Повесть о злосчастном пленении и конечном разорении земли Ордусской, что сотворено ныне попущением Божием, руками окаянных варваров, рекомых «фёлкишисты» (запрещены по всей территории Ордуси).
Благослови, отче.
По неизреченной высоте Господней утверждена Цветущая середина – сердцевина земли, а на севере и западе Внешняя Ордусь – богатая и человеколюбивая земля на шесть улусов-государств разделённая. Могу ли сказать о красоте и величии той земли! Тьмучисленны её племена и первое из них, русское, обращается к херувимскому Владыке, глаголя: «Господь наш! Сладчайшей песней звучит имя Твое! Просвящены бысть апостольского учения! Рабами Твоими склоняемся перед Тобой, не милостей алкая Твоих, но в рабском смирении проводя дни свои, ожидаем суда Твоего во всей славе Господней!».
Так говорят они, обетованные Христу от апостола Андрея, что впервые призван на их землю, а вторым явлен бысть святый, равноапостольный князь Владимир, изливший на ту землю свет крещения, яко младенца все языцы в святую купель окунувший. Третий же – святой, благоверный князь Александр, твёрдую ограду для церкви святой учинивший, в братстве державном, со святым Сартаком.
Сильный во Израили! Явил ты столицу преславную, яко новый Македон, твердой пятой наступил на земли полночные, воздвиг чертоги и палаты что вознесены бысть и наполнены всякими сокровищами в граде прегордом, столе царственном, рекомом Бэйцзин, а по нашему – Александрия Невская!
Как же прославить тебя столица Севера! Высоки стропила, что ладили плотники! Но увы мне! Не могу уж хвалить твои парфиры и багряницы, жемчуга и камения, венцы княжеские и бармы и облачения и церкви святые и иконы мироточащие и палаты патриаршие и домы христолюбивых жителей и иных племён, и народов богатство, что в сей богохранимый град притекали! Увы мне! Плач и слёзы стали уделом нашим, ибо сорван покров Богородицы с пределов наших и изнурилась длань Защитницы, и опустились руки Ея, видя воровство и блуд и непочтительность и потрясение основ и лянолюбие несытое и всякое непотребство, что пролили на землю беззаконные люди! О сатанинское семя! Взошло ты горючими цветами, изрыгнуло яд ехидны, возгорелось душегубительным огнём! Не конь в тысячу ли, а Три Всадника скачут по твоей земле, несут и мор и глад и войну и всякое бедствие!
По грехам нашим! Был на Западе, в Русской Земле, Александрийским улусом рекомой, ван Боголеп, настойчиво испрошенный всей землёй. Но не преславно руководил он, а принял бесовский дар от злых советников. Из коих первый звался отцом Иосифом. Привлёк он Боголепа обещанием смешать из репы и клюквы чудесный эликсир, хотя ещё древний Цю Чан-чунь говорил, что никаких волшебных средств не существует, а бессмертия можно достичь только в тонком естестве, очистив сердце и избегнув плотских страстей.
Мудрый чжэнъи! Скорблю, что не приобщился ты святого крещения! Оный же Иосиф отряс влагу несказанного блаженства и склонился к серокипящей ереси. И много иных склонились. И те были с ними, на ком кровь Господа нашего во веки веков! Ибо тем они от честных ютаев отличны, что во вред христианам живут и смущают души и соблазняют малых сих!
Явились, к Иосифу Чубка, да Мавродка, да весь синклит рахдонитский и рекут: «Будем богаче всех!». И послали в Поволжье, в Малую хань, своих приказчиков и побрали там все товары и повезли через реку Нарову в Европию. А там устроили великие торговые лобазы в которых продавали обилие и мануфактуру и скобяные вещи и цзюани на дешёвой бумаге и всё-всё. Западные же варвары покупали, ибо суетной жадностью наказал их Господь. Деньги же, рекомые марки, фунты, франки, песеты и ещё разно, рахдониты на золото обменивали и в Александрию везли, между собой деля. Не ведали они, в гордыне своей, что погибнут за тот металл и сокрушат их члены попущением Господа!
