Назад, Глава 4. Сухой лист: http://www.proza.ru/2018/03/29/789
Муми-папа обернулся к своей семье и сказал:
– Уверен, мы выберемся отсюда.
– Конечно, выберемся, – ответила мама. – Я сижу здесь и жду, когда
появится наш новый дом. Лишь у негодяев всё плохо кончается.
Туве Янссон, Опасное лето
На общее счастье, Бэмс быстро бегал. Даром, что в училище вожжевания преподавал. А на общее потому, что если б то было не так, то всем этим клаашам было бы не особенно лучше, чем ему, несмотря на то, что они, судя по их количеству, его бы победили. А Онноварр радовалась, что её птенцы живы, хотя и слабы. Да и Бэмс, хотя многое было пока что плохо, всё же радовался, так как был ещё шанс, что станет всё хорошо.
Потому что они сидели теперь в новом гнезде Онноварр и прятались. Не смейтесь пожалуйста. Шваркенбаум и не думал прятаться или каким-либо иным образом восседать в вороньих гнёздах. Просто это было не совсем обычное гнездо, – то была ниша или маленькая пещера, совершенно незаметная во всех этих камнях и скалах, великолепно устроенная и совсем новая, то есть ещё никому из этих рыскунов не известная. Ко всему прочему попасть в неё можно было лишь с большого разбега. А так как у Шваркенбаума оказался очень прочный кулак, неизменно издававший плотное «бум» при встрече с пытавшимся зайти в гости очередным прыгуном-клаашем, то проникнуть в неё могла бы попытаться лишь какая-то птица, но воссы и нлиифы, как известно, летают ночью... Правда, вечер уже близился, клааши, досконально изучившие «бум» и уставшие утюжить собою воздух и цепляться за кустарник и выступы стены под пещеркой, занимаясь спасательным скалолазанием, всё равно ходили кругами, лязгали множеством зубов и роняли слюни, и было вообще непонятно, что ж тут можно поделать. Но бравые беглецы сидели в уютной пещерке: Онноварр отпаивала своих птенцов отваром малины, Бэмс жевал отлично подсушенные хлебные сухарики, и все были прекрасно счастливы.
– Слушай, – сказал Бэмс примерно через час, – ну и хлама у тебя тут... Всё набито какими-то перьями, тряпками, кожами... Ты что, мастерскую по изготовлению подушек устроить хотела?
– Ага, – ухмыльнулась Ноючча. – Только вот мордензии не смогла раздобыть.
– Ну-у, а ты думаешь как, – нарочито иронически повертел головой Бэмс, – раз-два – и всё что ли?.. – и, помолчав, сказал уже без улыбки: – Ладно. Всё это хорошо, но мне надо отсюда как-то выйти. Вот надо, и всё. К тому же у меня там, в ущелье ещё одно... гм... В общем, есть ещё хоть какой-то способ, кроме того, чтобы прыгнуть в пропасть или раскачаться и нырнуть в гущу клаашей?
– Ну, – задумчиво проговорила Онноварр, почёсывая пером клюв, – есть тут одна такая возможность... Только требуется некоторое умение, часа два времени и куча терпения. Как, подходит?
– А, давай! – махнул лапой Шваркенбаум.
– Ну, хорошо, – сказала Ноючча. – Давно я хотела попробовать... Ты летать-то умеешь?
Когда Бэмс пришёл в чувство, то есть перестал безудержно ржать, хлопать себя лапами по коленкам, скрести песок, фыркать, стонать и плакать весёлыми слезами, Онноварр пояснила:
– Ну, в смысле, парить в воздухе с помощью чего-нибудь?
– А, – сказал Бэмс, ещё смеясь и плача. – Так бы сразу и сказала...
И они сделали ему крылья. Бэмс связал каркас из ветвей растущего рядом с пещеркой кустарника, а Онноварр оплела его перьями, которых, как мы уже заметили, она запасла здесь с избытком, видимо, надеясь вырастить в этих апартаментах не одно поколение воронят, которые вырастут, конечно, столь же учёными, как и их мама.
На прощанье Бэмс, пряча улыбку между ресницами, спросил:
– Слушай, Ноючча... а это случаем не ты... тот ворон, который... ну, этот... – и, поясняя, передразнил: – «Новая мо, новая мо...»
– Nevermore, – с улыбкой поправила Онноварр. – Нет, не я. К тому же там был ворон, а я, как видишь, ворона.
