Назад, Глава 10. Вудзаух, Лапендрыги, Дантройи и все-все-все: http://www.proza.ru/2018/03/30/875
– Заносчивый и высокомерный мальчишка, – сказал Крюк, – готовься встретить
свою судьбу.
– Злой и мрачный мужчина, я тебя одолею, – сказал Питер.
Дж. Барри, Питер Пэн
Бобриэль проснулась как от удара.
Вообще, надо сказать, странное это явление – утро в полной темноте. Нет, это не какая-нибудь полярная ночь, это гораздо глубже. И как, в самом деле, можно распознать в таких условиях спишь ты или бодрствуешь, правда всё происходящее или только сон?..
Бобриэль вздохнула и провела рукою по лбу. Он был влажным. Подняла руку и поводила ей в воздухе. Нет, стены и потолок были далеко. Щёки её тоже были влажны. Однако вся она, да и земля вокруг были сухи, как и всё в этом подземном мире. Внезапно её стал колотить озноб.
– Ты чего? – прошептала Бобриэстер, просыпаясь; она была рядом.
– Не знаю, – так шёпотом ответила Бобриэль. – Кажется, что-то происходит.
– И что же именно? – проворчала Бобриэстер, переворачиваясь на другой бок.
– Не знаю. Но что-то происходит, – упрямо повторила Бобриэль и села.
– Я знаю, что происходит, – подал голос откуда-то с другого конца пещерки и Бобриальтер. – Две занудские девчонки не дают никому спать. Вам бы...
– Подожди-подожди... – перебила его Дори, поднимаясь и подходя к клеёнке, загораживающей выход во внешний коридор. – Тут в самом деле...
Договорить она не успела. Какой-то порыв ветра или удар отбросил её от входа. Клеёнка хлопнула штормовым парусом, влетев внутрь пещерки, и вновь была втянута в дверной проём словно бы каким огромным вдохом. В комнате стало светлее.
– Утро, – хмуро вздохнул Ожжедан, поднимаясь. – Это просто утро и больше ни...
Опять клеёнка метнулась внутрь, всплеснувши плащом, и раздался хлопок.
– О-о, нет, только не это, – воскликнул он, метнувшись к двери и принюхиваясь к воздуху. – Так и есть! Он устроил сквозняк, чтобы был ощутимей наш запах, – и заключил, обернувшись ко всем: – Ребята, надо сматываться.
В пещерке было уже почти светло.
– Кто это «он»? – с ужасом в голосе спросила Бобриэль; её опять колотил озноб, глаза были расширены.
– Что? – механически спросила Дори, оглядывая стены их пещерки; больше никто на вопрос Бобриэли и внимания не обратил.
– Кто – «он»? – повторила она, поднимаясь вслед за всеми.
Но ей опять никто не ответил. Да и она ничего более не спросила. Закрыв глаза, она стояла посреди пещерки, словно прислушиваясь к какому-то далёкому голосу, с усилием стараясь услышать, недвижно предстоя ему... Тому, кто может преодолеть пространства, перекрыть даже голос подземной тюрьмы и её дыханья, преодолеть нашу собственную глухоту...
– Бежим! – дёрнул её за руку Бобриальтер.
Не открывая глаз, она побежала за ним. Он тянул её за руку вперёд.
– Эй, слушай, – сказал он через какое-то время, – очнись. Теперь ведь не время...
– Стой! – вскрикнула Бобриэль, внезапно останавливаясь. – Туда нельзя! Налево!
И бросилась по переходу влево, а он уходил вниз. Они покатились по наклонному его дну на спинах, держась за руки и лавируя в меняющихся изгибах рельефа. Наконец их вынесло на какую-то площадку. Замерев, они лежали и прислушивались к воздуху, к колебаниям сплошного камня под ними... Нет, всё, кажется, было тихо.
– А где остальные? – шёпотом спросила Бобриэль, садясь и оглядывая пространство.
– Дори сказала разделиться, – так же ответил Бобриальтер, приподнимаясь на локте. – Ожжедан с Бобриэстер прошли сквозь щель в стене, Дори нашла её. Они оказались самыми щуплыми. Сама Дори с Химом побежали в одну сторону коридора, мы с тобой – в другую...
– Не мы, – хмыкнула Бобриэль. – Ты – побежал.
Она закончила осмотр и в задумчивости поднялась. Они оказались в небольшом зале, своды которого были увешены сталактитами. Стены его будто излучали странный синеватый свет, впрочем, очень слабый. Или почему ещё здесь можно было видеть?
Выходов отсюда было несколько, не считая того, в который они вкатились.