Боголеп, видя то, совещался с Иосифом, говоря: «Хорошо живут! Пусть все так живут и нас любят!». И народу говоря: «Будете кататься как лимбургский сыр в прованском масле!». Велели он ярлыки печатать чтобы всякий мог в торговую фирму вступить. Чиновные ши, ярлыки по обязанности брали, а сяожени, что могли, закладывали и сами за большие деньги покупали, потому как в новостницах только о тех ярлыках и говорили. Новых товаров наделали и даже из Цветущей середины рабочих для того привозили, чтобы они за малое серебро работали. А с ними приехали многие из Лоянского кагала, что синие шапки носят, и стали тоже в Европу возить. Доходы же, по веленью Боголепа, среди всего народа отныне делили. И возрадовались скудоумные, не зная, что накажет их Господь.
Только через малое время увидели в Европе, что от тех товаров тьмучисленных своим рабочим работы нет. Потому как их рабочие за малое серебро работать не любят, и тем паче нет у них монастырских трудников, которые по обету себя рукодельем изнуряют, мзды за то не беря. И потому англяне да галляне, да лузитаны, да белги , да гишпанцы да итальянский дукс, свои границы для злосчастных тех караванов закрыли. И осталась одна Германия, где император один, но князей много и каждый о своём кармане печётся. И что ни князь, что ни бургомистр, или президент, так советником у него ютай - местный, или рахдонит-синешапочник. Мздою немалой соблазнили рахдониты князей германских и свезли туда все свои залежалые товары. И только в их лобазах торговля шла, а германские трудники были без работы, а лавочники без торговли и дети их стенали от голода.
Увидел сие нестроение бес, любящий уловлять в свои сети жестоковыйных, и послал треокаянное чёрное племя, сынов диавола, предтеч антихриста, сомн кромешный, рекомый «фёлькишисты» (запрещены по всей территории Ордуси). Оные же запрещённые фёлькишисты смутили народ германский глаголя: «Юды и Хань – одно суть! Из болот азиатских, червивая раса, пьют немецкую кровь! Князья продались, мы гибнем, и только орднунг спасёт. Установим новый порядок. Германия для германцев! Долой плутократов! Одна страна – один народ и никакого Конфуция!».
С ними же соглашались, а кто не соглашался – тех убивали. В скором времени не стало в Германии разных князей, а только император, но и он ничего не мог, ибо всем управлял главный фёлькишист (запрещены по всей территории Ордуси), фёльксфюрер Штыклер. Все лобазы рахдонитские Штыклер порушил, ютаев и синешапочников кого в работные дома посадил, кого из страны выбил. И не стало торговли. Лихва, которая прежде на ярлыки приходила – кончилась. Не только сяоженям, но и чиновным стало нечем по закладам платить, по которым ярлыки непотребные брали. А рахдониты и ханьские менялы, которые в рост деньги давали, стали их обратно требовать. Хань же вся, что в манфактурах работала, по миру пошла, умножив и блуд и разбои и всякое непотребство. В ту же пору вышел Боголепов княжеский срок и он, в гордыне своей, хотел новый получить. К нему же приходили, глаголя: «Где деньги?! Где масло?! Где сыр?!?!». Не ведали они, что скоро и о сухой корке возмечтают! Боголеп же отвечал «Деньги будут. А вы просите за меня пуще!». И отворил, по совету Иосифа, сокровищницы. И выплачивал дивиденды из казны. Люди же просили, хотя и со смущением. И утвердили в Ханбалыке новый срок, иже цзяйсян тогдашний в дряхлости и простоте средь бумажных работ влачился, говоря: «Пусть берут суверенитета сколько хотят, лишь бы не бунтовали!».
А Боголеп, с Иосифом, да Чубкой, да Мавродкой, видя, что деньги в казне убывают, решили Штыклера извести, думая, что всё по-старому будет. О бездумные! Ведь сказано ещё в 22 второй главе Лунь Юя, что нельзя дважды омочить рукав в одной Янцзы, но легко можно сесть в одно и тоже грязное корыто! Призвали они неких убийственных размыслов: Лейбу, Старика, Чернаву и иных, и отправили с ядом гремучим в град Мюнхен, на ихний пивной фест, где Штыклер и прочие фёлькишисты (запрещены по всей территории Ордуси) всегда перед народом выступали. Когда же вышел Штыклер к народу, обнажила Чернава прельстительно сосцы, поднесла ему пиво и отравленную, тем ядом колбасу, но пиво он, по бесовскому наущению не взял, а колбасу отдал собаке, названной в честь нашей прародительницы, Евой, с коей этот лжеадам, сиречь Штыклер, пребывал в богомерзкой связи. О злое дело! Иже в раю, Враг, обратившись змеем, поднёс прародительнице нашей плод, отравленный недобрым познанием, отчего вкусила первоженщина грех, совратила Адама и были пращуры наши извергнуты из Господнего вертограда. Ныне и мы, извергнуты из прежней жизни тою продолговатою колбасой, суть же посмехом диавовловым, что смеётся над простецами и забывшими о писании!
