Меня съедают грязные мысли, глупые и мелочные. Горлом идет брезгливость и отвращение. Отторжение, диссоциация, дегенерация и зацикленность. Плотское, порожнее, пошлое, поверхностное занимают собой все пространство. Атмосфера упадка, полураспада, телесная конструкция держится на коме соплей.
Я ревную, сгорая в ревности, я становлюсь оголенным нервом примитивной, вечно уязвленной гордости. Я ненавижу и злюсь, я люблю и боюсь. Я что-то узнаю, ровным счетом ничего не узнавая. Падает, летит в пропасть, закручивается в водовороте (водном варианте торнадо – попадая туда, исчезаешь навек), падает вся жизнь.
Желчь, яд, гнев, пламя, крошение. Крошится мироздание, рассыпается в пепел череп, растекается мозг, фиаско духа, безразличие – пустота. Непреодолимо громкое, оглушающее, ужасающе шумное ничего. Я - серый камень на дне морском. Я лишь факт существования, правдоподобие бытия.
Сначала слышится пение лесных птиц, потом ветер, шелестящий листьями, затем веки отворяются, и тьму разрезает свет, комфортный насыщенный зеленый цвет. Цвет лесной чащи в разгар светового дня. Симптом физического мира, признак осязаемой повседневности, ощущение своего тела, форм и контуров, силуэта. Формируются внутренности, образуя связки, появляется голос. Первый произведенный звук – крик.
Я существую, я здесь и сейчас. Оказавшись тут, заперся в вечности. Бесконечный цикл, безграничный круг. В обозримости каждый момент никогда не произойдет дважды, в вечности же – он постоянно повторяется.
Оказавшись тут, заперся в вечности. Теперь без остатка в этом мире. Ворох чувств и мыслей характеризует его для меня, меня для него, меня в нем и его во мне. Я и есть этот мир. Без меня «этот» мир станет просто миром, абстрактной точкой где-то.
Способен осознать лишь то, что из себя представляю. Не являясь ничем, не осознаю ничего. Ничего же познать невозможно. Ведь ничто есть все. Осознать себя не могу, как нельзя объять необъятное.
Что-то грядет, дало о себе знать в первое же мгновение моей материализации, моего возникновения, рождения. Строго же говоря, я никогда не рождался, но это и не важно. Разница только в том, что восприятие включилось сразу «созревшим», но детали несущественны. В нахлынувшем потоке отчетливо вырисовалось нечто, его чувствуют даже родившиеся биологически, возникшие в этом мире готовыми для созревания в виде цепных звеньев. Но и этого я не избежал, стоило вдохнуть воздух, вкусить, впустить мысли и чувства, принять актуальное здесь восприятие (процесс созревания, таким образом, просто пропущен на быстрой перемотке, но не обойден – его нельзя обойти, если жить здесь). Я – звено цепи.
Грядет нечто, антипод «ничто» - единственное что-то, единственное реальное в реальности этого мира. Смерть. Она зовет, шепчет, терпеливо ждет, иногда срывается и торопит, но чаще дает тебе время. Ведь оно есть только там, где есть она. Вечность есть бессмертие. Следовательно, бренность, главный критерий этого мира, - компаньон времени, не существенной для вечности концепции, - есть подлинный дар смерти.
Я – это мое тело. Оно уже сформировано, подобно восприятию, оно возникло сразу созревшим. Мне не быть ребенком, но угасание никуда не денется. Ведь я принял смерть, очнувшись здесь, принял вместе с ворохом мыслей и чувств. Перенял туловище вместе с комом соплей, на котором оно держится. Гадливость, страх, злость – деструкция. Почему я хочу уничтожить свое тело, только обретя его? Видимо, это входит в пакет услуг.
Я понимаю. Будучи наложением, призмой, формочкой для создания песочных фигурок, все, на что я способен как обитатель этого мира, - создание таких же наложений, призм и формочек. Это инстинкт. Основной и первозданный. Не в силах бороться с ним, мы утопаем в формах и призмах. Бюрократия как апофеоз бренных формочек. Одна большая никчемная призма.
