Виталий Богомолов
Сексопатолог
Алёшке Кобякову понадобилось проложить и сварить пластиковые водопроводные трубы в ванной комнате, и он пригласил мастера местного животноводческого комплекса Володю Маслова, который в их порядочном по размеру селе занимался подобными делами, у Маслова был специальный термоаппарат. Алёшка и сам был мастер на все руки, и сам всё мог бы сделать, да Володя свой аппарат никому не доверял, потому и пришлось его приглашать. Вечерком, после работы, они вдвоём скоро всё смонтировали, подвели к нагревателю, пустили воду, опробовали систему, и Алёшка, как водится, пригласил Володю на кухню к столу.
Маслов прошёл в своё время через пагубную страсть к алкоголю, и уже несколько лет не брал и капли спиртного в рот, поэтому от ста предложенных Алёшкой граммов отказался напрочь. Хозяин и не настаивал. Зная, что Володя держит сухой закон, он с удовольствием подумал, что под этот сарафан ему больше достанется.
Но салат из свежих овощей со своего огорода, плов с курицей Володя уплетал с удовольствием. Алёшкина жена, выставив всё это на стол, сама ушла в огород, где работы в конце августа было уже полно. Да и видеть мужа пьющим, зная, чем это кончится, ей было очень неприятно.
После второй стограммовой стопки Алёшка стал разговорчивый, болтливый, выпить он любил, а в таком состоянии его непременно выводило на хвастовство. И он без умолку рассказывал в подробностях свои многолетние планы, как оборудует гараж со смотровой ямой для своего «козла», как пристроит веранду к дому с западной стороны, как у него откармливаются две свиньи на мясо к зиме, вот ещё кроликов заведёт, и даже проговорился, как он ловко научился тырить в зимнее время электроэнергию для обогрева дома…
Из своей комнаты (в доме у них было три жилых комнаты) вышла падчерица Алёшки, он женился на женщине с ребёнком, и теперь его приёмной дочери, Кристине, шёл уже шестнадцатый год, а его родной дочери Ольге – было четырнадцать. Её в этот час дома не оказалось, где-то носилась с подружками своими, а Кристина собиралась в сельский клуб на вечер, она пробовала себя в роли ведущей и у неё это неплохо получалось. Даже считалась местной звездой.
Среднего роста, круглолицая, чернобровая, она имела очень симпатичные черты лица и привлекательную фигуру… Отец её был явно не из наших краёв. Сорокадевятилетний Володя невольно засмотрелся на неё, и когда она вышла на улицу, заметил в умилении:
– Какая славная девочка!
– Для меня растёт! – вкрадчиво выдохнул Алёшка, покачав упёртой локтем в стол правой рукой с вытянутым указательным пальцем.
Его сладострастный шёпот, с которым он это произнёс, насторожил Володю; он внимательно всмотрелся в несимпатичное узкое и костистое лицо Алёшки, оно выражало какую-то плотоядную готовность, гаденькое ожидание того момента, каковой он подразумевал, произнеся свои слова.
– Ты что! – возмущённо и предостерегающе проговорил Володя.
– Шутка! – ухмыльнулся Алёшка, наполняя очередную стопку.
Но было ясно, что это никакая не шутка. Что-то мерзкое проявилось в нём в этот момент. Володя склонил голову, чтоб скрыть своё отвращение, отодвинул от себя тарелку и задумчиво поглаживал стол перед собой ладонью в одну сторону, как кошку.
Алёшку Васькина, как его прозвали по отцу, он знал хорошо, поскольку росли почти вместе, лишь на четыре года Володя был постарше. Уже в раннем подростковом возрасте Алёшка всегда был настолько сексуально озабоченный, что в селе наградили его кличкой Сексопатолог. Стоило появиться в Больших Липняках новой девушке, женщине – Сексопатолог тут как тут. И предпримет невероятные усилия, чтобы отведать новенькую. Он потому и женился поздно, когда ему перевалило за тридцать лет, когда в Больших Липняках появилась очередная его добыча – учительница Лида Осетрова со своей маленькой Кристиной. Сейчас Володя понял, что Алёшка уже давно имеет определённые виды на свою падчерицу…
При встрече с женой Алёшки Володя предостерёг её, что смотри-де за Алёхой и Кристинкой, у него нехорошие думки про неё.
– Я знаю, – ответила безысходно Лида, – он давно меня пьяный поддевает, говорит: про меня растёт.
– Не допускай, Лида, чтоб один на один оставались дома. Посторожись.
– Да как вот, – горестно и обречённо вздохнула Лида, поведя зябко плечами, – сидеть возле них не будешь постоянно… Этот бес всё равно подкараулит её…
– Вот подлюка!.. – скрипнул Володя зубами и пошёл прочь.
Так оно всё и двигалось к неотвратимой и позорной беде, но осенью, в октябре, в дождливую пору Алёшка вдруг исчез…
Искали его в окрестных деревнях по всем его старым гулеванным адресам, пока на третий день не пришла кому-то в голову мысль – не утонул ли он в пруду… Вспомнили, что из гаража, где распивали, он, вроде бы, домой направлялся идти… Отяжелелый мог и свалиться. Стали баграми шарить вдоль берега и скоро наткнулись, зацепили…
В тот поздний вечер сильно пьяный Алёшка шёл домой тропинкой по берегу пруда, поскользнулся, бултыхнулся в пруд, хлебнул воды и ушёл на дно.
Не особенно горевали по нему жена и падчерица, изведённая его домогательствами, не скорбели и односельчане – не уважали его, и даже родная дочь Ольга на похоронах не сильно плакала… Что ужасно возмутило Алёшкину мать и его братьев, сваливших всю вину в смерти Алёшки на его жену Лидию и падчерицу: источили-де мужика.