И видя смерть Лжеевы, возопил Штыклер гласом великим, с яростью. И велел взять Чернаву к пытке. И показала она на Лейбу. А тот показал на Старика. А тот, в молодушии своём, показал на Боголепа с Иосифом, с Чубкой и Мавродкой и всеми кто с ними был. Штыклер же послал им сказать: «За собаку ответите!» и удалился в некий тайный бункер, раздавая повеления войску, что заранее нарядил, оборужил и расставил в злоумышлении своём.
Кисть выпадает из рук моих и слезами разжижена туш моя, взоплачу я над столбцами сими, ибо наступает время печальных глаголов и картин злобесия, коими омрачена ныне жизнь наша! Ибо повержены столпы наши и обращены в прах святыни наши! Сомнища бесов ринулись на нас снаружи и легионы изнутри, ибо нашлись те, кто воскурил дьяволу, отворил врата сатанаилу, крепость свою расточил и поддался врагу, забыв свою бессмертную душу!
Три дня летали германские летучие машины, сея прельстительные письма, содержание коих благородный муж не станет оглашать даже в великой горячности, ибо нечестием они наполнены и ядом и поклёпом и зловредным наущением. И о ютаях там говорилось плохо, а это запрещено по всей территории Ордуси. Засим перешли зложелатели границу в силе тяжкой. И были с ними длинные арматы и танки и мотоциклы и мессеры и шмайсеры и фольмеры и шпандау и много всякого ещё прехитро исполненного оружья для погубления христиан. Из наших же многие, встречая их, рекли: «Начальники делят, а мы причём? Авось помилуют!» Но кто так говорил, был детеск умом, ибо погублены они были без остатка, ни малой милости ни пощажения не найдя. Иные же, подмётные листки подбирая, брали горючую нафту и шли жечь ханьские лобазы. И долговые расписки жгли. Но скоро и они дождались прегорькой кары, ибо сказано в Писании «Сеющий ветер, да пожнёт бурю». Пожали же они бурю огненную! И пали в те дни Ивангородская твердыня и Псковская и Лужский рубеж и иные, ибо сомнение обуяло людей от беса и от силы фёлькишисткой (запрещены по всей территории Ордуси).
Боголеп же лежал пьяный на лавке и едва утёк с Иосифом из Александрии, ибо хотели их погубить. Чубка же с Мавродкой ещё до того утекли в Колу полночную, а оттуда к англянам, увезя с собой несчётные богатства. Но глаголют неции, что не к добру утекли. В Лондоне граде у них богатства побрали, виру наложили «За ограбление ордусского народа» и теперь они по судам мыкаются, без денег. То урок несообразным, что рекут «Заграница нам поможет!». Поможет как волк ягнящейся овце, але ещё как!
В Ханбалыке Сын Неба и цзяйсян совещались с начальниками палат и послали Германии первое решительное предупреждения. Но веления их, издалека идущие, не могли варваров-наступников остановить и дурноумных расточителей града сего вразумить, а потому увещевали они улусных, чтобы направили они, по чингизовому обычаю, пятину войском – порадеть против напасти великой. Пустомыслы же улусные не идяху, глаголя «Турок боимся!». А иные глаголя: «По вине вору и мука!». Не знали, улещённые диаволом, что и сами за то конечные муки примут! Но о том ниже.
