18+
Глава 6. Направо пойдешь – коня потеряешь…
(Из народной пословицы)
Саша отвернулся от бассейна и странного мужичка с его нелепыми вопросами и пошел, не думая, куда и зачем.
Он не заметил, как оказался на площади трех вокзалов.
Подошел к какой-то из касс и спросил билет на Север.
– А точнее? – женщина вынырнула из окошечка откуда-то снизу и пыталась рассмотреть его, но скоро ей это надоело.
– Так куда – на Север? В Петрозаводск, что ли?
– Да, – сказал он. – Мне на ближайший.
– Так бы и говорили сразу. А то – на Север!
И пока она так незло ворчала, она успела оформить ему билет, не спрашивая, какой нужен.
Он поблагодарил и услышал, как она крикнула вслед:
– Вы поторопитесь! Через полчаса отправление. Посадка уже.
И только сев на полку в заполненном уже купе, он облегченно вздохнул. Решение было принято.
Он достал из внутреннего кармана тетрадку, с которой никогда не расставался, и сразу погрузился в расчеты, от которых оторвали его какие-то глупости на столько времени.
Проверяли билеты, приносили белье и горячий чай, но ничто ему не мешало, он давно привык работать в любой обстановке.
Кто-то проходил, заходил в купе и выходил снова, люди готовились к ночлегу, но никто ему не мешал, никто не отрывал от дела, и, добравшись до одной из точек в расчетах, которая показывала, что он не ошибается, почувствовал, как теплое умиротворение заливает душу. И внутренне улыбнулся.
После чая все улеглись по местам, и он сразу заснул, словно провалился в пуховую детскую колыбель, когда человек, засыпая, ничего не знает о предстоящем, и в знании этом не нуждается.
Проснулся он посреди ночи, внезапно, как от толчка.
Поезд стоял.
Он посмотрел в неожиданно чистое окно и в первый, а может быть и в последний раз своей жизни увидел звездное небо так, как его рисовали на своих картах древние эллины.
Зрелище завораживало.
Золотыми тончайшими нитями, россыпью невидимых обычно мельчайших звезд, мелких, как звездная пыль, или золотой эвенкийский жемчуг, которым вышивают залетные на Индо-Европейский континент узкоглазые мастерицы свои одежды из оленьих и собачьих шкур, разрисован был небосвод всеми персонажами древнегреческих мифов. Ни одна была не опущена.
Ни одну легенду не стерло, не забыло небо.
– Так Вы в Петрозаводск? – спросил Сашу сосед с койки напротив.
– В общем-то…
– Физик?
– Угадали..
– Не трудно угадать. У Вас на лбу это написано.
Саша усмехнулся: печать физтехов.
– Вот тут Вы ошиблись, – сказал он. – Я еще не защитил диплома.
– А когда защита? Меня интересует, сколько курсов Вам удалось...
– А… – сказал Саша.
– Вы такое небо где-нибудь в Северном полушарии видели? – спросил сосед.
Саша промолчал.
– То-то! – продолжал незнакомец. – Такие это широты. И точка уникальная. И нам нужны физики. А диплом не сбежит.
Пока сбежал, кажется, я, подумал Саша и откинулся на спину.
Странным и ненужным казался ему этот ночной разговор с незнакомым попутчиком в остановившемся где-то в пустом поле под Петрозаводском поезде, неподалеку от городка, где он и бывал-то всего однажды. Там был один из факультетов их разраставшегося Института, и друг пригласил его на свадьбу.
"Когда, кстати, это было?" – подумал он.
И, по совершенно необъяснимой логике, мелькнуло, ворвалось в мозг: "А я, ведь, и не знаю, сколько Ляле лет…".
Подумал внезапно и неожиданно.
"Наверное, я намного старше ее. Насколько? Быть может, поэтому она смотрела на меня как на инопланетное существо. Зеленая гусеница в зеленой траве, сразу и не поймешь! – вот, чем был я для неё! Явление не ее галактики… "
И тут же ворвалось в мозг видение горячей, не скрывающей желания Норы. Этой не надо было говорить: согни колени.
Она все знала и без него, все умела, и не скрывала ни от кого своей простоты в отношении к сексу:
– Это не я. Это тело хочет. А его надо ублажать. Оно дается нам только один раз в жизни и прожить ее надо так, чтобы…
Как же так случилось, подумал он, что это я ничего не понял? Не она. Я.
И сжало, обожгло отчаяние от острого понимания, что ничего уже не изменишь, ничего не вернешь, ничего не исправишь…
Ему тогда удалось вырваться из Москвы всего-то на пару дней. И сестра с подружками предложила устроить вечеринку в честь удачной предзащиты и внезапного отпуска.
– И Лялю пригласи. Ты, ведь, без нее ни шага, – с легкой издевкой в голосе говорила Валентина. – Тем более, что у Сиротенко на пару недель пустая квартира, а ключики вот, они! Я там цветочницей подрабатываю!
