Рабожий. Глава 3

Рубцов
Жизнь у меня не Хемингуэйевская, но выпиваю я в неделю за двоих среднестатистических. Выходит, что двадцать два дня в месяц я тружусь  в баре. А в остальные дни и между рабочими сменами вливаю в себя дешевое разливное пиво в рюмочной, что находится на Гороховой, и расчесываю чернилами тетрадь. Причем пишу-то ересь редкостную. Вот одна из первых записей в «рюмке», которая, как мне кажется, начинает тот период, о котором я хочу вам рассказать:
 «Ну вот и январь. Вокруг мишура и противные моргающие блики. Как-то в декабре все это было ничего, гармонично, а теперь совсем уж невыносимо. Мерзко от этой фиктивной торжественности.
Я, кстати, сейчас в рюмочной на Гороховой. Сижу, вспоминаю людей. Их лица мелькают перед глазами. Смешно и горько. Смешно от того, что мне так весело одному. Горько от того, что одному. Скучаю по дому. Так редко мне удается почувствовать, что у меня есть дом, и есть родина. А ведь это уже совсем не мало. Этим можно даже гордиться. А сейчас грустно. Интересно почему? От того ль, что я сейчас далеко? Вряд ли. Скорее от того, что в этом есть некоторая ответственность. И я ее чувствую. А нести большую ответственность с маленькой душой всегда грустно.
И все же я в рюмочной на Гороховой. Воняет постоявшим потом. Может даже свежей гнильцой. Посасываю третью кружку пива. Я еще трезв, но решительно начинаю хмелеть. Именно сейчас настает тот момент, когда будет решаться, как продолжится вечер(хотя все уже давно решено). Думаю допить кружку и поехать домой, или набраться как свинья и позвонить Марте? Знаю, что все уже решено. Просто осталось немного еще поспорить внутри себя. Решено было еще в конце смены. Еще когда на меня кричал управляющий. Но не от его ора мне захотелось в рюмочную. Нет. Так совпало, что именно в тот момент я подумал: «сегодня выпью водки».
Вот сижу и думаю, как себя повести. А сам уже прикинул, что денег еще хватит на четыре порции водки - если на такси, и на пять - если пешком. Интересная математика.
Марта… Почему, когда я поднабираюсь, меня тянет к ней с неистовой силой. А ведь и она спрашивает меня то же самое. Слишком уж часто я начал пьяным приходить к ней спать. Мне просто важно знать, что я кому-то нужен в этом большом городе. Хотя в очередной раз она обязательно не поднимет трубку. Эх.
Кстати, тут рядом происходит невероятное (или слишком уж вероятное для Петербурга). Несколько ребят с голым торсом пытаются стать на «березку» прямо у стойки. Бармены поглядывают на них скучающим взглядом и непрестанно наполняют бокалы и рюмки.
Заметил на краю стойки шахматную доску. Сильно захотелось разыграть партейку-другую. Спросил, у какого-то старика, играет ли он в шахматы. Он лишь удивленно улыбнулся, запрокинул рюмку и оперся на локоть. Видимо, сегодня он не хочет играть. А у меня теперь чешется внутри головы, и ничего с этим не поделаешь. Как интересно появляются желания. И ведь никак…
Сейчас вот подумалось о том, что я только что писал. Стоит ли это перечитывать. И вообще, это важно? Может, я это пишу сейчас, чтобы не выглядеть неловким в глазах барменов: скучающе потирающим стойку пальцем и водя бокалом туда и обратно. А так я вроде бы и делом занят. Кто знает, может, я диссертацию пишу, план по работе составляю или вообще книгу начал. Уверен, их это совсем не волнует. А тем не менее. Я уже три страницы испещрил маленькими корявыми крючками. Причем полной ерунды. Так и не разобравшись толком, зачем мне это нужно. Привык видимо. А ведь иногда и что-то личное, сокровенное проскакивает. Может даже и что-то важное в этом блокноте есть. Интересно, а если кто-то это будет читать. Ведь почти каждый, кто ведет дневник, не может его вести до конца честно в боязни, что кто-то его прочтет. Прочтет его жизнь, его затаенные и его слабые доли. А я тут про «ехать- не ехать», «взять водки – не взять». И ведь честно пишу. То, что в голову первым приходит. И вот пришло в голову, что ведь это кто-то когда-нибудь может прочесть. Ведь я запросто могу оставить где-либо дневник. Как оставляю, все и везде. Как оставил родину, дом и любящую женщину. Замедляю ход своей руки…
… А именно поэтому я просто обязан, пока помню, написать нашедшему. Человеку, который найдет оставленный дневник. Забытый на барной стойке ну или где там еще:
Здравствуй. Или нет, привет (не знаю, какого ты пола, возраста и чина). Начинаю пьянеть, и поэтому почерк мой может кривиться в другую сторону или быть совсем непонятен (у меня всегда так, когда я поднабираюсь). Я отмечаю эту страницу восклицательным знаком на полях и усиленно растираю у сплетения. Надеюсь, блокнот распахнется в твоих руках именно на этой странице. Меня зовут Игорь. И видимо я потерял свой дневник. Тут написано много глупых вещей. И ценности это никакой не представляет. Поэтому я убедительно прошу тебя: верни мне мой дневник!
Если ты, дочитав до этого места, еще сомневаешься в своей порядочности (в том, что читаешь чужие записи), то я обязан заявить, что у тебя последний шанс одуматься. Миллионная, 23-25. Это мой адрес. Верни, пожалуйста, дневник, конечно же, за вознаграждение и тогда можешь считать себя до сих пор порядочным человеком (будто я сам и разрешил тебе дочитать до этой страницы). Ибо дальше я убедительно воспрещаю читать. Я не знаю, что там будет написано. Но, прочитав следующее (пусть там и будут сущие пустяки), ты посмертно будешь самым гнусным жуликом или просто подлым мудозвоном. Без обид. Сейчас ты сам себе судья. Остановись.
А я пока закажу водки. И уже совсем скоро (я так чувствую) поеду ночевать к Марте».