Власти столичной не видя, отложились многие уезды от Александрии, сняли с себя крестное целование и совершали великие бесчиния над жившими средь них ханями и юанями и бежавшими из Германии ютаями. Храмы журджей и форджей они порушили и богатства всякие и рухлядь и серебро себе забрали. И всяк рвал друг у друга чужое, не трудом добытое. И удивлялись многие, вопрошая: «В культурной ли мы Ордуси? Почто не пашем вместе духовное поле? Почто не держим под спудом низменное и корыстное?» Им же отвечали: «Культура не просо – в рот не положишь! И: «Кто смел – тот и съел!». И отходили первые в слезах ибо покрылось тьмою солнце разума, а ржа беззакония разъела скрепы ямыней. Варвары же шли тогда медленной стопой, в злоумии своём ожидая, когда впереди всё само развалится. В том им радели лихие помощники, из Мосыке, Тфери и иных городов, которые вэйбинов вешали, а хань, огненной смерти предавали. И поезда валились под откос и самолёты падали с неба, а в иных прилетали фёлькишисты (запрещены на всей территории Ордуси) с помощниками, с воздуха брали города, а гарнизоны приводили к присяге новой, беззаконной власти.
Были также некие воеводители, без войска оставшиеся. Они же, в страхе, не зная, как перед начальством явятся, на противную сторону переходили и устремлялись к убиению подданных, коих до того сторожить и охранять приставлены были. Иные же от того переходили, что в наступниках силу видели большую и главнейшую, чем прежнее начальство. Привыкли они крепкой мышцей повелевать и насмехались над предупреждениями, что с великим постоянством из Ханбалыка шли. Забыли примерзостные, что не в силе Бог, а в правде! Иные же переходили потому, что ханьцев не любили или Боголепа.
Но нашлись и крепкие мужи, сохранившие во тьме кромешной разум благородного мужа. Первый средь них выступил цзяньцзюй Волгин, наречённый при святом крещении «Никанором» - сиречь Победителем. Сей же победительный Никанор пыхал огнём справедливости и устремлялся к бою, повторяя речение Господа Нашего: «Не мир я принёс вам, но меч!» - то же речение сходно было для грозных времён. Когда же пришли к нему в Нижгород, говоря «Сдайся!», он пришедших с крыльца сбил и словно лев рыкающий потёк к майдану, неистово вразумляя бунтующих. И текла кровь державоядцев аки вода.
Узнав про, то явились к нему Боголеп с Иосифом ибо устали они скитаться, пребывая меж Тулой и Тверью. Никанор велел их накормить, облечь в чистые одежды и отослать в Ханбалык на расправу. Сам же выступил против города Мосыкэ, где жители, мелкоуездный свой град, известный только пьянством, блудом и мздоимством, некой отдельной «Республикой Московия» нарекли. Волгин мятежников с града вышиб и гнал их семьдесят семь ли по смоленской дороге и не уйти бы никому, если бы не фёлькишисты (запрещены по всей территории Ордуси) которые на мотоциклетах примчались. Они мятежников в мотоциклетные корзины похватали, а Волгин велел отступить, хороня людей от сброшенных сверху взрывчатых снарядов.
Той порою зашёл в Русскую Землю сарайский ван Тухломыш. Да не на много зашёл, а только до Киева и Харкива, говоря своим: «Чего добру пропадать?». И радовались на сарайшине, крича: «Кыюв – наш!». И скакаху на улицах. Но недолго они так скакаху. Отправили против них фёлькишисты (запрещены по всей территории Ордуси) некого нарочитого генерала Зляйхера. Оный же Зляйхер, Тухломыша расточил, перед собой погнал и под городом Борисфенов Камень в полон забрал. Всё забрал: и уланов и нукеров и даже два бывших у Тухломыша танка. Глаголют, в Баварии он теперь, к работе приставлен – сосули сбивать!
Зляйхер же пошёл дальше и попленил всё землю до Крыма и Кавказа.
В то же время, горькое вельми, узнал турецкий султан, что мы ослабли, собрался ратной силой, взял Армян и Теплис, и стоит там, верша злые дела.
А фёлькишисты (запрещены по всей территории Ордуси) уже сами бесперерывный наступ делали, по всем уездам шли, везде своих бургомистров и наместников сажая. И были они яко могучее, бесокрушительное племя. И устрашались сердца, видя роги на шлемах, налобники, нагрудники и чёрные мундиры, разными сатанинскими значками изукрашенные. И приезжали они на скороворочающихся танках, на мотоциклах трескучих, на грузовиках трёхосных и посекали людей без числа. И всех бойких на ноги посекали и даже хоробрых часто, ибо были наши воеводители несмысленны. Окоп выроют глубокий, сядут там и сидят, пока подвоз не отрежут. Али увидят фёлькишистов (запрещены по всей территории Ордуси) и всей толпой на них валят. Те же кровоалчущие сыроядцы выставляли против них ленточные шмайсеры, рекомые «коса штыклера» (да проклянёт его Господь!) и направляли свою злобу к погублению человеков. И тако сильно даже хоробрых побивали, ибо кто без ума ополчается на супостата, тому Бог не дарует победы.
