Назад, Глава 11. Захват: http://www.proza.ru/2018/03/30/1265
...Одновременно в трёхногой железной печурке, стоявшей немного поодаль, зажёгся
огонь и кто-то под столом начал осторожно играть на флейте.
– Они стесняются, – объяснила Туу-тикки. – Поэтому и играют под столом.
– А почему они не показываются? – спросил Муми-тролль.
– Они так застенчивы, что стали невидимками, – ответила Туу-тикки.
Туве Янссон, Волшебная зима
Клааш Тыркс-Пыркс шёл себе однажды своей прекрасной дорогой на Плато ежей, где счастливо жил всей своей большой семьёй, шёл и никого не трогал, как вдруг... Впрочем, нет. Зайдём лучше с другой стороны. То есть вернёмся назад.
Итак, Бэмс Шваркенбаум сидел в засаде. Рядом с ним, по правую и по левую руку сидели его сыновья. Левый фланг закрывал Хвостенмах, на правом, самом дальнем от поля действий, была Тэрпа. За спиною их был пустой воздух ущелья, который, впрочем, им уже удавалось преодолеть. А перед глазами, с другой стороны отверзающегося каменного зева, словно едва заметные сумеречные тени, тихо занимали позиции четверо Барбосиан: Брюхенворч, Горленлай, Рыкенглас и Когтенрой. Их появление ничего не меняло в рельефе и прочей внешности места – так незаметны они были. Где-то по бокам укрывались и остальные Барбосианы.
Лапендрыги между тем ещё шли – всё-таки беседа с Дантройями отняла некоторое время. Да и появиться у них, изобразившись ниоткуда или свалившись на голову, тоже было нельзя, как нельзя было и слишком открывать своего движения – оттого и сам вход на дантройскую территорию был сопряжён с определёнными трудностями. Нужна была дипломатия. Такой уж они народ, эти Дантройи – независимый, но очень полезный. А может, и даже именно поэтому... кто знает?
И вот, Лапендрыги шли, протекая меж камнями и травинками так, что песок почти не шуршал и метёлки трав едва шевелились – словно просто ветерок случайный подул. И тут случился один казус, приведший к на первый взгляд неожиданным и неприятным, но, как выяснилось, полезным последствиям.
А дело было в том, что дорогу перешла гусеница. И бедная жалостливая Скакония, едва не наступившая на неё, точнее, наступившая, но всё-таки не раздавившая, поскольку вовремя себя отдёрнула, айкнула от неожиданности.
– Эй, – грозно прошептала начальственным дуновением ветра Бегония, – тише! Ты не Скакония, а Клаксония какая-то...
– Угу. И Плаксония тоже, – поддакнула вторая во власти, Прыгония, будто несколько дождинок упало.
– Гм-гм, – подал командный голос и Вудзаух, словно просто сухая ветка скрипнула.
И беседа тотчас окончилась. Но Нямням всё равно услышал. И, уже начав отверзать свою страшную в обычности пасть, стал её вновь затворять. И Шваркенбаумы с Барбосианами бросились, пытаясь успеть войти, проникнуть внутрь него... И всё-таки не успели. Точнее, Хвостенмах, увидев, что большинство из них не успевают, скомандовал отбой: и так-то их мероприятие было не то что отважным, а просто таки отчаянным, а уж попадать туда вдвоём-втроём было вообще... Но Бэмс Шваркенбаум всё равно бежал. Он даже успел схватиться за край затворяющихся камней, но задержать их движение было не в его силах. И ему защемило лапы, так что еле вытащить удалось.
– Э-эх... – горестно сказал Бэмс, прижимая их груди, но из-за иной боли, той, что в груди и бывает.
Камни и почва вздрогнули ещё раз и замерли, и явно было из их движения, что затворились они теперь надолго. Бэмс сел на землю и заплакал. Тэрпа подошла к нему и стала было перевязывать лапы (конечно же, она захватила аптечку), но он только отмахнулся: как, мол, я ходить-то и всё делать буду? И она села рядом с ним, тихая и печальная, не смея его упрекнуть (всему ведь своё время). Тут и пришли Лапендрыги. И взгляд Хвостенмаха в их строну был столь красноречив, что объяснений они не потребовали. И только посмотрели на Скаконию, которая, стоя позади всех, беззвучно точила слёзы:
– Это была гусеница Парусника... совсем ещё юная... А он такой красивый...
