В 07:30 мы с Толей и Саматом вышли на Гелинташ (3900 м), 2А. Из снаряжения - веревка, несколько закладок, крючьев и карабинов. Больше всего напрягает отсутствие каски. Поэтому из двух своих шапочек выбрала флисовую бандану: в ней жарко, зато она толще, чем косынка х/б.
Вопреки уговорам, надела рюкзак. В нем только 12 метров расходной веревки, перекус и аптечка. Самат предлагал положить всё это к нему (он, загадочно улыбаясь, набрал объёмный баул теплых вещей), но я сказала, что рюкзак всё равно возьму, даже если пустой. Привычка.
Утро ясное, солнечное. Толя всю дорогу трындел, что однажды был на Шихане и пролез там четвёрку, а это значит, что мне бояться нечего, поскольку в случае чего он затянет меня на верёвке куда угодно. И тому подобную чушь. (Это новичок-то, который собрался лезть 2А налегке и в галошах, меня ‘затянет’! Ну надо же!)
Вскоре Толя остановился и уверенным жестом указал на скалы:
-Пришли! Вот начало маршрута.
-Но это не гребень! - вырвалось у меня. Мы стояли напротив СТЕНЫ. Довольно разрушенной, изрезанной полками, скальными башнями и вертикальными желобами.
-Да всё как на картинке: вон плита!
-Толя, это не та плита. Наша плита должна быть на гребне.
-Всё правильно, здесь! - неожиданно поддерживает его Самат.
Дальнейшее было бредом. Мы поднялись метров десять по простым скалам. Дальше шла хорошая 7-метровая щель, вдоль которой можно было подниматься. Перед ней Толя деловито переобулся в галоши, и здесь же они с Саматом оставили лыжные палки. Свои складные я убрала в рюкзак вместе с Толиными ботинками.
Самат выпустил Толю лезть первым и развлекаться, как ему вздумается. В результате тот по часу возится с крючьями и закладками, стоя на тропе, зато принимает через плечо в местах, где требуется реальная страховка. Когда подошли к спорной плите, я увидела, что она преспокойно обходится слева по щели. 100% не то место, мы не на маршруте! Ну, ладно, пролезем и уйдем по полкам влево, поищем выход на гребень. Тем временем звезда озёрского яхтинга устанавливает в щели закладку и, повиснув на ней, зачем-то уходит маятником на пять метров вправо по монолиту.
-Ты что делаешь?! Выходи наверх!
-Левин сказал, что надо забить крюк в центре плиты!
-Толя, он говорил вообще не про эту плиту!
-Он велел забить крюк в центре плиты, и я его забью!
В бессилии от такого идиотизма я оглядываюсь на Самата, но инструктор лишь хихикает:
-Вот какие у нас скальные занятия получились!
Я в принципе не против скальных занятий, но время уже 12 часов, а мы всё еще в 70-ти метрах над землей, и по горизонту вспухают дождевые облака.
-Нам бы ‘холодную’ не схватить с такими занятиями.
-Э, ерунда!..
Мне пришлось изрядно повозиться, чтобы спасти из центра плиты хотя бы карабин. Крюк, ввиду отсутствия второго молотка, так и остался торчать в единственной трещинке посреди монолита как памятник маразму.
Бессистемные полки и стенки. Всё в живых камнях. Из-под Толи непрерывно летит, потому что в галошах и налегке он прётся тупо вверх и, встречая живьё, просто швыряет его вниз. Время идет, погода портится. Я повторяю Самату, что мы лезем не по маршруту: Левин нас выпустил на ГРЕБНЕВУЮ 2А именно потому, что там ничего не должно прилететь сверху. Здесь же, при почти полном отсутствии снаряжения, и в первую очередь касок, развлекалочка с самого начала очень опасна.
-Во-первых, это не гребень, а во-вторых, это не двойка!
-Нет, это гребень, просто он такой вот изрезанный. И это нормальная двойка. В теплых районах они все такие.
-Не может быть. В ‘Уллутау’ таких двоек нет, и в Ала-Арче тоже.
-Это холодные районы!
-И в Караколе нет!
-Это тоже холодный район! - победоносно восклицает Самат.
Неправда. Мне есть с чем сравнить: там, где мы ломимся, лазанье никак не проще 3А - 3Б.