Лучше же прочих цзянцзюй Волгин ополчался – с умною молитвою в сердце: ко Христу, к пречистой Богородительце, к змееборцу Георгию и другим святителям земли русской и ордусской. Советовался он с боевыми размыслами, крепкий ертаул имел и направлял войска куда надобно. Один воевал, имея только малую помощь из Сибирского улуса. И ту помощь имея, вышел он из зимнего леса, яко Челубей на поле Прохоровском и видели многие как несутся перед ним ангелы Господни и святые Борис и Глеб с мечами и побивают фёлькишистов (запрещены по всей территории Ордуси). А иные, нечистые, как бы без причины упадаху, ибо незримо поражал их Господь! И множество тогда сынов велиара было побито, а иные пленены и возвратился цзянцзюй Волгин в лес без урону.
Хотя решительные предупреждения отправляли германцам по нескольку раз на дню, варвары в дикости своей, их ни в чох не ставили и всякой насмешке придавали. Тогда обдумав всё и в храме предков, подобающие обряды свершив император девиз правления сменил. «Цай Хэ» - Талантливая гармония, на старинное «Хунъу» - Разлив воинственности поменял, коим основатель династии Чжу Юаньчжан своё владычество справедливо обозначил. И хвалили то люди по всей Хуася Ордоусы, зная что ханьцев много, умом они привельми горазды, и помощь от них будет великая.
Малое время спустя стали из Цветущей Середины добровольцы приходить. Синклит императорский, иже в Ханбалыке, велел для них оружие делать. А какое оружие делать не могли, за тем посылали к заморским варварам. И привезли из города Детройта танк «Железный тигр», а из города Уичиты самолёт «Чёрный дракон» и весьма тому радовались. Добавили же к ним свою арбу огненную, рекомую «Цветок неистового огня» и ликовали ещё больше. Не в большом числе дали их Волгину испытать, а остальное сволокли в Сибирский и Тяньшанский улус под крепкой охраной. И какое новое что было – туда же посылали, копили для большого дела. А ханьцы, которые из Поволжья бежали, стали работать в урочные и неурочные часы, зная, что без тех железных колесниц уязвлены они будут от врага до смерти.
Бывшего же вана Боголепа и его злочинного советника Иосифа казнили смертью. Они же взывали к милости, говоря: «Хотели как лучше!». Им же отвечали: «Вы глупее чем великаны Сяоян и свиночеловек Чжу Бацзе! Разрушили царство и как всегда требуете что-то взамен? Получите секиру!». Тако головы им ссекоша и в колодах покладоша по христианском обычаю. И соглашались многие, видя что жадность губит человеков и корысть и верхоглядство и чванство и неразчтение своих сил. Человек же начальствующий не только себя губит, но и вверенных ему от Господа. За что держать ответ должен перед властью земной и небесною.
Тогда же объёзжал Штыклер и иные фёлькишистские бесоначальники, земли, что у нас взяли, и смотрели где ещё что можно забрать. И видели, отринувшие Бога, костяки погубленных ханей и смеялись смехом неистовым и пинали черепа и ломали высохшие чресла, говоря – «Мало»! Прочие же племена Штыклер велел разделить. Тех, у кого волос соловый, нос прямой и складка века не видна, он объявлял «наследующими арийскую кровь». Тех наследующих, кто ради алчбы и мятежа от Бога отстал, посылали в тумен «Сфендислэйв» – иже так у них князь Святослав Игоревич прозывался, яко «норманец» и «европеец». Мол тот Игоревич на козар ходил и побил оных, ныне же «Сфендислэйв» на новых козар пойдёт на хань – чуму узкоглазую. Тех кто рожей поплоше, скулами шире, кыпчак видом – тех в тумен «Керамзит» зачисляли. Их же по стишку глумливому прозвали, мол «бей китайца-рахдонита, морда просит керамзита!». Для грязных дел, туда же метнуть собирались, бо Штыклер не хотел уж одними немцами воевать – не все там у него дома длинным походом были довольны.