– Ладно, – сказал Хвостенмах задумчиво. – Спускаемся.
И пошёл к короткой тропе, сводящей на дно ущелья, той самой, которой ещё недавно поднимались сюда Шваркенбаумы. И стало ясно, что ближайшая надежда у них теперь одна: что скажут Дантройи.
Когда они отдыхали на одном из уступов, Хвостенмах сказал Шваркенбауму:
– Видишь, какая вещь, оказывается... Попасть туда нельзя никак иначе, как... умереть.
– Да, – погружённый в своим мысли, кивнул Бэмс и вдруг быстро взглянул на Барбосиана: – А как же... ты... был там – и...
Он не договорил, а Хвостенмах не ответил, и они сидели на краю уступа и смотрели вниз, где плавно колебались в ущельных потоках ветра ветви деревьев. И только когда они уже поднялись, чтоб идти дальше, Барбосиан тихо сказал:
– Вот потому я и один...
Шваркенбаум кивнул, – все знали, хотя никогда не обсуждали, что в этом Нямняме погибла его драгоценная Гавкусия, радость и веселие их селения, как ни старался он её спасти... Вопрос был не в этом. А в том он был, как же удалось ему выйти. Но Хвостенмах молчал и молчал. Они спускались в ущелье.
Теперь они уже не спешили, спускались медленно, внимательно, верно. Скакония всё время пыталась идти последней, наверное, чтобы никому не попадаться на глаза, но три её меньших сестры, Летония, Несония и Метония всё время каким-то образом оказывались позади неё. То у какого-то кустика замешкаются, пристально рассматривая его цветы или листья. То лапу о камень рассадят, впрочем, совсем несильно, так что общей остановки не требуется, а им троим нужно чуть-чуть помедлить. То ещё что-нибудь придумают. Так что уже Скакония не выдержала и улыбнулась их невинным уловкам:
– Да ладно, чего вы... не буду я никуда деваться. Я с вами иду, не бойтесь.
А те, само собой, сразу стали смотреть в разные стороны, тихонько насвистывая задумчивые мелодии, разговаривая с разными перелётными бабочками, подвозя до ближайшей кочки муравьёв, и всяким другим образом демонстрируя полнейшую невинность и неосведомлённость. И это, как оказалось, было не без пользы. Потому что Метония заметила щель. Трещину в земле. Из которой исходил свет. Слабый, какой-то голубоватый... а то вдруг зеленоватый... а потом отчего-то – лиловой...
– Скакония, смотри, что это? – спросила она (ведь нужно же было, чтобы открытие объявила Скакония).
Но та поняла уловку:
– Давай, сама скажи. Скажи-скажи, это важно.
– Папа, – сказала тогда Метония, – посмотри, что мы нашли.
– Ну что там ещё? – строго спросил Вудзаух, поднимая голову от тропы и вытирая пот со лба (из старших он был ближе всех).
– Тут трещина в скале... насквозь, – вякнула Метония и посмотрела на Скаконию, ища поддержки.
– Да, папа, – подтвердила та. – Правда, что-то интересное.
– Как то есть насквозь? – озадаченно пробормотал Вудзаух и полез к ним.
– Эй, в чём дело? – крикнул им снизу Хвостенмах. – Все целы?
– Да, всё в порядке, – отозвался Вудзаух и помахал ему лапой.
Тот кивнул и продолжил движение. А Вудзаух уже рассматривал трещину и зыбкий её свет.
– Хм, – пробормотал он, потирая подбородок. – А вы молодцы, девчатки... Это туда. Только как нам это использовать?
– Я знаю, – сказала Летония. – Нужно написать на крыльях бабочки послание и пустить её туда.
– Ха! – насмешливо покачал головой Вудзаух, но тут же улыбка ушла с его лица: – А вообще-то... Слушайте, да вы просто... Хорошо, кто может отправить туда бабочку?
– Скакония, – хором ответили три младших её сестры. – Это её область.
– Можешь? – спросил её отец.
– Я... я попробую, – ответила та (конечно, после недавнего фиаско трудно было решиться) и издала странный и смешной какой-то свист, прерывистый и шелестящий, будто лепестки цветов на ветру лепечут.
