И узрел он, что все воспоминания об этом мире, хранящиеся в его голове, оказались подложными.
Первое, что поразило Моргана – это темнота. Не та милая и дразнящая темнота, что бывает летней ночью, и даже не тяжёлый и мягкий, как пуховое одеяло, мрак глухой январской полуночи.
Земля и небо сливались в одну огромную чёрную занавесь. Привыкающее к темноте зрение Моргана едва различало мутную линию горизонта.
Он не увидел в этом месте небесной голубизны. Лишь безысходную темень, на которой не было видно ни луны, ни звёзд, ни манящей космической дали.
Он не увидел цветущей зелени. Лишь иссохшая, тёмно-серая земля раскинулась на всё обозримое расстояние вокруг. Земля, перемешанная с кусками бетона, асфальта и ржавого, покорёженного металла.
Второе, что изумило Моргана – это звук. Отвратная смесь из безумных криков, воплей и стенаний, глухих взрывов и лязганья железа, рычания и воя, хоть и приглушённая расстоянием, вызывала острое чувство тревоги и незащищённости. Эта симфония дикости и хаоса доносилась отовсюду; но не было видно никого и ничего, кроме дальних отблесков большого огня. Морган мимолётно подумал, что надо бы их проверить. Хотя очень не хотелось.
Третье – холод. Холод, который Морган Штерн никак не мог привязать к своим воспоминаниям о Солнце – большом, живом и горячем Солнце. Дыхание вырывалось из груди плотными клубами пара, а усы и борода на лице Штерна покрывались инеем. Он чувствовал, что его новое тело способно выдержать эту стужу, но что-то внутри подсказывало, что хрупкие тела тех, кто жил в этом месте раньше, не были настолько выносливы.
«Даже ночью видны звёзды и луна. Разве что небо сплошь заволокло тучами.» - подумал пришелец. Ему не хотелось верить, что выживший из ума Якриш сказал правду, что Солнце погасло. «Если горит огонь – то должны быть и живые существа!» - заключил Морган и решительно двинулся к пламенному зареву, которое горело особенно ярко где-то вдали.
Он шёл не так долго, когда наткнулся на первый труп.
Человеческое тело лежало лицом вниз, протянув руки вперёд. Кем бы этот человек ни был, он пытался двигаться до самого конца.
В него стреляли сзади. Из луков или арбалетов. Обломанные древки стрел торчали из спины, одна стрела – прямо из затылка. Никаких признаков, по которым можно было бы опознать беднягу – тело было обожжено до костей. Уцелели лишь ступни с крепкими на вид ботинками.
Мысленно пожелав мертвецу удачного путешествия в другие миры (и попутно удивившись возникновению такой мысли), Штерн стащил с него ботинки и обулся; сам он был совершенно бос, а земля вокруг была испещрена острыми осколками стекла и металла.
Он больше не останавливался у мёртвых тел – слишком уж много их было разбросано по всей земле. Сожжённые, заколотые и изрубленные, застреленные из луков или огнестрельного оружия, обглоданные до скелета. Не только люди – отвратительного вида звери тоже валялись повсюду, разлагаясь под безнадёжным небом. Их клыки и когти были ненормально большими и искривлёнными под немыслимыми углами. Из широких и круглых спин торчали шипы и металлические лезвия, которые будто бы росли из их плоти. Искажённые морды, мускулистые лапы и обрубки хвостов завершали их неестественные образы. Такие твари вряд ли пройдут мимо, учуяв запах жизни. Морган Штерн невольно стал сжимать оружие крепче, а оглядываться стал внимательнее.
И не зря. Взгляд вдруг уловил движение многих фигур в стороне. Слух, настроившись на это направление, различил среди общей какофонии крики, исходящие от фигур. Было непохоже, что там кого-то убивали – крики были скорее торжествующими. «Быть может, новые разумные племена устроили обряд…» В любом случае, когда-нибудь придётся познакомиться с местным населением, решил Морган, и, крадучись, стал подбираться к шуму и движению.
Спрятавшись за тихо горящим остовом какой-то бывшей машины, Морган прислушался ещё раз. И сейчас ему показалось, что к торжеству в диких криках прибавилось некое побуждение. Призыв совершить что-то.
Мужчина осторожно выглянул из укрытия и увидел большой камень. Этот камень, будто стену крепости, окружали человеческие фигуры. Но, приглядевшись к ним, Морган Штерн раз и навсегда отказал этим существам в имени человека.
Почти вся их кожа была покрыта ожогами. Красные и чёрные пятна складывались в примитивные рисунки на их телах. Из туловищ, рук и ног, в точности как у тех зверей, торчали куски металла и, показалось Моргану, отростки костей. Но главное – лица. Можно ли представить себе человеческое лицо, в котором не осталось ни капли человеческого?
Раздвоенные, уходящие в разные стороны носы, идеально круглые, сплошь чёрные глаза (у некоторых по три или четыре), уродливые, от уха до уха, рты с выдающимися наружу кривыми зубами. И на всех этих сожжённых огнём лицах, которые только Морган мог разглядеть, была чистая, без иных примесей, возбуждённая ярость. Желание убить, разорвать собственными руками, допьяна напиться крови.