«А с прочими что делать?» - спрашивали его приспешники. Штыклер же, ададлюбец окаянный, насмехался, говоря: «Попляшут! За каждую каплю нашей крови выпьем у них целую бочку!».
На месте ямыней велел он строить крепости, а народ велел заново переписать, прикрепить к жительству и оброк на него злодейский наложить. Причём сперва оброк взяли малый, потом средний, а потом превеликий. И дивились неции, узнав про то. Ибо помышляли, скудоумные, что отвратившись от одного начальства, другого не познают. И говорили друг другу: «А за что же мы боролись?!». Чёрные же фёлькишисты (запрещены по всей территории Ордуси) говоривших хватали и вешали по майданам, на позор мимоидущим. И настал страх по западным улусам и молчание и не знали люди, что друг-другу сказать, ибо чувствовали вину свою.
От тех оброков нечего стало везти в города и вздорожало обилие до того, что за мешок сорной пшеницы давали лян серебром. А у кого серебра не было, тот пух и умирал с голоду. А со всей неметчины приехали бойкие и нечестивые люди. Штыклер им большую льготу сделал – марку ихнюю к нашему ляну прировнял. И теперь всякий у кого сто марок было, и кто в неметчине с хлеба на воду перебивался, тот в улусах богачом стал, почестей себе требовал и услужений непомерных. И объявили, что землёй, лесом, домом, или иным, что недвижно, могут владеть только те, у кого «арийская» кровь. А где же с улусах столько крови арийской найти, если все давно друг с другом перемешались?! И настала пагуба народу и скорбно видеть как цзюнь-цзы благородные траву собирают и кормятся подаянием. Прочих же без счёта умирало. И хоронили их в общих скудельницах. А иные неприбранные лежали, на потребу зверям лесным.
Александрии же граде стал наместником предерзкий генерал Хундхель. Яко собака дьавольская вцеплялся он в христиан, вымогая у них богатства. И не токмо картины, статуи и злато, но ложки серебряные забирал и людей хватал и в подвале держал, едва выпуская за выкуп, а многих смерти предал, в Нево-хэ топил. И даже на святого отца, патриарха Нектария, длань свою премерзостную простёр. Оный же Нектарий, после того как нелепый Боголеп из града утёк, с паствой остался, печалуясь за христиан. Видя что люди государства в смятении и погибают, исторг он елей проповеди из уст сердца своего и, утирая слёзы неверия, много предивных дел совершил, спасая от глада, хлада и казней лютых, живых наставляя, а умирающих причащая святых тайн и так предавая Господу. И дивились люди силе данной ему от Бога. И почитали мудрого отценачальника. Хундхель же примерзостный святость его призрел, в патриаршу ризницу с сомном слуг своих злобесных вломился, покровы златотканые, иконы и облачения патриаршие ободрал, а рухольщика, отца Стефания убил смертию. И плакал Нектарий над честным рухольщиком, говоря, что и сам испьёт сию чашу. Тако же и исполнилось!
Той порою прошли фёлькишисты (запрещены по всей территории Ордуси) с перемётчиками своими до Камня и злохищно проливали кровь христиан. Наши же бились с ними крепко, уж не на живот, а насмерть, ибо знали, что ворог сей и бегущих без милости побивает. И встали у города Магнетау, где рудные копи и заводов много. И бились за город. Зима же бысть лютая, и снега потопили землю. И не мочно стало немцам на том хладе безмерном. И малая тишина настала, и была она покуда, привезли с востока много ханьских воинов и танков «Железный тигр», иже и на морозе теперь ходили, и арматы в немалом числе и пули для тюфяков и снаряды взрывчатые. И укрепились наши молитвою и в наступ пошли. И у самого города сибирские тумены шли, а враги божии их издаля побиваху и косой своей рыкающей ссекаху, бо несмыслен был правитель сибирский и обманут лазутчиком фёлькишистским (запрещены по всей территории Ордуси). Волгин же мудро воительствовал, со святым крестом, со хоругвями, со священством и с дьяками и с хорами, славя Христа и Святого Георгия. По заветам Сунь Цзы выступал, где его не ждали, правым флангом вражью силу охватил, в горных теснинах прошёл и чёрные бесовские полки от подвоза отставил. И погибель пришла немцам и поганым их керамзитчикам, и заледеневали они на хладе, без пищи, газолина и патронов. И тако победиша наши и суд праведный над керамзитами свершиша, ибо сказано учителем Куном: «На добро отвечай добром, а на зло – справедливостью!».