Но ничего не произошло.
– Нда, – вздохнул Вудзаух и хотел идти дальше.
– Постойте... – улыбнувшись, сказала Скакония; она уже видела приближающуюся капустницу. – Готово! – и, подняв кверху ладонь, приняла её и показала отцу.
– О! – удивился тот. – Надо же... Хорошо. Есть чем писать?
– О, это уже к Летонии, – улыбнулась Скакония, – она у нас художник по воздуху.
– Да ладно... – буркнула та, краснея.
Впрочем, тут же взяла какой-то цветок, собрала его пыльцу, смешала с его же соком на листе подорожника и пояснила:
– Пишет лиловым.
Потом размахрила травяной стебелёк и спросила:
– Чего писать-то?
– «Мы идём», – продиктовал Вудзаух. – Ага. И с другой стороны – «путь в реке внизу»... Поместилось?
– Нет, – вздохнула Летония. – Только «путь в реке».
– Ну ничего, – сказал Вудзаух. – Она разберётся. Теперь пускай её... Нет, стой. Ты можешь ей объяснить, кого искать? – это уже Скаконии, на ладони которой покорно продолжала сидеть бабочка.
– Да, – кивнула та и, приблизив губы к капустнице, что-то смешно ей прозудела.
Сёстры засмеялись, но та даже ухом не повела. А повела рукой. И, нагнувшись, вложила её с бабочкой на ладони в светящуюся трещину, насколько могла, глубоко. С минуту она оставалась в таком положении, к чему-то прислушиваясь. Потом выпрямилась. Её ладонь была пуста.
– Идём, – просто сказала она и стала спускаться дальше.
И её отец и сёстры, обменявшись улыбками, последовали за ней.
– Где это вы застряли? – спросил их Хвостенмах, когда они нагнали всех остальных; дно ущелья было уже близко.
– Да так... – пожал плечами Вудзаух. – Письмо Бобриэли отправили...
Барбосиан вытаращил глаза:
– Чего? Это каким же образом?
– Да там... – как-то лениво махнул лапой Вудзаух, – трещина, понимаешь... светится разноцветным... Ну вот... мы и решили... на бабочке написать... Скакония говорит, что она долетит... – Вудзаух объяснял, продолжая спускаться, а Хвостенмах всё стоял и стоял. – Ты чего остановился-то? Идём что ли...
– Ты хоть понимаешь, что сейчас сказал? – сияя глазами, спросил Барбосиан.
– Да вроде... контролирую себя... пока что... А что? – Вудзаух всё спускался и спускался, не гладя на Хвостенмаха, и тут наконец поднял на него глаза: – Да знаю я, знаю. Это свет реки Дальнего зала, – и продолжил движение.
И Барбосиан опять вытаращил глаза.
Когда обо всём рассказали Шваркенбауму, он только и сказал:
– Да поможет ей Свет Вечный, – и даже не улыбнулся.
И было непонятно, кому именно «ей» – бабочке или Бобриэли. И это было правильно. Ведь ещё неизвестно...
– Ладно, Бэмс, – сказал тогда ему Вудзаух. – Ободрись. Судя по признакам, кого-то там схватили, это да. Но жерло-то теперь захлопнуто и, скорее всего, сколько-нибудь немало в таком положении простоит. А это значит, что пока с ней ничего бесповоротного не случится. Так ведь, Хвостенмах?
– Так-то так... – озадаченно произнёс Барбосиан. – Но ты-то откуда всё это знаешь?
– Я ведь живу-то помнишь где? – вопросом на вопрос ответил Вудзаух. – Ага. Так вот, оттуда, оказывается, многое видно... Сам не знал, пока не пожил. Так что, как говорится, «мелкоскопа мы не имеем, а у нас так глаз пристрелявши».
Бэмс посмотрел на Хвостенмаха:
– Так что? Правда это?
– Да, – подтвердил тот, – всё верно он говорит. По крайней мере, до сих пор в той дыре так было. А там... кто знает...
– Понятно, – кивнул головой Бэмс и поднялся: – Ну что, отдохнули уже вроде... Идём к Дантройям?
И они пошли к Дантройской запруде.
Хвостенмах шёл впереди, Бэмс рядом с ним. Всё дорогу они молчали.
