VI. КАМЕРТОН
1
Новый 1990 год наступил, как часто бывает в нашей стране, «внезапно». Побыв, вдали от военной службы, учебных забот и прочих, привычных ему, уставных требований всего-то около десяти дней, Дербенёв вдруг понял, что оказался совсем в другой стране, в каком-то другом, «параллельном» мире. Оказывается, жизнь течёт и меняется, причём так стремительно, что пора бы разобраться, к чему всё это может привести.
Открытием для Александра оказалась информация поведанная Татьяной о том, что ещё осенью 1989 года на Украине прошёл первый съезд движения РУХ, выступавшего за независимость этой республики. В самой Прибалтике всё большую популярность набирали требования так называемых Народных фронтов, скреплённые декларациями Верховных Советов о восстановлении государственного суверенитета национальных республик. Основой этих требований стало непризнание Договора 1939 года между СССР и Германией, известного как пакт Молотова – Риббентропа, который, по мнению национальных «демократов», позволил СССР оккупировать Прибалтийские республики. И это невзирая на то что в конце декабря 1989 года прошёл второй Съезд народных депутатов СССР, осудивший подписание секретных протоколов к пакту Молотова – Риббентропа.
Схожие процессы и движения за национальную независимость возникли также в Грузии, Азербайджане и Молдавии. Не затихал армяно-азербайджанский вооружённый конфликт, тесно связанный с событиями в Сумгаите и вооружённом противостоянии в Нагорном-Карабахе.
Нельзя сказать, что находясь в Ленинграде, Дербенёв совсем был лишён контактов с реальной жизнью, но те цели, ради которых он находился на учёбе, да и присяга, данная им когда-то, заставляли не только Дербенёва, но и других офицеров как бы не замечать того, что реально происходило вокруг. А ведь нечто подобное происходившему в «братских» республиках СССР и вокруг него происходило и в самой России, где также осуществлялось накопление «критической массы». Радикализация настроений толпы росла не по дням, а по часам.
В июле 1989 года в Ленинграде, по аналогии с республиками советской Прибалтики, был создан Ленинградский народный фронт. В компартии явочным порядком возникла фракция «Демократическая платформа в КПСС».
Не отставали от демократических процессов по освобождению от «гнёта» СССР и страны Варшавского договора. Так, 9 ноября 1989 года пала Берлинская стена, ознаменовав тем самым завершение «холодной войны», 9 января 1990 года Чехословакия потребовала вывести из страны советские войска, которые были размещены в странах Варшавского договора. Причём сделать это предстояло до конца текущего года. Вслед за Чехословакией 18 января с аналогичным требованием выступила Венгрия.
Советское руководство, погрязшее к этому времени в разрешении внутренних «демократических», социальных и прочих проблем, оказалось в трудном положении, поскольку средств для вывода войск и размещения их на своей территории в бюджете не было предусмотрено. Военнослужащие и их семьи, возвращавшиеся в СССР, оказывались в трудных материальных и социальных условиях. А что ждало группировку войск в Прибалтике, каковы были перспективы самого Дербенёва и его семьи, сейчас не знал никто.
Многие люди, родившиеся в некогда великой советской державе и привыкшие строить грандиозные планы на годы вперёд, не понимали, почему самое справедливое государство в мире стало на глазах рушиться словно карточный домик. Граждане Страны Советов разучились жить будущим и стали думать только о дне сегодняшнем. «Есть день и есть пища, а об остальном я подумаю завтра!»
Наверное, по этой же причине Татьяна Дербенёва решила, не посоветовавшись с мужем, внезапно приобрести пианино. Основным мотивом покупки была, конечно, дочь Людмила, которая, опять же по решению Татьяны, почти год посещала музыкальную школу.
Крики вперемешку с ненормативной лексикой на лестничной площадке и ранний звонок в дверь разбудили всё семейство Дербенёвых. Открыв входную дверь, Александр обнаружил четверых здоровенных мужиков и прекрасно сохранившийся инструмент светлого дерева, готовый въехать в квартиру на постоянное место «жительства». На лицах мужиков, не осветлённых глубоким интеллектом, отчётливо проступало только одно желание – поскорее закончить работу и получить оплату труда на руки.
Когда пианино заняло своё место в гостиной, грузчики потребовали «чаевые» за подъём на пятый этаж. Дербенёв, считая требование справедливым, машинально полез в кошелёк, но нужной суммы не нашёл. Пришлось просить супругу расплатиться с рабочим классом. Дербенёву было стыдно за свою «никчёмность», но ничего не поделаешь: нельзя отказывать женщине в удовольствии, если она этого хочет!
