Ярчайший до белизны огонь окутывал взгляд плотным светом. Свет этот не слепил и не пронзал, но подбадривал, подпитывал. А потом и свет, и огонь внезапно и безнадёжно погасли, оставив всё во тьме.
Открыть глаза!
Он очнулся в какой-то хибаре. Нет, даже не так – это была тесная комнатка, вырытая в земле. С земляными стенами и земляным полом без ковра. Две лежанки, на одной из которых располагался он сам. Маленький, грубо сколоченный стол. Глиняная урна. Отверстие в стене, в которой тихонько потрескивал малый костерок. На этом убранство комнаты заканчивалось.
«Где я? Кто я? Кто этот старик?»
Обыкновенные вопросы, спеша вперёд друг друга и сталкиваясь, заполонили голову новорождённого. Откуда бы ему знать язык, если он сам появился на свет буквально в предыдущий момент?
Старик был чрезвычайно тощ и костляв. Словно пустынная колючка – его очертания были острыми, серыми, иссушёнными. Длинная чёрная трубка, испускающая столь же чёрный, горький дымок, лишь дополняла образ. Старик пялился в стену безо всякого выражения в тускло блестящих глазах.
Новорождённый приподнялся на локтях. В голове шевелилась некая память о том, какими должны быть новорождённые. Мелкими, слабыми, жалобно кричащими. «Мы не хотели сюда приходить! Верните нас обратно!» Он же был уже взрослым человеком.
Прикоснувшись к подбородку, он ощутил приятную жёсткость щетины. Проведя ладонью от лба к затылку и вниз по шее, он ощупал длинные прямые волосы, спускавшиеся до плеч. Беглое прикосновение к груди под пыльной рубашкой известило о том, что волосы есть и там.
Терпкий запах дыма вдруг вызвал резкое желание, перебившее все остальные его мысли.
- Есть ещё табак?.. – первые слова вышли хриплыми и торопливыми.
Старик вздрогнул всем телом и посмотрел на мужчину так, будто тот был невообразимым чудовищем, невесть откуда взявшимся в его землянке. А потом, молча, но заметно волнуясь, протёр конец трубки спутанной пыльной бородой, встал и, подойдя, протянул трубку к самому лицу мужчины.
- Втяни полной грудью. Это должно помочь. Помочь тебе полностью войти в тело.
Голос старикашки тоже был хриплым, будто горло его было забито песком. Было видно, что он давно ни с кем не говорил, а его суетливые движения только подтверждали это.
Чёрный дым оказался ещё крепче, чем ожидал новорождённый. После первой затяжки он закашлялся, но тёплое ощущение, разлившееся по всему телу, заставило его втянуть дым ещё несколько раз.
Мысли стали более ясными, встревоженное тело начало расслабляться, глаза позволили намного чётче видеть предметы вокруг. Чудесный табак действительно помогал.
- Ну… Расскажи мне обо всём, - решил начать новорождённый.
- О чём тебе рассказать? О дыме от моей трубки, что когда-то оплетал целые планеты и становился их кольцами? Или о том, как я решил прожить жизнь в теле человека и познать радость солнечного света?.. Вру; я не помню, зачем пришёл сюда, как и ты.
- Не похоже, чтоб ты любил Солнце. Мы ведь под землёй?
Мужчина удивлялся себе. Его мысли как-то сами собой обретали форму в словах, а слова сами выходили изо рта. Смутные воспоминания, приходившие из ниоткуда, роились в его голове.
- Ха-хххха-ххаааахххх… - подавился невесёлым смехом старик. Клубы чёрного дыма запутывались в грязной бороде. – Стоило мне прийти сюда, как Солнце погасло!.. Человек не может жить без света, но я и не человек… а все люди, которых я знал, либо погибли, либо изменились до невозможного. Учёные старых времён сказали бы – приспособились… Я же говорю – они одичали, стали ночными зверьми, чудовищами из мрака и грязи… Кто знает, может быть, они всегда такими были, да только Солнце не давало им дичать…
- Что же… что же я здесь делаю?
- Откуда мне знать? – хриплый голос звучал теперь спокойно и размеренно. – Я нашёл тебя на поверхности и сразу узнал в тебе своего – пришельца, возжелавшего себе человеческую жизнь. Вот только людская память слаба, и ты никогда не вспомнишь, кем был до всего этого… Ха-ха-ха… Кто знает, что тебе здесь понадобилось, если уж само Солнце покинуло это место?
Старик пару мгновений смотрел в лицо мужчине, будто ожидая, что тот что-то вспомнит и расскажет ему, но, не дождавшись, вновь уставился в стену стеклянным взором. Мужчина наморщил лоб, а затем встал с лежанки. На столике нашлось несколько сухих и сморщенных плодов и кусок дочерна зажаренного мяса. Он съел всё; старик не протестовал.
- Я ухожу.
- Конечно же. – промолвил старик, не отводя взгляда от стены. - Жизнь под землёй не твоя жизнь, не за тем ты пришёл сюда… Возьми копьё, оно стоит у входа. Я сделаю себе другое. Наверху тебя, скорее всего, прикончат и с ним, но не могу же я отпустить гостя безоружным… И да, используй огонь. Один вид ребёнка Солнца невыносим для них. Иди. Если выживешь, навести старину Якриша ещё разок… когда-нибудь…
Трубка Якриша погасла, а глаза его медленно закрылись. Уснул он или умер – мужчина не знал и не собирался выяснять. Хорошо бы узнать у него своё имя, да вряд ли он его знает, и времени совсем нет – что-то гнало пришельца изнутри, будто он боялся куда-то опоздать.
Копьё было красивым: длинное и гладкое, с широким наконечником-лезвием из тёмного металла. Таким можно и рубить, и колоть. Взяв в руки оружие, мужчина ощутил отклик внутри. В голове пронеслась вереница будоражащих образов: боевой клич, срывающий голос до хрипа, нацеленное в грудь врага копьё, ощущение его жаркого дыхания при тесной схватке, вкус его крови после победы…
Наверх вела длинная-длинная лестница, чьи высокие ступени врезались в земляные стены тоннеля. Пришелец шёл, постукивая древком копья по ступеням с каждым шагом.
Тук-тук-тук-тук… Клак!
Длинную череду глухих стуков завершил звонкий вскрик металла. Последняя ступень отливала металлической синевой и переходила в огромную круглую дверь. Она была сплошь исписана углём. Слова, стихи, рисунки… На наибольшей высоте, куда старый Якриш только мог дотянуться, был изображён большой круг, испускавший полосы-лучи, ниспадавшие на всё, что было ниже.
«Солнце» - короткое слово на миг осветило голову мужчины изнутри.
Два других коротких и непонятных слова бросились ему в глаза среди толпы других. Резкие и звучные, они ему приглянулись.
«У меня нет имени. Что ж, я сам нареку себя… Да будет так – моё имя отныне Морган Штерн.»
Дверь была наглухо заперта изнутри. Покрутив несколько проржавевших колец и с трудом отвалив в сторону массивный засов, Морган Штерн приставил ладони к двери. Она поддавалась медленно, тяжело, неохотно. Морган закрыл глаза, чтобы открыть их, когда дверь достаточно широко отопрётся. Он хотел быть готовым узреть зелень растений и безупречную голубизну небес над ними…
В один момент дверь неожиданно легко растворилась на целую треть.
Вдох… Открыть глаза!
И узрел он.