И Валентина прокрутила наброшенное на палец колечко с какими-то ключами перед ним, а он даже обрадовался:
– Чудесная идея. Ляля познакомится со всеми вами сразу, ей не будет здесь одиноко!
И кольнул жалом быстрый мелькнувший по его лицу взгляд сестры, но он отмахнулся от дурного предчувствия.
– Так я к ней, надо, чтобы она выкроила назавтра вечерок!
– На сегодня! – поправила Валентина. Завтра, ведь, ты улетаешь!
– Ах да, я совсем забыл о Москве, – сказал он, глупо, счастливо улыбаясь.
***
– Так давайте-ка Вы к нам! У нас такое затевается! Не пожалеете. И физики нужны нам, как воздух! – внезапно произнес сосед с койки напротив, о котором Саша уже забыл.
– Куда это – "к нам"? – холодно спросил он.
– А в Плесецк. Слышали про такой?
Вот, оно что, подумал Саша. Вот, оно что… Новый космодром.
– Спокойной ночи! – сказал сосед. – Утро вечера мудренее. Подумайте, Саша.
– Так Вы знаете меня?
– Конечно. Я был на Вашей предзащите. Виртуозная, кстати, вещь. Я получил… э-э… как это сейчас говорят? Эстетическое наслаждение. Спокойной ночи.
Господи, ведь, это – фраза из письма Ляли! Она писала о том, что познакомилась с любопытным художником, скульптором, и он уговорил ее сходить вместе в картинную галерею – там готовилась его персональная выставка…
Конечно же, думал Саша, я понимал, что письма просматриваются. Но чтобы так тщательно…
– Спокойной ночи, – произнес он вслух. – Так я должен бы знать Вашу фамилию.
– Все бы должны. Да не всем дано.
И сосед издал нечто, похожее не то на сухой кашель, не то на смешок и отвернулся к стене.
"Ну, конечно, – подумал Саша. – Такие предложения случайными не бывают. Но не мог же он предвидеть, что я вот так… неприлично… просто сбегу!"
А впрочем, что мы знаем о тех, кто предопределяет наши шаги? Маленькие серые ушастые мыши-вязальщицы со спиралью ДНК на спицах загадочного вязания, скользящего по серому фартуку сапожника в бесконечность.
"Я глупее, чем думал. Я намного глупее…"
"Не понял, почему она была так доверчива, не понял, почему ее так удивляли глаголы мужского рода, не понял, почему, пока все, разгоряченные вином и ужином, спорами о новых книгах и фильмах гудели на кухне, зацеловав, увел ее в полутемную комнату, быстро разделся, а она присела рядом и, разглядывая его, спросила вдруг:
– А почему у тебя такая странная грудь?
– То есть? – засмеялся он.
– Почти женская. Округлая… Я думала, что тут… – И она чуть коснулась пальцем его груди, провела по ней. – Я думала, что у мужчин эти мышцы должны быть плоские и твердые, как квадратики, как плитки…
И, совершенно теряя голову от этого прикосновения, он обхватил ее, перевернул, как перышко, говоря, что плитки – это у атлетов, и он займется атлетикой обязательно, и в тот же момент произнес это ей прямо в ухо:
– Согни колени!
А через секунду услышал страшный, звенящий болью долгий крик и почувствовал, как ее зубы вонзились в его рот.
Он сразу отрезвел. Понялся.
– Прости!
– Что случилось? – невинно спросила Валентина, когда они на секунду заглянули, чтобы забрать ее маленькую сумочку, висевшую на спинке стула на ремешке, как не бретельке.
В кухне синим туманом стоял дым от сигарет, гремели споры, играла какая-то музыка – никто ничего не заметил и, уходя, он бросил взгляд на нетронутый бокал Ляли.
Ах да, она же говорила, что никогда в жизни не пробовала никаких вин, гимнасткам это запрещено…
Только тогда он не придал этому никакого значения.
"Я глупее, чем думал. Боже, я намного глупее…", – снова подумал он и отвернулся от глядевших в окно героев античных мифов, напоминавших, что всему своё время.
Да. Солнце заходит и восходит, луна светит и исчезает на три дня... И пока не пройдёт 10 лунных месяцев, не родится нормальный ребенок. А родится слабый, ему помогают. Но все равно и для него зайдет солнце, а для кого-то снова взойдет… И нет нового, чего бы не было уже в веках, бывших до нас. Так сказал мудрый Экклезиаст.
И только мама, его мама, все поняла.
Она знала то, чего не знал, не видел он: Ляля не умела лгать. Ни словами, ни лицом.
Рыжая белка на вечнозеленом кедре, впервые увидевшая на снегу неведомого зверя – охотника. Вот, кем она была. А он и не понял…
Иркутск – Санкт-Петербург 2018
(Пр. следует)
Санкт-Петербург