Обращаю внимание, что Самат предпочитает идти отдельно, оставив нас с Толей в связке. Перед вертикальным черным камином еле уговорила его сделать пояс из станционной петли и в случае необходимости вщелкнуться в перила на скользящий карабин. Инструктор начинает подъем, не нагружая веревку. Логично: чёрт знает, какая там станция!
- - -
‘Живой’ камень, с полведра размером, я увидела метрах в десяти у себя над головой. На самом краю полки. За него зацепилась уходящая вверх веревка. Догадаться, как это получилось, было делом секунды. Шкурой, как дикий зверь, я поняла, что сейчас произойдет. То, что камень мой, было даже не предчувствием, а пред-знанием. Веревка легла в таком положении, что освободить ее, пустив волну, было невозможно.
Так. Полезу с верхней страховкой, и, если веревка натянется, она столкнёт камень. На меня. Стенка, над которой он лежит, развалюшная, поэтому лезть можно только правее нее, по 15-метровому черному камину. Веревка захлестнула углом: она уходит тоже направо, а камень лежит слева. Очень плохо лежит. Звери знают, что землетрясение случится неминуемо - и спасаются. Я знала, что камень вот-вот упадёт - и тоже спасалась.
Осторожно, мягко, не позволяя веревке натянуться, я начала обходить стенку по черному камину. Маленькие зацепки. Вертикаль, местами враспор. Полноценная, грязная, разрушенная тройка!.. Лезу, не спуская глаз с камня, отгоняя парализующее ощущение неизбежности (должно быть, вот так же Андрей Болконский гипнотизировал упавшее к его ногам пушечное ядро). Мой единственный шанс - забраться на полку правее камня.
У меня почти получилось.
Но этот момент сверху, с другой, невидимой мне полки, на которую вышли Толя и Самат, донёсся стук и грохот.
Инстинктивно прикрыла голову, вжалась в скалу.
Прямо в черный камин, по которому я поднималась, обрушился камнепад.
Запоздалый, уже бесполезный крик: ‘Камни!..’.
Резкий рывок веревки. Меня сметает с зацепок и рваным маятником швыряет вправо. Несколько камней тяжело вмазываются в рюкзак, что-то бьет по плечам, сверху еще сыплется, но я вижу лишь сбитый веревкой и падающий на меня тот самый камень.
У СМЕРТИ ЗАПАХ СЕРЫ.
Секунда полной тишины - только звон в ушах и запах серы.
Потом какая-то грязь на переносице мешает смотреть. Автоматически отираюсь рукой - кровь.
Веревка, столкнувшая на меня камень, одновременно притиснула его к скале. И он съехал, как по направляющему рельсу. То есть с гораздо меньшей скоростью и энергией, чем в формуле, которую я так и не выучила.
Камень пришел мне на левое бедро, врубившись острой гранью.
Первые посттравматические секунды, в которые абсолютно нет боли.
‘Боже, ТОЛЬКО НЕ ПЕРЕЛОМ! Что угодно, только не перелом. Только чтобы двигаться самой!!!’. Освобождаюсь из-под камня, сваливаю его с себя. Тяжелый. С грохотом уходит вдоль стены. Жутко.
Веревка, на которой я вишу в импровизированной ‘обвязке’ из петли булиня, адски врезалась в ребра и сдавила грудную клетку.
Что с ногой? Деформации не видно - кажется, кость цела. Попробуй шевелить. Голеностоп двигается легко. Слава Богу, не сломана! Колено - хуже, но работает. Тазобедренный - совсем туго, но всё-таки подчиняется.
Спокойно. ВЫБИРАЙСЯ. Сейчас главное - выбраться на полку. Там, если что, можно даже лечь. Там будет ясно.
Снова стираю кровь (здесь некому, как в красивой джайлыковской сказочке о братской любви, облизывать мне глаза; но, вроде, течёт несильно, не зальёт), начинаю выползать вверх, повторяя свой путь по камину. Как там верёвочка, не перебита ли? Насколько она пострадала в камнепаде?..
Звенящая вата в ушах растворяется. Вернулся ветер, оклики сверху, мой собственный - сквозь зубы - крик. Я задыхаюсь в петле. Поняла ужас казни через повешение: ощутив, что веревка двинулась, страховщики потащили ее со всей дури. Вот теперь верю, что в старые времена альпинисты теряли сознание, провисев в грудной обвязке лишь несколько минут.