Отвратные гуманоиды толпились вокруг камня, толкались, рычали и замахивались друг на друга дубинками, горящими факелами или кулаками. И все как один они кричали в сторону камня, воздев уродливые головы.
И тут только зрение Моргана сумело различить в безумной пляске огней, что на вершине скалы кто-то есть. Кто-то, кто мечется и ищет пути к отступлению, возможность сбежать; но камень был окружён. Изредка стрела или арбалетный болт ударялись о края скалы и отскакивали; фигурка на камне припадала к его поверхности. Тут для Моргана всё стало ясно: уродцы загнали это существо в тупик и скоро, несомненно, убьют его.
Стараясь разглядеть жертву дикой охоты получше, мужчина всё больше высовывался из своего убежища, рискуя быть замеченным. Казалось, это был зверь, ходящий на четырёх лапах, и к тому же покрытый кожей или шерстью светлого цвета. Когда он ложился, уворачиваясь от стрел, в воздухе на мгновение мелькал длинный хвост. Когда же зверь вновь выглядывал, можно было заметить торчащие на макушке головы большие уши.
Морган Штерн смотрел, не зная, что ему стоит делать. Лучшим решением казалось тихонько покинуть это беспокойное место и дать охоте завершиться…
Но вдруг загнанный зверь, высунувшись, посмотрел прямо на Моргана. И словно волна тёплого воздуха ударила ему в голову.
«Воин… дитя Солнца… помоги своему сородичу. Я не протяну долго.» - зазвучал внутри мужчины обеспокоенный низкий голос.
Морган Штерн не сомневался ни секунды. Твари, в которых не осталось ни капли Солнца, хотят убить одного из его детей, такого же как он, Морган… Иначе как бы он смог услышать его зов?
Крадучись, пользуясь тем, что дикари были слишком уверены, что им ничто не угрожает, мужчина, сжимая копьё, стал приближаться к стрелкам, стоявшим поодаль от скалы. Голос зверя подбадривал и направлял. «Вот так… Убей стрелков – с остальными мы справимся… Бей в шею, не задумываясь. Они не услышат.»
Первый лучник на пути Моргана отстоял от остальной толпы действительно далеко, тщательно выцеливая жертву, натянув тетиву до предела. Штерн осторожно поднялся прямо за его спиной, беззвучно выдохнул и, размахнувшись, вогнал лезвие копья в спину стрелка. Тот забулькал и отпустил тетиву; стрела пролетела высоко над скалой. Кажется, и правда никто не заметил. Толпа всё так же возбуждённо плясала и ухала в танце неутолимой ярости.
Второму стрелку, что занял удобное место на холмике ещё дальше от основной массы охотников, Морган начисто снёс лысую голову с торчащим посреди макушки козлиным рогом. Увидев, сколь сильным вышел удар, мужчина удивлённо посмотрел на свои руки. «Ты силён, Воин… как сильны все дети Солнца… Стрелков ещё трое, и они совсем близко ко мне. Напади на них, и я смогу спрыгнуть в бой, не рискуя получить стрелу.»
Прокравшись ещё немного, Морган Штерн встал и вытянулся в полный рост. В нём закипала жажда боя, огонь, что можно погасить лишь кровью. Вертя копьё в руках, он двинулся на последних стрелков отряда.
Они были ошеломлены. Размашистым ударом Морган перерубил натянутый лук одного из них ровно посередине. Из горла другого вырвался крик, но оборвался на полпути; Штерн опустил свистящее лезвие на его ключицу и развалил его туловище до пояса. Копьё легко вышло из ужасной раны и вновь завертелось, заплясало, обрызгав исказившиеся от ужаса и ярости лица дикарей каплями чёрной крови. Они отпрыгнули, мгновенно вытащив из-за поясов длинные ножи.
Тут, словно нежданный белый ветер, со скалы спорхнуло существо, говорившее с Морганом внутри его головы. В прыжке оно издавало негромкое, но отчётливое рычание. Охотник с перерубленным луком пал, поверженный белым наскоком, и захрипел: зверь вцепился в его горло.
Не теряя времени зря, Штерн атаковал последнего стрелка, что бросил лук, но не собирался сбегать от боя; трусами эти обожжённые явно не были. Но длина копья Моргана решила исход их поединка – оно мигом выбило кинжал из его руки, а затем с чавканьем врезалось в его голову сбоку.
Мужчина мимолётно удивился во второй раз, вытаскивая копьё из расколотой головы врага; где и когда он научился сражаться? Но думать времени не было: на него и на белого зверя надвигалась толпа в полтора десятка разъярённых не-людей.