– Ну что? И куда теперь? – спросил Бобриальтер, тоже поднимаясь.
– Это ты меня спраш... – начала было Бобриэль, как качнулась земля, и они опять повалились на пол.
– Ого! – воскликнул Бобриальтер, впрочем, всё также шёпотом. – Куда, оказывается, мы забрались!
– И куда же? – спросила Бобриэль, упрямо становясь не ноги.
Толчков больше не было. Поднялся и Бобриальтер.
– Судя по всему, – ответил он, отряхиваясь, – мы приблизились к Наклуву.
– А это ещё что-то такое? – не глядя на совопросника, пробормотала Бобриэль, обходя зал и осторожно заглядывая в каждый из выходов; повсюду, кажется, было тихо и ни один из них не отличался ничем от другого.
В самом деле, куда идти?
– Ну... – Бобриальтер пожал плечами. – Это такое место... где много расплавленного металла, горячих газов, кипящих кислот и прочих лечебно-убийственных вещей... Наклув, понимаешь?
– Да, – заключила Бобриэль, – теперь понимаю. Идём вон туда, – и двинулась по одному из выходов, а именно опять по левому.
Бобриальтер с улыбкой покачал головой, постоял немножко... и двинулся вслед за ней.
Они шли по тоннелям и галереям, – то прохладным и синеватым, то вдруг тёплым и освещённым мягким оранжевым светом, пробивавшимся неизвестно откуда. Стены их были испещрены значками, рисунками, неясными следами и отпечатками, слагавшимися вместе в огромную картину. Должно быть, некто когда-то уже увидел её и изобразил – словом, жестом или изображением, – когда древний некий внезапно явившийся с ним поэт указывал ему дорогу...
Да! И даже это, наполненное страданиями место, скрывало в себе нечто... нет, не само прекрасное, а лишь то, что говорит о нём, далёком и неотступном, напоминая всегда и не умолкая. Чудные места внутреннего мира! Странные, мучительные, наполненные прошедшими, совершающимися и будущими страданиями, но вместе прекрасные черты... И этот глубинный ниоткуда берущийся свет, причудливо освещающий все эти черты, словно некие непостижимые и всё-таки говорящие невмы, описывающие множество жизней и судеб! Кто и сколько их было здесь, живших, прошедших через многое... и куда ушедших? Что было с ними?
Бобриэль говорила, словно бы пела, – так тихо, как совсем недавно пела им что-то Дори Мэдж, приготовляя странную пищу, или как когда-то, в далёком-далёком детстве пела мама, баюкая её в своих объятьях, или как дядя Бобрисэй говорил ей что-то, не произнося ни слова, а только глядя в глаза, но она понимала... Да, так, наверное, оно и было. Бобриэль то шептала, то вновь напевала, глядя на всё это, обступившее теперь их, и, видно, сама не замечала того, – она касалась теперь лишь кончиками пальцев этих углублений и бугорков, всевозможных морщинок, глубоких и разнообразных путей, но говорило в словах её сердце. И знаки эти, как прежде немые, но вдруг заговорившие жесты, были обращены к ней... Пока наконец, отведя глаза от стен и сводов и обратившись за чем-то к Бобриальтеру, не заметила она, что тот идёт рядом, в изумлении приоткрыв рот и слушая, слушая... Глаза его были теплы.
Бобриэль покраснела и вновь обратилась к стене. Но рисунки вдруг словно умолкли. И она вновь посмотрела на Бобриальтера. И он тоже стоял и смотрел на неё, не смея ни сказать чего-нибудь, ни шевельнуться. И она смотрела и смотрела на него...
Потому они и не услышали. Не услышали, как обступили их, доселе только преследуя и наблюдая издали, окружили их толпы клаашей. Да, даже в таких местах (а может быть, именно в этих) нельзя терять осторожности. Хотя кто их смог бы теперь обвинить? Но обвинять никто и не пытался – их пытались схватить.
Да, если бы раньше, если бы хоть немного раньше услышали бы он или она, что все окружающие их закоулки и коридоры наполнились вдруг вкрадчивым и омерзительным шорохом, хриплым дыханием и застилающим всё смрадом, – они успели бы ускользнуть, ведь край недостижимого клаашам пространства уже был так близок! Знали ли о том Бобриальтер и Бобриэль? Думаю, и да, и нет. Потому что всё теперь отступило. Всё, но только не преследующие их клааши.