Узнав про то, возликовали многие, ибо невмочно уж было под властью варваров жить. И одни тайно друг другу весть о том передавали, а другие оружьем запасались, говоря «Уж приходит время!». Затем стали они на фёлкишистов (запрещены по всей территории Ордуси) нападать, предавая их смерти за чёрные дела. Но увы нам! Не ко времени многие восстали, ибо ещё много оставалось врагов, а наши были далеко.
И раньше других расплескали сосуд гнева своего сарайские уланы, коих со многим множеством других людей согнали копать канал в Крым. Штыклер бесовский, Крым своим «от Германариха» объявил и «ривьеру» некую – суть же приют содомский – хотел там сделать. И ради той ривьеры стали копать водяной канал и тьмы народу туда согнали. Они же в наготе и босоте и алкоте телесной тот канал копали и многие погибали от глада, плохой воды и жестоких надсмотрщиков. И снеслись между собой полонённые уланы и другие люди и назначенный час пошли на надсмотрщиков с кирками и с заступами и с лопатами и с каменьями и с чем у кого было. И голыми руками и зубами рвали кровопийц и захватили оружье и укрепились на горе и не могоша их взять. И стали пускать фёлькишисты (запрещены на всей территории Ордуси) на них сверху взрывчатые снаряды. И убили многих. А иные ночью сквозь заслоны утекли и возмущали Крым и град Каховку. И по сю пору, глаголят, бьются в горах уланы и не сдаются, град же Каховку, треокоянноклятые находники стёрли с лица земли, жителей горячим пулям предав – от старца до сущаго младенца!.
И узнаша про то на Русской земле, хоть и не любили человекобойцы, чтобы улусы между собой сносились, говоря: «Вы же и на слух друг-друга не разумеете». Но разумели люди, что ныне одна рука другой неизменно помогать должна. И куда шуйца, туда и одесную поворотить должны. И слали друг другу вести и тайными рациями перекликались. И вот про Крым узнаша и про Каховку и воспалишася гневом, стали у себя помалу непокорство заводить, оброк для Германии свозимый себе оставлять, машины германские ломать, вэйбинов ихних, рекомых «полицаи» смерти предавать. И шли в леса, хоть под строгим заказом то было, ибо враги наши, кого в лесу поймают, того смерти предают без милости.
И в Александрии граде, где многие по внешности своей, да по неразумию в «Сфендислэйве» служили, тоже вершилось. И печалился патриарх Нектарий о христианах, видя их в таком разделении. И писаша многие горькие письма и с амвона возглашаху: «Покайтися и обретите страх божий в сердце своём!». И ещё: «Чада мои, почто вверяете себя злохищным волкам? Почто отвратили лицо своё от братьев своих? Неужто от того, что они черноголовы, а у вас волос жёлт? Волен в том господь, а мы пред ним персть земная и не можем величаться ничем, а только смиренно предстать на Его суде, где не по волосам нам будет воздано, но по делам нашим, кои Господь взвесит на весах праведности. Покайтесь и очиститесь душой. Подвигом мученическим искупите всеобщие грехи, покажите другим дао небесное, серечь дорогу праведную, во спасение языцей!»
И умилились многие, и возгорелся угль веры в пепле беззакония. В ту пору хотел Хундхель Нектария пресветлого в свои подвалы взять. И послал за ним. Его же казачки и келейники посланных не пропустиша, говоря: «ектенью читает, святой отец». Фёлькишисты (запрещены по всей территории Ордуси) фольмеры свои достали и грозили и стреляли и убиша казачка. И услыхали то, некие из «Сфендислэйва», что были в Лавре на молитве (ибо просвятил их Господь!) и прибежали к палатам и бились крепко и выбиша немцев из Лавры. Святителя же надёжные люди вывели в тайное место. А Хундхель поднял свой гарнизон и послал против «Сфэндислэйва», приказывая оружие сдавать. Они же оружие не сдали и стали в его солдат стрелять. И тако погнали немцев к Нево и иных в реке истопиша, а иные в лодии сели и на острова бежали. И ликовали все. И в умилении лобызали друг-друга. Нектарий вышел к народу и благословлял, говоря: «Ещё не наша победа, готовьтесь люди, крепко стойте за Господа». И обращались люди к нему, спрашивая: «Что нам делать?». Он же говорил: «Уходить из града, ибо предвижу гибель престола сего как некогда Иерусалим ветхий погублен бысть от язычников». Его же спрашивали: «А вы, Отче?». Он же ответствовал: «Буду с людием». И умиляхуся все и проливали слёзы, принимая знамение святое от истинного Патриарха.