«Легче, чем тренировка! Используй внутренний огонь!» - ответил зверь на вопрошающий взгляд Моргана и тут же ринулся в бой. Морган на миг невольно залюбовался им: он плавно переступал четырьмя длинными лапами; спина его красиво изгибалась, играя мускулами. «Он похож на кошку» - пронеслось в голове, но что есть «кошка» не было времени вспоминать, и Штерн, издав неожиданный для самого себя боевой клич, побежал вслед за союзником.
А он явно знал, как «применить внутренний огонь»; сам Морган не понял его совета. Из оскаленной пасти зверя вырывались языки настоящего пламени, они же плясали на выпущенных когтях. И, когда «кот» полоснул ими первого врага, явственно запахло палёной плотью.
Дубины, которыми были вооружены самые крупные и сильные дикари, элита среди более мелких собратьев, не смогли бы достичь Моргана, даже двигайся он вдвое медленнее. С тяжёлым свистом пролетали мимо него утолщённые, обитые железом концы дубинок, а он нырял под них или резко уходил в сторону, мгновенно контратакуя. Первый громила с тремя толстыми руками упал с длинной раной на боку. Второй, размахнувшись слишком сильно, вместо Штерна ударил другого дикаря, который не успел и взвизгнуть. Промахнувшийся же сразу лишился половины руки и заревел не хуже раненого быка.
Они больше не атаковали в лоб. Умные твари решили зайти со всех сторон и в удачный момент всадить нож в спину. Белый зверь не мог помочь, осаждённый сразу четырьмя врагами.
«Солнце – оно в тебе! Освободи огонь!» - рыкнул его голос будто бы прямо в ухо Штерну. А тот всё крутил и размахивал копьём, стараясь не подпустить ни одного из скалящихся на него дикарей.
Вдруг – будто коварная оса ужалила его в левое ухо. Один из уродов поумнее нашёл лук убитого соплеменника и выстрелил, выбрав момент. Стрела лишь по везению порвала ухо. Чуть в сторону – и конец бою для Штерна. Конец его недолгой жизни в этом обожжённом мире.
Опаляющие боль и гнев заполонили тело и разум Моргана Штерна. Заполонили и вышли за края, выплеснулись, подожжённые яростью. Морган наконец почувствовал огонь в себе.
Осталось лишь освободить его и сжечь врага дотла.
Дикари отшатнулись, на сей раз все до одного в неподдельном страхе. Их недо-лица вдруг стали отчётливо видны в окружающем мраке.
Копьё Моргана и его руки – до самых локтей – пылали. Пылали невиданным огнём, чьи языки были окаймлены дразнящей оранжевой полосой, берегущей золотую сердцевину.
Штерн смутно помнил, что происходило потом. Ни один из охотников не убежал, хотя многие пытались. Копьё секло их тела, как горячий нож резал бы масло. Морган рубил направо и налево, не замечая, что кинжалы тычут его в спину – не проникая, но отскакивая от его кожи, высекая золотые искры. Нет, они не были для него противниками. Сила сверх всякого естества и пробуждённый огонь смогли бы сокрушить толпу и впятеро больше этой. И враги пали один за другим.
Битва была выиграна, копьё перестало пылать. Но огонь будто бы обжёг и самого Моргана. Снаружи – всё его тело ныло и болело, разорванное ухо беспощадно саднило; изнутри – он более не чувствовал ни желания идти в бой, ни идти куда-то вообще. Зверь, выглядевший столь же истощённым битвой, сел рядом с опустившимся на землю Морганом. Теперь мужчина мог лучше рассмотреть того, кого бросился спасать столь безрассудно, ещё не зная своих сил.
Его шерсть не была так белоснежна, как казалось сначала. Пыльная и местами свалявшаяся, кое-где она была опалена, а где-то – испачкана в крови. Намокшие алые пряди шерсти свисали с подбородка. Через приоткрытый рот, откуда торчали блестящие кошачьи зубы, рвалось наружу прерывистое дыхание усталости. Над широким носом, тоже измазанным кровью, блестели круглые глаза. И только эти глаза убедили Штерна, что голос в его голове не был лишь плодом возбуждённого воображения. В них жил разум не хуже его собственного, жил, плескаясь в волнах утомлённого солнечного света.
«Ты очень силён, воин. Таким огнём не повелевает ни один из знакомых мне детей Солнца. Ты спас мой огонь и отныне он твой верный друг.»
- Кто ты? – еле слышно проговорил Морган. Он чуть было не упал на спину, не в силах даже сидеть, но кот (воспоминания о больших кошках былого мира пришли к Моргану, пока он разглядывал зверя) поднырнул под его дрожащую руку и стал его опорой. Мягкость шерсти и тепло тела показались мужчине уютней самого роскошного ложа.
«Я есть то же, что и ты. Мы оба рождены от солнечного света и питаемы им, хотя само Солнце давно ушло. Но ты – не дитя этой земли, хоть и находишься в теле настоящего человека… Тебе есть куда пойти? Я могу отвести тебя к братьям.»
- Да… потом… Мне нужно поспать. – и Морган Штерн провалился в глубокий сон, где мрак и холод пали под натиском всепоглощающего света и золотого пламени.