И два нелепо стоящих друг перед другом бобра, оглушённых внезапно настигшим их здесь, под землёю и камнем, – высоким небом, не бросились бежать, не мелькнули стрелою, как им бы пристало, в одном из удаляющихся туннелей, не притекли внезапно к Наклуву, раскалёнными своими глубинами пожигающему всё нечистое и воспрещающему приближаться сюда клаашам и всем подобным. Да... Но они-то, они, Бобриальтер и Бобриэль, – смогли бы там находиться? Кто знает... Теперь им уже не проверить. Потому что не услышали они колебаний почвы, камня и воздуха, оглушаемые собственными сердцами. И внезапно увидели себя окружёнными.
Но не так-то просто было их взять. Они ведь Бобрианы, в конце концов, у них зубы подобны алмазу. Потому клааши крались. Когда Бобриальтер и Бобриэль заметили их, бежать куда-либо было невозможно – со всех сторон виделись эти морды. Бобры стали друг к друг спиной и показали наступающим зубы. Да, с бобровым оружием у этих двоих явно было всё в порядке, поскольку наступающие остановились. Но расстояние, разделявшее их и бобров, было уже совсем незначительным.
Клааши стояли, подрагивая конечностями, яростно поводя хвостами, из ощерённых пастей их капала слюна. Слишком долго им пришлось гоняться за этими бобровидными.
– Слева от меня ряд жидкий, – едва шевеля уголком рта, шёпотом сообщил Бобриальтер. – Там дальше – свет... и видно, что пусто... – через несколько секунд он добавил: – Давай рывком... Раз!
И они рванулись в ту сторону.
Трудно сказать, задумано было клаашами так или это был недосмотр, но бобрам удалось прорвать оцепление, и они что есть сил понеслись по сужающемуся коридору. Было счастьем, что он оказался именно таким – сужающимся. Достичь бы только того места, где он станет столь мал, что пройти бы смог только бобр, а клааш – нет...
Но беда была в том, что вёл он в совершенно неизвестном направлении и потому каждый его поворот был неожиданным. И всё же, хотя это обстоятельство сильно тормозило движение, им удалось в одном из его разветвлений незаметно заскочить в одну из боковых ветвей. Клааши пробежали мимо. Бобры сидели, не дыша. Потом тихонечко пошли, удаляясь от центрального хода. Потом бросились бежать. Каково же было их разочарование, когда вскоре услышали они за собой приближающийся топот клаашевых лап! И как они не ускоряли свой ход, не могли от них оторваться. Топот был всё ближе. Они не успели...
И вот, забежав за один из поворотов и пробежав ещё сколько-то, Бобриальтер вдруг обнаружил, что бежит один. Он остановился, тяжело дыша, и прислушался. Её шагов не было. И вообще все шаги стихли. Он хлопнул себя по коленке:
– Нет, ну так я и знал! Что ты будешь с ней делать, а? Героиня, понимаешь... эх! – и он повернул назад.
Когда он добежал до неё, она ещё была свободна. Несколько клаашей валялись, держась за разные части тела – куда уж кому попало, – и тихонько подвывали (громко высказываться запрещено). Бобриэль медленно отступала спиной вперёд. Ещё неповреждённые клааши шли вслед за ней, сохраняя дистанцию. Они уже оставили попытки сразу схватить её, только шли, мрачно и неотступно. И лишь хотел Бобриальтер окликнуть её, как его самого схватили. Это было окружение!
Он крикнул. Никакого слова он произнести не успел – рот был уже зажат, руки схвачены в кольца каменной ивы, – это был просто звук. Бобриэль оглянулась и лапы её опустились. И тотчас была схвачена и она. Да, кажется, ещё бы чуть-чуть... И как им хорошо удалось оторваться! Как же, как же...
– Ну что, жареный, – осклабившись, произнёс старший из клаашей. – Попался ты нам.
Так вот, оказывается, в чём было дело! Бобриальтер покачал головой.
– Прости, – прошептал он Бобриэли сквозь кляп и завязку, – это я виноват...
Но звук не шёл, было лишь одно мычанье.
– Да, да, я понимаю, – издевательски ласково сказал клааш, – не хочется камениться. Что ж, может, тебе будет прописана другая участь... Нам на ужин! – и он грубо захохотал, впрочем, тотчас оборвав себя.
Даже такой смех здесь был невозможен.
– Да, бобрина, ещё бы чуть-чуть, и вы бы ушли, – продолжал издеваться Форбокас (так его звали), – в недоступные нам районы. Ан нет! Тем обиднее, правда? – он подождал реакции Бобриальтера, но её не последовало; он молчал, глаза были закрыты.