Ну, найти запруду оказалось не очень трудно, даже Шваркенбаумы, бывшие там всего один раз, да и то, можно сказать, не осознавая, где тогда находились, – и те вспомнили место. Только вот Дантройев там не было. Они обошли всё вокруг, и не один раз, а Лепто даже сплавал к каждой из хаток и заглянул внутрь. Всё было пусто.
– Странно... – задумчиво протянул Вудзаух, ещё раз оглядывая местность.
Но ниоткуда не показалось ни смеющейся детской рожицы, после чего из-за какой-нибудь укромной скалы вываливалась бы вся остальная толпа, ни перелётная случайная птица не сообщила ничего полезного об их местопребывании, ни особый зашифрованный знак, оставленный на самом невидном месте, не сказал ничего о них... Ничего.
– И что будем делать? – спросил Бэмс Хвостенмаха.
– Ничего, – хмуро ответил тот. – Ждать.
Но ждать можно по-разному. Они так и ждали. Вудзаух нашёл у Дантройев трут и кресало и развёл огонь. Юные про-кловеранцы наловили рыбы, а Бэмс и Хвостенмах стали запекать её на ивовых ветках. Остальные Барбосианы насобирали грибов, а Носеннюх даже отыскал деревце алычи и принёс полную охапку янтарных плодов, которые оказались вполне съедобны. Лапендрыги насобирали ягод, какие смогли найти, так что получилось интересное ассорти. Только нужно было соблюдать осторожность, поскольку среди этого смешения ягод попадались те, что с косточками. В результате сложилась прекрасная трапеза. Бэмс даже улыбнулся. Самую малость.
И тут появились Дантройи. Оказывается, они приняли их за стражников и всем семейством в полном составе передислоцировались на некую «секретную базу» (никто из невольных гостей запруды не стал уточнять, какую именно), а заметив, что пришедшие стали готовить обед, полный состав семейства обнаружил в посетителях мирных жителей и тут же решил вернуться. Тем более, что уже есть очень стало хотеться. Что ж, и прекрасно. И они стали обедать. Или ужинать, – неважно. Важно было то, что Чемь и его спутники до сих пор не вернулись. И поскольку Чемь никогда не делился подробно своими планами, было неясно, что это может означать. Оставалось, как было выше сказано, ждать.
Их не было весь день. Хозяева и гости запруды успели обсудить все возможные темы, всё животрепещущее и вялотрепещущее, успели опять проголодаться, ещё раз закусить, отдохнуть, напиться чаю и опять проголодаться, решить, что есть больше не надо, потому что близилась ночь, а Чемя с его спутниками всё не было, как не было и вестей от Жыстря и других птиц, отправленных на разведку.
А случилось так потому, что Чемь и его спутники были в это время в пещере, откуда вытекал один из многочисленных источников их ущелья. А именно тот, что проходил в непосредственной близости от гигантского каменного мешка, поглотившего Бобриэль и, как они догадывались, ещё и иных многих... Это было здесь. Оттого и осталась Чемева экспедиция не замеченной ниоткуда, и даже сверху.
К этому источнику приступили они в самую последнюю очередь. Да, сразу было ясно, что он – главный кандидат на то, чтобы привести их к Нямняму, но, может быть, именно потому они откладывали его и откладывали на потом. И вот, когда уже всё было пройдено и, хочешь не хочешь, а надо было приступить к нему, они вошли в эту пещеру. Она была небольшой, собственно, просто чуть более расширенное непрестанным биением воды устье ручья.
Чемь вошёл первым и огляделся.
– Так, – деловито сказал он, пока другие входили вслед за ним, – подождите пока. Нужно понять, что там за си...
– Пап, – перебил его Ланжик, – ведь времени-то у нас вроде нет...
– Да, конечно, – привычно отклоняя возражения начал объяснять Чемь, продолжая глядеть по сторонам.
Но Ланжик, махнув лапой, бросился в поток, навстречу течению, бившему ему в лицо, в глаза, в ноздри и, цепляясь за воду, за воздух, за скользкий камень, он смог-таки проникнуть внутрь!
Раздался странный звук, как если бы кто большой и великанский сделал слишком громкий глоток. Чемь быстро оглянулся. Вода продолжала течь из не очень широкого отверстия в каменной стене пещеры.