«Мы» - поскольку я уже не в состоянии воспринимать себя в отрыве от множества. Еще один основной инстинкт: быть множеством. Толпа как апофеоз растворения в множестве.
Оксюморон: упорядочить хаос. Как результат, создание концепции системы и вечной систематизации. Главный конфликт: сохранение индивидуальности в множестве.
Стопор. Мы застряли, никто не сказал, что путь заканчивается тупиком, но так оно и есть. Как же быть? Как быть? Как бы быть, каком кверху. Хе-хе. Игра слов, просто игра. Отсутствие игр, отсутствие слов – воздержание, обет молчания как средство достижения просветления. Просветление?
Освобождение от вороха мыслей и чувств, освобождение от кома соплей. Вознесение. Куда? Трансцендентальность. Способ слиться с вечностью, сохранив тончайшую призму. Совершенство – создание такой призмы, такой формочки, превращение в таковую. Истончение контуров, размывание силуэта, но его сохранение.
Ключ мирного сосуществования индивидуумов во множестве – самодостаточность. Ключ создания совершенства - в гармонии. Индивидуальное вознесение через призму веры. Удовлетворение религиозного чувства для множества – обретение «правильных» слов, понятий и форм, создание организации. Но надо ли это? Надо ли что-то?
Когда «надо», вечно что-то творится. Редко хорошее, чаще – деструктивное. Когда ничего не надо – ничего не происходит. Но происходит ли в действительности ничего? Ведь ничего – это все. Значит, все происходит так или иначе. Постоянно.
Может быть, постоянство без бренности не имеет смысла? Может быть, бренность - ключ к постижению постоянства, а, следовательно, вечности. Разбираться все сложнее, ведь процесс разбирательства становится частью массива, вороха, кома. Ты разбираешься в разбирательстве, забывая об изначальном. Упадок сил, потеря веры в себя, смущение, сконфуженность, растерянность. Как следствие - эскапизм.
Понимаю. Я здесь и сейчас, и мне лень. Бесконечно лень пытаться, ведь пытаться надо преодолеть бесконечность. Чистый интеллект без чувств – это уже не человек, это уже не этот мир. Он такой, какой есть, постольку поскольку.
Возможно, нужно написать огромный программный код. Возможно, подобрать лишь одно слово. То самое, с которого все началось. Возможно, найти Бога и познать вечность – одно и то же. Возможно, создать совершенство (тончайшую во Вселенной призму), прийти к просветлению и вознестись – синонимы. Возможно, все мы – лишь пушечное мясо для великой миссии Смерти. Миссия в умерщвлении вечности. Умерщвление вечности в ее определении. Бренность – орудие, вирус. А мы все, люди, не более чем его переносчики.
Я оказался здесь, возник сейчас как посланник Вечности, призванный саботировать и остановить миссию Смерти, или как слуга последней: чтобы помочь им обрести тот самый, сокровенный, «смысл жизни»? «Им»? Нам. Единственная возможность жить здесь – принять это восприятие, это тело, стать одним из них. Оказавшись тут, заперся в вечности. Я всегда буду тут, в этом промежутке. Будет ли он последним для человечества? Тем самым, «ключевым»? Не знаю.
Забросить меня сюда (кто бы за этим ни стоял: Смерть или Вечность) – игра в лотерею. Ведь я чувствую то же, что все они. Потенциал, бренность, бессилие, лень. Нет, я не какой-нибудь гениальный и исключительный человек, даже с учетом необычного происхождения. Я просто человек. Так же, как и каждый из них, я могу сдаться, упасть или добиться, превзойти, суметь. Что суметь? Что-то.
Я вдыхаю полной грудью посреди густой лесной чащи насыщенного зеленого цвета в разгар светового дня. Я в доме смерти, плавающем в океане вечности. Я на Земле.