Тогда клааш обратился к Бобриэли:
– Ну а ты... – глаза его сузились, ноздри гневно расширились. – Тебе точно не стоит ждать ничего хорошего. Училище вожжевания! Ха! Подумаешь... Против нашей хитрости никакое ваше вожжевание... тьфу! – он презрительно сплюнул.
Бобриэль изумлённо посмотрела на клааша.
– Что? – опять осклабился тот. – Удивлена? Ну, на то мы и клааши, что всё знать. Ха! А ты как думала? Тоже мне... – и он опять сплюнул.
– Эй, Форбокас... – подал голос второй из начальствующих, звали его Злип. – Ты поосторожнее с влагой-то... А то... гм-гм... могут быть последствия, сам знаешь...
Форбокас испуганно глянул на Злипа, а тот пожал плечами – всем, мол известно...
– Ладно, – хрипло сказал старший клааш. – Ведём их теперь к шприцессам, а дальше... посмотрим... – и он пошёл вперёд, не глядя на остальных.
Что ж, Злип тогда стал подавать команды рядовым стражникам, что им делать, как и каким из путей идти, и всё прочее.
Это был сдвоенный отряд, оттого и случились здесь два начальника. И что за отряд! Специализированный на поимке всех так или иначе сюда попавших. Одни их имена чего стоили: Дыхля, Мьюгэ и Фьюгэ, друтрига, как они себя называли. Потом остальные: Ширли, Узли, Толсли, Худли, Низли, Длинли. А также Фиггинс, Шмыггинс, Брыккинс и Дрыггинс. Наконец Кмрас, Блох и Глистенс. Фу-у-ух... Это первое отделение. Второе ничуть не лучше: Гривз, Шевелюрри, Лохманен, Хаерман, Волосино, Патластов. Ну, и кроме них – Вихраки, Кудрилло, Шерстен, Ботвинник, Шиньонеску... И в конце концов – Парикато, Косматоевич, Щетинзон, Причёсард.
Впрочем, нет, не в конце концов. Ещё были два, соответственно, отрядных разведчика, точнее, слухача-шпиона – Дрыг Брыкс и Брык Дрыгс. Вот такой вот отряд.
И, думаю, этим почти всё и сказано. Ведь, как говорится, если тебя зовут Джастин или Гастон, всё остальное не имеет большого значения...
Хотя вот Форбокас пытался ещё что-то сказать. Например, он часто говорил «Шапстерботтербергернабертукер». И другие ещё слова, какие знал. Но, по понятным причинам, знаний и соображений это ему не добавляло, хотя его подчинённые, как видно, о том не догадывались. Вот разве что Злип... Тот не говорил слов. Потому в лапе у него был хлыст-семихвостка с вплетённым свинцом, что вскоре почувствовали бобровые спины и плечи. Но они не сопротивлялись – просто шли и шли. Бобриальтер сухим и холодным взглядом поглядывал на места, какие они проходили. Бобриэль шла, закрыв глаза, потому ей нет-нет, а доставалось плети. Но она упрямо не открывала глаз.
Зато Бобриэстер смотрела теперь там, где была, во все стороны и во все гла... ну, собственно, в оба глаза. Хотя, думаю, вряд ли они были теперь подспорьем – такая вокруг воцарилась темень. Вот если только то, иное зрение... И вдруг всё это подземно-подкаменное здание содрогнулось. И раздалось... простите, урчание. Бобриэстер от омерзения всю передёрнуло, а торк Ожжедан Таббояр горестно вздохнул. Бобриэстер вернулась внутрь пещерки, где он её теперь прятал.
– Что это значит? – спросила она.
– Да... ты ещё не знаешь... – хмуро и уныло протянул он. – К сожалению, пришлось теперь... Обычно это означает, что кто-то пойман.
Бобриэстер ахнула и села на каменный топчанчик у стены. Щёки её зарумянились, глаза блистали.
– Ну-ну, – улыбнулся ей Ожжедан (улыбка вышла кривой), – не взъерошивайся. С одними зубами наголо их не возьмёшь. Да и в таком-то состоянии какое может быть сражение?.. Нужен план.
Бобриэстер, глянув на него исподлобья, сидела насупившись и молча. Лапы её, лежащие на коленях, сжимались и разжимались.
– Я думаю, – сказала она через некоторое время. – Что нам нужно найти... только вот кого?.. Кого, как ты думаешь, схватили?
Ожжедан вздохнул и посмотрел на свои морщинистые ладони, безвольно лежавшие на коленях. Потом он коротко сказал:
– Бобриальтер.