— И сколько стоит эта радость? — уточнил Дербенёв, когда счастливая погрузочная братия ретировалась из квартиры.
— Всего сто десять рублей, дорогой, — ответила Татьяна. — Разве это деньги?
— Действительно, месячная зарплата молодого инженера на заводе, разве это деньги? — согласился Дербенёв. — А ведь его ещё настроить надо…
— Не волнуйся, мастер-настройщик сегодня вечером к нам заглянет, с ним я договорилась заранее…
2
— Carl Hintze, — это не просто пианино, это немецкий антиквариат начала века из самого Берлина. Вам, господа оккупанты, сильно повезло с приобретением. Если вдруг надумаете продавать, то вот вам моя визитка, я всегда готов приобрести этот инструмент по сходной цене…
— Позвольте задать два вопроса? — оратился к старому латышу, только что закончившему настройку пианино, Дербенёв, — сколько я вам должен за работу и почему вдруг мы стали оккупантами в ваших глазах?
— За работу я возьму с вас пятьдесят рублей, как и договаривались с вашей супругой, а оккупантами вы стали не вдруг, а ещё в 29 октября 1939 году, когда первые эшелоны советских войск проследовали через пограничную станцию Зилупе для аннексии и оккупации моей Родины…
— Но, позвольте, уважаемый, я родился только в 1959–м, да и вам в 1939- м было явно не более десяти лет.
— Вы правы, мне было всего десять лет, но я всё помню.
— А что именно вы помните, чтобы все эти годы носить обиду на советскую власть? Может, вы были из богатой или дворянской семьи и ваших родственников несправедливо осудили, а потом выслали в Сибирь?
— Нет, я был простой мальчишка из рыбацкого хутора, где даже света не было…
— Так что же вы помните тогда, такого из-за чего мы стали оккупантами?
— Я помню, как однажды утром вдруг пришли «красные» солдаты и арестовали нашего бургомистра…
— А что случилось с вами?
— А меня отправили в интернат…
— Зачем?
— Учиться в школе, я ведь к десяти годам не знал даже алфавита. Да и отцу с матерью стало легче. Всё-таки одним ртом меньше. Нас-то детишек в семье шестеро было, я самый старший.
— И вы считаете после этого, что Красная армия вас оккупировала?
— Да, я так считаю, потому что Сталин и Гитлер поступили нечестно, решив судьбу миллионов людей, не спросив их согласия. Теперь мы знаем, что Пакт Молотова и Риббентропа фактически поделил сферы влияния нацистской Германии и сталинского СССР ещё до войны, а страны Балтии об этом даже не подозревали.
— Ладно, с этим я не спорю, хотя мало верю в существование неких секретных протоколов, но разве участь Латвии, например, была бы лучше, если бы не было этого пакта? Почитайте гитлеровский план Барбаросса, там для Латвии отведена совсем незавидная участь…
— Содержание Плана Барбаросса мне недоступно, господин офицер, а вот секретные протоколы продаются в каждом киоске и на каждом углу.
— Хорошо, давайте зайдём с другой стороны. Вы родились в бедной семье, но при этом, благодаря «оккупации», получили высшее консерваторское образование, долгие годы были дирижёром серьёзного музыкального коллектива в самой Риге, да и теперь на пенсии не бедствуете. Даже сегодня, совсем немного покопавшись в старом инструменте с камертоном в руках, вы получили на руки месячную зарплату уборщицы завода ВЭФ. Чем не бизнес от нехорошей «оккупационной» власти? А дети мои, родившиеся и выросшие также как и ваши в Советской Латвии, вдруг стали оккупантами с лёгкой руки таких, как вы, «прозревших» демократов. И что же, по-вашему, ждёт нас дальше?
— Я, простите, не политик, а музыкант. И если был бы плохим специалистом, вы бы меня не позвали… Так что, извините, мне пора и честь знать.
Старый настройщик пианино быстро собрал инструменты и также быстро направился к выходу. Остановившись у самой двери, он ещё раз обернулся к Дербенёву и, чтобы никто его не слышал, тихо произнёс:
— Но вам, молодой человек, я всё-таки посоветовал бы как можно скорее, пока ещё безопасно, вывести на Родину свою семью…
«Сегодня ничего не ясно, а где эта Родина будет завтра – тем более», — только и подумал Дербенёв, а вслух произнёс: — Если даже старый настройщик, не стесняясь, называет нас «оккупантами», то кому теперь нужна эта музыка?