Вылезаю на полку, с которой обвалился камень. Но даже приостановиться здесь не удается. Ведь чем выше я поднимаюсь, тем легче Толе или Самату выбирать страховку. И плевали они на мои просьбы подождать. Веревка впивается, душит и грозит переломать ребра. Приходится лезть вслед за ней. Нога потихоньку слушается. Боль разливается, тяжелеет.
Увидев, что я долезла до них, эти два орла, не дожидаясь и не дав осмотреться, сразу уходят дальше.
Снова сыпучая стенка. В ее основании Толя с восторгом обнаруживает намертво замолоченный титановый крюк. По его мнению, это доказательство того, что мы идем правильно. Я делаю вывод лишь о том, что мы не первые сюда забурились.
Еще один рассыпушный вертикальный камин - бордово-красный.
И так долго, без конца, в давным-давно натянувшемся тумане.
-Самат, мне нужно осмотреться. Давайте остановимся на минутку.
-Чего ещё останавливаться?! Вперёд!
-Меня побило камнями, нужно осмотреться.
Инструктор ‘типа не слышит’ и шагает дальше по простым скалам. Через пару минут, мысленно послав его в пень, притормаживаю и заглядываю на ногу. Ух ты!.. Рана, к счастью, не резаная, а ушибленная, поэтому кровь уже свернулась. Теперь по-любому обойдусь без перевязки. Да и некогда: дело глубоко к вечеру, нас плотно накрыла ‘задница’. Только сейчас Самат начинает торопиться.
Гром.
Шестой час вечера. Вершина. Видимость 10 метров. Самат снимает записку каких-то четвёрочников, покоривших Гелинташ в 2005 году, и пишет свою.
Молнии. Снежная крупа.
Нулевая видимость. Метель. ЗВОН по скальным гребешкам. Пригибаясь, наугад отступаем по полкам, сбрасывая высоту. Идти вниз гораздо больнее, чем вверх.
Возвращаться по пути подъема?!. Где-то ведь должен быть правильный двоечный гребень!.. Вот если бы пересидеть непогоду и найти его!.. Как зверь, чудом вырвавшийся и не желающий вновь подходить к ловушке, я НЕ ХОЧУ спускаться в те камины, где меня чуть не убило.
Самат злится и подгоняет. Над одной из стенок он заколачивает крюк для спуска - при этом камни прямо на глазах раздвигаются. Хмыкнув, он двумя ударами добивает вертикальный лепесток по самую проушину и вдергивает туда кусок расходника:
-Страховка готова!
-Да эта хрень не выдержит!..
-Чего боишься? У тебя же верхняя страховка! Давай быстрее!
Каждый шаг вниз на молитве и заклинании.
Из-под Толи камни валятся непрерывно. Снова один прилетает мне в раненую ногу, другой, чудом миновав голову, - в плечо.
У смерти запах серы.
Выбираюсь из кулуара, в котором всё рушится, стараюсь слезать по скальным гребешкам. Левая нога практически отказывает. Быстро спускаться, несмотря на все старания, у меня не получается.
Уже в сумерках, в девятом часу, попадается отличная горизонтальная полка, прикрытая сверху крепкой скалой. Вполне пригодна для ночевки на троих. Но Самат вроде как не собирается тут останавливаться. Он спускает меня, а потом Толю на четверть веревки вниз, однако сам почему-то не слезает, остается на приглянувшейся мне полке и заявляет, чтобы мы где-нибудь там у себя устраивались на холодную ночевку.
Здесь тоже есть полочка, но она наклонная, а стенка сверху - разрушенная. Фигово, но больше приземлиться некуда. Предложение, чтобы мы поднялись обратно и ночевали все вместе, Самат молча игнорирует. Я предполагаю, ПОЧЕМУ он услал нас, но даже не злюсь: мне безразлично и ПРОТИВНО. Лучше сдохну, чем попрошу из его рюкзака со шмотками что-нибудь теплое на ночь. (Сдохну?! А хрен тебе! Ни за что!!!) Слава Богу, что не перелом. А то фиг бы эти двое меня с горы сняли. (Да и стали бы?.. они ведь не обязаны.)
Толя присмотрел чуть в стороне нависающий камень и решил вырыть под ним пещеру для ночевки. Выпускаю его туда на страховке. Пусть роет. Хоть и бестолковое, но занятие.