Тогда же, велел пресветлый Нектарий амбары в ризнице открыть и неколико риса горожанам отсыпать. Они же немногий скарб соберя, с жёнами и детьми шли в леса, к суомской границе. А те, которые в «Сфендислэйве» раньше служили, покаявшись, и молитвой себя очистив, стали город оборонять. И бишася на островах и на Расставанной улице. И не уступали фёлькишистам (запрещены по всей территории Ордуси). Злые же вороги, послаша на город многое множество летучих машин. И те машины ссыпали на град огнь стрекучий, многожжение искорное, а с ними ядовитые снаряды, от коих человек слепнет, неисцельным струпием покрывается и умирает нужной смертью. Они же и раньше часто такое в лесах рассыпали. И стояла сухмень и занялся город от края до края, и улицы целые горели, яко реки, текущие смолой и серой, и немочно было тушить от яда и жара великого. И видели столп превеликий, огненный, яко до небес восстающий, и под тем столпом, шествующим, камни текли как смола. И рёв стоял и шум и свист, яко из ада. И поднялась буря, какой от Адама не знали и летали люди и домы по воздуху, и метало их в жар. И великое множество тогда народа погибло и на улицах и в подвалах, ибо полон был ещё город народом, а многие не могли идти от голода. И погиб град, красотой своей величавшийся, и мудростью наполненный, и высокий и сильный, и разным узурочьем украшенный и всем что есть в Поднебесной. И погорели церкви святые и храмы и кумирни всех вер, которые пришлым языцам навычны. И не осталось камня на камне! Присветлого же Патриарха успели вынести к заставе, где он скончалсяся от струпия, не переставая восклицать: «Спаси Господь ордусскую землю!». И пошла у него горлом кровь и в немоту претворён он бысть, и только благообразно персты сложив благословлял окружных. И восприял он нектар вечного блаженства. И вознеслась его душа к Господу. И слышно было как
ангелы трубят во славу новомученика.
А мы про то скоро узнаша от неких самовидцев, которые работают с тайными рациями.
И о, горе, увы! Померк александрийский свет, пала башня благочестия, великая подпорка неба! Пожрана она всеядным огнём. Горе! Осиротели мы без заступника, стоим наги на ветру секущем и диавол уловляет нас в сети лжи и прильщения!
Тако остался Александрийский улус без столицы. Рекут, фёлькишисты (запрещены по всей территории Ордуси), хотят её в богоотступную Московку перевести. Нелепица то, бо из всех городов народ теперь бежит в пустыню от язвы телесной и струпия, который на них неотступно Штыклер насылает. И стоят уж многие грады пусты и пожраны от молоньи и поля вокруг лесом зарастают, ибо уж некому вздымать оскудевшие пажити. Расточился от злобесномудрых народ и только остатние взывают к Господу, предавая себя во всю волю Его и моля смягчить наказание. Ибо кто не ужаснётся, прознав о такой скорби и печали, принятой за колбасу?! Кто бедами нашими не наставится, скорбя не о лянах нечестных, а токмо о церквях святых, что порушены, о детях и жёнах в могиле огненной погребённых, о Столпе благочестия, что в Александрии погублен бысть?! Како не восплакать нам видя сие валаалово всесожжение, коему душепогубители подвергли ордусскую землю?! Повержены языцы яко лист опалый и испита горькая чаша праведного гнева, коим испытует нас Господь! Христе, Боже! Да не отринишь ты нас на веки! Низвергнутые в бездну да откликнутся, взывая к Тебе, восстанут яко Лазарь из смрадной пещеры, узрят солнце прощения, ибо карая многих, не до конца Он негодует, но утешает явившихся к престолу Его за смирение и братолюбивые дела.
Писано в обители Бан Тоголо неким смиренномудрым иноком с запада, в год чёрно-коричневого клюющегося петуха.
Ваньсуй Ордоусы!