Бобриэстер молча кивнула и отвернулась в сторону. Помолчав, торк добавил:
– И, судя по... э-э... всему... и Бобриэль тоже, – и внимательно посмотрел на Бобриэстер.
Но та уже была спокойна, точнее, собранна. Брови нахмурены, губы сжаты, взгляд простой и холодный... Ожжедан улыбнулся. Не замечая его улыбки, Бобриэстер сказала:
– Ладно. С этим ясно. Как будем искать Дори и Хима?
– Никак, – ответил Ожжедан, приваливаясь к стенке и не глядя доставая из-за спины пучочек сухоовощей. – Хочешь?
– То есть... как это никак? – опешила бобрунья. – Совсем никак?
– Нет, ну не совсем. Само собой, – наморщил лоб Таббояр. – Есть, понимаешь такой способ деятельности... называется «ждать». Что-нибудь слышала о нём?
– Слушай, тут такое, а ты... всё шутишь, – фыркнула бобрунья, опять отворачиваясь.
– Ну... как хочешь... – флегматично протянул Ожжедан. – А я поем, – и принялся методично жевать.
– Да нет, я ж не об этом, – поморщилась Бобриэстер и, посмотрев на его мимические упражнения, сглотнула слюнки. – Дай и мне немножко.
– Ну вот, тот-то... – довольно произнёс Ожжедан и извлёк из нишки ещё один пучочек. – Держи.
Но не успела она взять исполненные тонкого благоухания горные корешки, как снаружи послышались шаги, и неожиданно близко. Бобриэстер тихонько охнула и подскочила к загораживающей дверной просвет клеёнке. Она не видела, как Ожжедан, вначале чуть нахмурившись, прислушался и потом, чуть заметно улыбнувшись и чему-то кивнув головой, продолжил жевать.
А Бобриэстер стояла при дверях наизготовку. И как только Хим (это был он) начал приоткрывать завесу, она стрелой метнулась на входящего. Мгновение – и тот уже лежал носом в пол, с заломленной за спину лапой. Вся красная от смеха, тем не менее обычной своей царственной походкой входила вслед за ним в помещение Дори Мэдж.
Ожжедан, вздохнув, слез с топчана и пошёл закрыть завесу. А Бобриэстер, тоже вся красная, но по иным уже понятным причинам, отпрыгнула с поверженного Хима на несколько метров.
– На вот, пожуй наконец, – опять сунул ей в лапу пучок кореньев Ожжедан. – Полчаса его уже за тобой ношу.
Та, не глядя взяла, но, вся сморщившись от стыда и досады, продолжала смотреть на Хима, медленно, с разнообразными стонами, оханьем и кряхтеньем поднимавшегося с пола. Поднимался-поднимался, да и остановился на полпути и уселся на полу посреди комнаты.
– Ну, и что значит? – спросил он, обводя всех глазами.
Дори опять прыснула:
– Пароль надо было называть, – но тут же оборвала себя (ещё не хватало и им быть схваченными), впрочем, вся ещё колыхаясь от сдерживаемого смеха.
Бобриэстер с жалким видом, опустив лапы и голову, стояла перед всеми в своём углу пещерки. Ожжедан же только улыбался в свои усишки.
– А ты чего ржёшь? – хмуро спросил его Хим. – Тоже мне юморист... Чего ты не сказал ей, что это мы?.. Ты ж знал!.. А если б она меня тяпнула, а?
– Ну не тяпнула же... – ответил Ожжедан; в конце фразы интонация его голоса подозрительно заколебалась и он поспешно отвернулся.
Хим только вздохнул:
– Эх... друг называется... А если б тяпнула?
– Ну ладно, Хим, успокойся, – подала голос Дори, – всё ведь в порядке. Ты ешь Бобриэстер, ешь, а то все овощи уже взопреют... – и, удовлетворённо кивнув головой, когда Бобриэстер принялась за свой сухой паёк, продолжила: – Думаю, вы уже знаете о...
– Бобриальтер и Бобриэль, – кивнула Бобриэстер, проглотив первый кусочек.
– Не только, малыш, не только... – грустно заметила Дори. – Ещё Арнабак и Ашкрувват...
– Да?! – жалостно воскликнул Ожжедан.
– Да, – тихо подтвердила Дори. – Мы с Химом были в Дальнем зале... Так что... давайте подумаем теперь, что мы могли бы сделать. Я расскажу вам все обстоятельства... Может, придёт что-нибудь вам на сердце.
И они, грустные и внимательные, стали слушать её.
Дальше, Глава 12. Где «всёснаружи»? Наружа: http://www.proza.ru/2018/03/30/1986