Я сажусь на рюкзак и отдыхаю. Начинается дождь. Внизу громко шумит Джолджилга. Вода в реке, вода с неба. Мы не пили целый день. Выцеживаю зубами дождевую влагу из рукава своей тонкой флиски. Мелочь, не спасает. Впрочем, в отличие от Толи, я почти не страдаю от жажды. А может, лучше умею ‘отключать’ несбыточные желания. Для восстановления сил есть леденцы и орехи.
Самат кричит, что под горой ходят двое с фонарями. Это нас ищут. Контрольный срок был в 18:00, а мы не вернулись. Наверно, у Левина снова язва разыгралась, а ребята на ушах стоят. Нам и посигналить нечем: голосов не слышно, фонарики мы не взяли, а пока Толя ищет свою зажигалку, два луча отворачиваются от Гелинташа и уходят вниз, в направлении лагеря. Мы смотрим на них с горы.
А что они могут для нас сделать?.. Залезть сюда в темноте по таким-то скалам, принести снарягу и помочь спуститься? Никаких шансов. Ребяткам сейчас стрёмно, гораздо хуже, чем нам, - от неизвестности.
По крайней мере, они не видели нас мертвыми - это должно вселить надежду до утра. Пусть уходят.
Толиного землеройческого пыла хватает от силы на час. Затем он возвращается, говорит, что пещера не получилась, и со смесью развязности и смущения заявляет, что нам с ним суждено провести вместе ночь. Кто бы сомневался. Куда ж ты теперь денешься, бесстрашный наш! Сейчас я рассчитываю на единственную пользу от его яхтсменства: водоплавающие не должны бояться холода и сырости. Случись после всех выходок истерика из-за внеплановой ночевки - это было бы совсем уж! Потому что пережить эту ночь с наименьшими потерями мы сможем только вместе. Никакой романтики - рассудочная борьба за выживание.
Основательно намочив нас, дождь прекращается.
Проясняется и холодает. Высыпают звёзды.
Ночной холод пощипывает лицо. Пар изо рта не даст соврать: градус тепла резко снизился.
Да, в одном лишь тонком трико, надетом поверх тонкого термобелья (да еще мокрая!), я прежде ни разу в ‘холодную’ не встревала. Ни черта, я обязательно выдержу! И не только не умру, но даже не заболею! Просто будет чуть труднее, чем в прошлые разы. Чуть больше терпения.
Из моего рюкзака (с лыжными палками внутри) мы с Толей устраиваем лавочку, на которой сидим рядом, согреваясь друг об друга то разными боками, то спинами. Время от времени встаем и делаем зарядку, но осторожно: на наклонной полке размахивать руками и ногами надо аккуратно.
Иногда тянет ветерок. По счастью, слабый. Стараюсь поворачиваться к нему ушибленной частью ноги: холод - анестезия. То, что надо при ушибе: покой и холод. Через пару часов обнаружила, что синтетическая одёжка практически высохла. Да, ‘это вам не х/б и не шерсть’!
Испытание холодной ночевкой Толя выдержал достойно. За предусмотрительного Самата я не беспокоилась.
…Родной мой и любимый, я осталась жива. Теперь при желании мы можем отмечать твой и мой ‘второй’ день рождения вместе. День, который я встретила на сыпушной полке, прижимаясь спиной к спине с человеком, едва не убившим меня.
Всю ночь над Горами висели созвездия и с запада на восток летели самолеты. На дне ущелья шумела река. На ее берегу до утра светился огонек в киргизской юрте. Мир жил своей жизнью.
На рассвете нашлись перчатки, которые я обронила в темноте, - они примёрзли к сыпухе.
…Если мама была хотя бы единственным человеком, кто молился за меня, для Господа Бога этого оказалось достаточно.
Тронуться в путь мы смогли не в 05, а только в 06 часов, когда совсем рассвело и стало видно землю. Вчера нам не хватило лишь полчаса светлого времени, чтобы спуститься на осыпи!
Все 12 метров расходных петель, которые я привезла с расчетом на четвёрки, остались на убойных стенках Гелинташа.
Сделав крюк, мы подобрали палки, брошенные Саматом и Толей у точки старта, и заспешили вниз.
На зеленых полях увидели две красные фигурки с рюкзаками и палками. Наши! Спасотряд - Лиукконен и Акбашев. Они долго не узнавали нас против солнца. Наконец, с криком: ‘Самат!.’ - Азатёнок бросился на шею своему инструктору. Потом они с Андрюхой обнимали нас, отпаивали из термосов. А потом мы все вместе спешили вниз по тропам - успокаивать остальной народ.
