Моей бабушке Кулаковой Марии Никифоровне посвящается.
- Маруся! Маруся! – голос мамы звучал издалека и казался тихим-тихим. Маруся стояла на лужайке и внимательно рассматривала красивый белый цветок с желтой серединкой. По цветку ползала полосатая жужжалка. Даже Маруся так никогда не пачкалась, хотя ей и попадало постоянно от мамы за то, что она грязнуля. Жужжалка измазала себе все лапы, крылышки и животик.
- Ну, что же ты такая неряха, - повторила Маруся мамины слова и протянула руку, чтобы помочь жужжалке отряхнуть лапки.
Наклонив голову и закусив язык от старательности, Маруся взяла жужжалку одной рукой. Другой она хотела стряхнуть желтую пыль и помочь незнакомке.
- А-а-а! – противная жужжалка полетела в траву. Маруся замахала рукой. Так же больно ей было, когда она один раз помогала маме (правда, мама этого не видела) открывать заслонку в печи. Рука в тот раз тоже очень сильно болела. Маруся знала, что помочь в этом случае может только мама. Не тратя времени на слезы и крик, Маруся со всех ног побежала по дорожке.
- Маруся, негодница! Вот я тебе задам! – мамин голос приближался. А вот и она сама. Стоит посреди огорода, подперев спину левой рукой, а правой отирая пот со лба. Маруся с разбегу уткнулась в мамину юбку и заговорила, глотая звуки и частично слова:
- Цвето… Я хотела … Желтень… Жужжала… Руку… Вот… - только теперь из глаз Маруси потекли крупные слезы. Она протянула маме руку, которой схватила жужжалку. Теперь ей по-настоящему стало страшно – рука опухла и стала красной. Мама внимательно посмотрела на результат катастрофы и повела Марусю в дом.
- Такая ты у меня большая девочка, тебе уже три года, а пчелу не узнала. Ну, ничего, ничего. Сейчас мы жало вытащим. Начнет заживать, - голос мамы звучал ласково, убаюкивал. И почти не больно было, когда мама иголочкой подцепила жало и аккуратно вытащила его из кожи на пальчике.
Маруся прижалась головой к маминой груди и продолжала тихонько всхлипывать, чтобы мама ее еще погладила, и это ощущение покоя и уюта продлилось подольше.
- Ма! – дверь с размаху распахнулась, и в комнату влетел Миша – один из Марусиных братьев. Маруся и мама вздрогнули.
- Ах ты, оглашенный! Что ж ты так кричишь! Выпугал! Что там у тебя еще стряслось? – мама ссадила Марусю с коленей, одернула на ней платьице, легонько подтолкнула, - пойди Наташу покачай, Маруся.
- Там Мишура опять подрался с Петькой Харитоновым! А они меня хотели поймать и избить. А дрался ведь не я! А Мишка! А они кричат – нам без разницы, какой из братьев Алифановых нашего Петьку побил. Все равно вы оба Мишки! А Мишура убежал! А меня…- Марусин брат быстро говорил, пытаясь объяснить маме всю сложность ситуации, в которую он попал. Маруся слушать не стала. Эта путаница с именами братьев стала привычной. У Маруси было два брата: старшему дали при крещении имя Михаил. А потом отец поссорился со священником. Когда родился у папы с мамой второй сын, для него нашлось в святцах только имя Миша. «Хорошо, что я – девочка, - думала Маруся, - а то быть бы и мне Мишей. Вот радости – за двух братьев тумаки получать!»
Маруся подошла к люльке. Сестричка Наташа беспокойно заворочалась. «Вот оглашенный, - подумала Маруся мамиными словами, - разбудил своим криком Наташу.»
- А-а! А-а! А-а! – Маруся легонько покачала люльку, напевая, как мама. Маруся вообще хотела быть во всем такой же, как мама. Красивой, спокойной, умеющей все сделать быстро, веселой, доброй. Таких, как ее мама, больше нет. Даже тетка Муня – папина сестра, не такая. Хотя и любит она Марусю. Но мама – лучше.
Наташа еще покряхтела и заснула, раскрыв маленькие губки и смешно ими перебирая. Маруся любила смотреть, как Наташа спит. Такая маленькая, а проснется и начнет улыбаться. Скорей бы уже она вырастала, тогда с ней можно было бы играть.
Про противную пчелу Маруся уже забыла. День пошел своим чередом. Ей казалось, что все так и будет постоянно – спокойная надежная мама, веселый работящий отец, старшие братья, младшая сестренка, добрая бабушка, строгая тетка Муня со своим мужем и капризной дочкой Валей… Все они были ее семьей. Каждого Маруся по-своему любила. А они любили Марусю.
Шел 1921 год. Марусе было три года. И что ее ждет впереди, она, конечно же, не знала.