Солнечный диск уже показался над горизонтом, выстелив слепящую глаза дорожку солнечных бликов на абсолютно спокойной морской глади. Пора собираться, Антонидис ждет его к восьми часам в участке. Хотя, бедолага, вернее всего, всю ночь не спал, примчался в участок ни свет ни заря и мается там сейчас в одиночестве. Хорошо, еще десять минут - сверился с часами Алекс. И начну собираться. Я уже почти заканчиваю.
Итак, труппа актеров театра и работники съемочной группы. Их список и анкеты лежат у него на столе. Они тоже выходили и возвращались на террасу. Причем несколько раз, это он помнит прекрасно. Выходили курить все, кроме пары человек. Выходили по очереди.
Странно, что не ходил сам художник, ведь у него в руке - Алекс вспомнил это отчетливо - была дорогая трубка. Он курит или носит ее по привычке? Пантелис Зографос ни разу не покинул террасу за весь вечер. По-крайней мере, Алекс помнит, что яркое пятно его шейного платка все время маячило в левом углу террасы.
С гостями более или менее понятно. Лили и Джеймс Бэрроу - не в счет, семья археологов давно стала для Алекса родными людьми. За них он тоже мог поручиться как за себя. Стефания исключалась. Василий Аркадьевич Крылов? Милейший человек, Историк, старая школа. Питерский интеллигент в третьем поколении. Большую часть вечера был на глазах у Смолева, общаясь с ним лично и с Галиной Александровной, с которой у них нашлось много общих тем. Ушел еще до прихода старшего инспектора, сославшись на усталость первого дня. Кстати, не забыть напомнить Рыжей, чтобы сделали официальный запрос в авиакомпанию по поводу потерянного багажа.
Итак, что мы имеем? Только общее впечатление, вынужден был признать Смолев. используем его за отправную точку. Придется беседовать с каждым, кто был на празднике, от этого никуда не деться. Постараемся сделать это аккуратно, не портя людям впечатление от отпуска.
Кто остается? Персонал виллы и приглашенные музыканты. В персонале виллы Смолев был уверен. Музыканты? На кой черт им тубус старшего инспектора? Нет, здесь что-то не так. Даже если кто-то из них и заглянул в него из любопытства - а старший инспектор говорит, что тубус легко открывался - то вряд ли бы их заинтересовала строительная документация, отчеты об археологических раскопках, чертежи, схемы и рисунки, как вкратце обрисовал пропажу Антонидис. Да еще на английском языке. Музыканты на английском почти не говорят, тем более, не читают специальную документацию.
Тот, кто взял тубус, четко знал, что в нем и зачем ему это нужно. А это значит, что он знал, где именно взял Антонидис эти документы. Не исключено, что за старшим инспектором следили от самого замка Базеос и до виллы "Афродита". Почему не отняли тубус по дороге? Не хотели поднимать шум? Нападение на полицейского при исполнении и грабеж - совсем другая статья, нежели кража. Остров немедленно наводнили бы полицейские с соседних островов, был бы объявлен поиск, введен жесткий досмотр на транспорте. Шумиха, повышенное внимание ко всему происходящему на острове. Кому-то это попросту не нужно. А вот нейтрализовать Антонидиса, то есть, вывести его на какое-то время из игры, - ведь понятно, что его начальство не погладит его по голове за разгильдяйство, могут и от дела отстранить, влепив неполное служебное соответствие, - это кому-то на руку. Так на что же наткнулся, сам того не сознавая, старший инспектор? Похоже, что он что-то обнаружил. Но что? Вот это мы сейчас и выясним. В душ и в полицейский участок!
Алекс встал и прошел в гостиную. Стефания по-прежнему сладко спала, из ее спальни не доносилось ни звука. Круглые часы на стене показывали четверть восьмого. Еще через четверть часа Смолев уже бодро шагал по улочкам старого города, спускаясь вниз, к порту, где на одной из улиц и находился полицейский участок.
Перескакивая через несколько ступеней за раз, и вдыхая утренний воздух полной грудью, Алекс не смог удержаться от довольной улыбки. Положительно, утро на острове он любит больше всего!
КНИГА ВЫШЛА ПОД НАЗВАНИЕМ "ЗАБЫТЫЙ ДЕМОН", доступна на Ridero.ru (включая мобильную версию Ridero.store), ОЗОНе, Литресе и сайтах их официальных партнеров.
ВСЕ КНИГИ АВТОРА
https://www.litres.ru/sergey-izugrafov/
https://ridero.ru/author/izugrafov_sergei_aacu/
https://www.ozon.ru/person/135746925/
С мобильных устройств - Ridero Store
Продолжение http://www.proza.ru/2018/04/05/1300