Какая-то незнакомая группа, которая уже в курсе нашей пропажи. База-3000: Варя, Сергей Александрович, Юра. Всеобщие объятия: ‘Слава Богу! Как мы за вас волновались!..’
-Михал Семёныч..
Левин резко привлекает к себе, крепко и коротко целует в губы, резко отстраняет. Секунда - глаза в глаза. Всё нормально. Жмёт руки мужикам.
-Ну?! Скажите хоть!
Толя порывается пуститься в живописный рассказ. Левин обрывает:
-Всё в порядке?!
-Всё в порядке.
Больше ничего не надо. Нас кормят и отправляют отдыхать.
Чтобы не подхватить какую-нибудь женскую проблему после ‘холодной’, я устраиваю профилактику по собственному методу: вытаскиваю на улицу коврик, надеваю все теплые вещи, забираюсь с головой в спальный мешок и в таком виде ложусь спать на солнцепёке. Нужно хорошенько прогреться. Временами просыпаюсь от жары, но тут же отрубаюсь снова. Молюсь о том, чтобы не заболеть. (Прогрев подействует, в результате до конца смены - ни соплинки!)
В районе полудня разбор полётов. Восхождение на Гелинташ группе не засчитано, так как после долгих индивидуальных и перекрестных расспросов Левин пришел к выводу, что вместо 2А мы пролезли там, где много лет назад некто по фамилии Нецмех просил у него засчитать первопроход четвёрки. (Так вот откуда крюк в стене!..) Кстати, четвёрку этому Нецмеху тоже не засчитали, с формулировкой ‘это маршрут нелогичный, и вообще это не маршрут!’ - почти слово в слово, что я всю дорогу твердила Аскарову.
Нам рассказывают, как тут готовились просить у киргизов труповозную лошадь, описывать наши пожитки и вызывать родственников. Как спасотряд вышел снимать с горы нас или то, что от нас осталось. О смерти альпинистов Левин говорит без эмоций - больше полувека в горах. Должно быть, так же спокойно он инструктировал ребят о том, как правильно (когда найдут) разбирать перепутанную веревку, закрывать наши лица, разгибать и укладывать окоченевшие тела. А сам - оставшиеся на базе видели - глотал таблетки до тошноты, потому что наша группа не вернулась с восхождения. Вот так же бесстрастно он перечисляет, встречая знакомые фамилии в книжках или отчетах, кто где когда и как погиб из его знакомых. Многие его истории заканчиваются фразой: ‘Это было последний раз, когда я видел его живым’. Долго он в Горах, слишком многое видел. В холодноватых светло-карих глазах - если любовь, то без нежностей.
Речь о нас как о неживых слушается отстранённо. Без страха, без удивления. Нам повезло.
-Киргиз на лошади проехал, посмотрел - никто под горой не лежит, - взволнованно рассказывает Юра. - Михаил Семёныч говорит: ‘Завтра пойдёте искать, наверно, в скалах лежат’. Я поздно вечером говорю: ‘А может, ещё надежда есть?’ А он: ‘Уже никакой!’.
-А сам вчера столько лекарств наглотался, я видела, - шепотом добавляет Варя, - аж ему плохо было. Только показывать не хотел, как сильно за вас переживает. Мы все тут волновались!
-Но мы всё равно верили, что вы живы!
Я думаю о том, что М.С. нарочно готовил ребят к самому худшему. Чтобы учились. На всём, даже на этом. И что, проговаривая для них вслух свои страшные инструкции, он тем самым про себя включал охранную магию - чтоб НЕ СБЫЛОСЬ.
-Не представляю, как ты там ночь просидела! Я бы не смогла.
-Ты СМОГЛА БЫ, Варюш. А куда б ты делась?.. - чтобы отвлечь ее, принимаюсь расхваливать выявленные на практике неоспоримые преимущества маленького бюста перед большим (в аспекте длительного зависания альпинистки в веревочной петле). Через минуту мы громко всхлипываем - теперь уже от смеха.
Слишком дёшево было бы там умереть - на 2А, в компании пары пофигистов!.. Яростное спокойствие от этого помогло мне выдержать.
( 2007 г. _Фрагмент путевого дневника «Три ‘пинка’ от Киевлянки»)