– Ланжик? – позвал он; голос его дрогнул. – Нужно же было сначала... эх, молодёжь! – и он сел на пол. – Ладно. Что ж, теперь будем ждать – что остаётся?
И они стали ждать. Слабия, юная супруга не менее юного Ланжика, то хмурилась, то кусала губы, то выглядывала наружу посмотреть на солнце, то щупала дрожащей лапой упругую струю источника, то замирала в неподвижности, словно бы делаясь частью этого огромного камня, стремившегося удержать, да и не удержавшего прозрачные струи. Прошло полчаса. Потом ещё пять минут. И, насколько мне известно, рекорд пребывания без воздуха для Дантройев оказался перекрытым дважды. Ланжика не было.
Чемь заплакал.
– Ланжик... – шептал он, неотрывно глядя бегущую на воду. – Сыночек... Так я и знал!.. Старый болван, надо было тебе... эх, как же так...
– Отец, – тихо сказала Гапша, сидевшая рядом с ним, – не торопись его хоронить. Помнишь, как он тогда?.. Да и к тому же ведь ты не знаешь, что там, внутри. Быть может, там есть пространство...
Она говорила ещё что-то, потому и Чемь, отведя взгляд от воды, не сразу заметил, как метнулась к устью Слабия.
– Я иду за ним! – крикнула она и повторила манёвр своего супруга.
Только вышло у неё это быстрее и ловчее, и потому ладони Чемя, метнувшегося к струе, захватили лишь только воду, пустую воду.
– Нет, стой! – крикнул он на бегу, но ему уже никто не ответил. – Да что ж такое, – хлопнул он ладонью воздух. – Будет здесь кто-нибудь меня слушать?..
Все молчали, видимо, выражая согласие. Молчала теперь и Гапша, глядя в пол. Они продолжали ждать. Через два часа Шалап, шмыгнув носом, поднялся.
– Чемь, – сказал он хриплым голосом. – Что мы ещё можем сделать? Есть ли что-нибудь ещё, что... – он не договорил.
– Есть, – твёрдо сказал Чемь и поднялся. – Только нужно сделать расчёты.
Когда он завершил все обстукивания, обслушивания, обсматривания и прочее, когда он наконец закончил всё это делать, исполняя всё это как можно медленнее, он повернулся к терпеливо ожидавшим его слова и сказал:
– Да. Там, внутри, есть воздух.
И все трое, ловившие его слова налету, облегчённо вздохнули.
– Там – река, – продолжал говорил он. – Она идёт дальше, уходя боком в глубину, а здесь – лишь маленькое её ответвление, выходящее наружу. Она бы, наверное, вышла здесь вся, да камень слишком твёрд, на даёт ей. Он дал ей лишь вот это маленькое отверстие... – Чемь неожиданно замолчал.
– И что... – начал было говорить Гапша, но Чемь, быстро подняв руку, остановил её.
Он прислушивался.
– Пык! – вдруг громко сказало устье и ту же ещё раз: – Пык! – и как две пробки из одной бутылки вылетели из него в потоке воды Слабия, потом Ланжик и покатились в проточенном водою в камне жёлобе-русле, так что остальные едва успели их перехватить.
Они были без сознания. Точнее, так слабы, что ни лапой двинуть, ни сказать что-либо не могли. Но Чемь, как и все остальные, сиял.
– Бежим! – скомандовал он и, схватив вместе с Гапшей Ланжика, помчался вперёд, спеша домой, в их мирную запруду.
Шалап с Арлебадией схватили Слабию и с не меньшей скоростью помчались за ними.
Все вернулись страшно усталые. Когда Ланжика и Слабию положили на их рогожки, они открыли глаза. Им сделали знак, чтобы они молчали, потом влили им в рот немного питательного бульона (благо, от Барбосианского обеда-ужина ещё оставалось) и приказали спать, что те тотчас и не преминули исполнить.
Да, конечно, дело Бобриэли не терпело отлагательств. Но ведь видит же Человек... Да и что сейчас смогли бы объяснить Ланжик и Слабия, если у них и бульон-то изо рта проливался?
Дальше, Глава 13. В лощинах каменных, на каменных высотах...: http://www.proza.ru/2018/03/31/257