– Ну да, вижу... – ухмыльнулся Бэмс, но потом лицо его страдальчески сморщилось. – Прости, что я ухож... мне просто нужно помочь...
– Да я понимаю, – грустно, но светло опять улыбнулась Ноючча. – Сама же я виновата...
– Ладно, – без всякой улыбки сказал Шваркенбаум, что есть внимания глядя в грустные вороньи глаза, – давай тут... держись... Мы вернёмся.
– Хорошо, – ответила Ноючча, и хмурый клов, подступив к краю и оттолкнувшись, нырнул в пустоту.
И ахнувшие хором клааши, разинув рты, смотрели ему вслед. Он не сразу раскрыл крылья, желая поскорее отлететь подальше от этих морд, и это всё же было ошибкой, потому что усиливающаяся скорость движения ударила ему в плечи, когда он наконец решился раскрыть их с Онноварр изделие. Он заскрипел зубами, но удержал лапы в нужном положении. От их с вороной наскоро слепленного изделия полетели какие-то фрагменты, но в целом оно осталось на плаву, то есть, простите, на лету. Да. И всё-таки он летел. Он парил на искусственных крыльях, не очень медленно, но полого нисходя к их Бобританскому граду.
Онноварр улыбнулась и отошла от края вглубь ниши. Что теперь будет? Уже вечер и скоро ночь, когда воссы и нлиифы смогут выйти на свои воздушные тропы... Клааши, окружавшие подходы к обрыву возле её пещерки, нестройно галдели. Она прислушалась. Было ясно, что после того, как Бэмс достал птенцов, они поняли, что пропустили появление в их колодце-ущелье ещё кого-то, только они не знали, кого именно и с какой целью тот неизвестный к ним ввалился. И теперь они рассуждали, что предпринять: сидеть ли и ждать здесь ещё неизвестно чего вокруг этой бесполезной вороны и тем обескровливать внутреннюю охрану или вернуться и помочь своим в разыскании неизвестного. Клааши, по своему тёмно-долинскому обычаю, ничего не могли решить, а никого из способных дать им совет или приказ не появлялось, и они всё сидели и судили, рядили, рассуждали и судачили, пока не настал вечер и не прилетел Безымян Мясовилов, главный нлииф внешней охраны, и велел бросить бесполезную ворону и всем в срочном порядке возвращаться в Каменные недра... С тем они и ушли.
Онноварр подождала некоторое время и, видя, что путь в самом деле теперь свободен, посадила детей всё в ту же сетку и почла за лучшее удалиться.
А Бэмс Шваркенбаум уже что есть мочи нёсся к своему дому, ломая на своём пути все лопухи и кустарники и протаптывая в густом подлеске обширную тропу. Крылья он оставил там, где приземлился. Хотя... это сказано с некоторой натяжкой, поскольку закончил он свой полёт на высокой сосне, застряв в её кроне плетёным их каркасом.
– Ну надо же... – нарочито грубым голосом произнесла Тэрпа, увидев вывалившегося на полянку перед домом супруга. – Не прошло и полгода.
Он застал её за выхлопыванием половиков; она вообще всегда начинала заниматься уборкой, когда волновалась. Потому Бэмс сел на завалинку у дома и стал дышать. Медленно и спокойно, так, чтобы восстановить...
– Эй, что ты там пыхтишь, – раздался голос Тэрпы уже из дома. – Иди, картошка стынет...
Бэмс поплёлся в дом. Тэрпа взглянула на него и уронила тарелку.
– Ты потерял Бобриэль? – прошептала она.
В её глазах было столько ужаса и слёз, что лицо Бэмса сморщилось и он с размаху сел на скамейку.
– Нет, нет, не плачь, пожалуйста, – он глядел на неё снизу вверх, а пальцы его вцепились в стол так, что что-то хрустнуло, – мы найдём её...
Он даже не пытался встать – так дрожали лапы. Всё-таки пробежать марафонскую дистанцию с рекордом училища вожжевания вам не шутки. Не говоря уже о его личном абсолютном рекорде воздухоплавания, потому что летал он в первый раз в жизни.
– Ладно, – усталая Тэрпа плюхнулась на скамейку рядом с Бэмсом и опустила ему на плечо голову. – Рассказывай, что случилось.
И Бэмс стал рассказывать. Само собой, не с самого начала. Тем более, что в этом самом начале (да и в середине тоже) было, как девчонка Бобриэль оставляла с носом двух опытнейших своих учителей. И он рассказал Тэрпе, что вынужден был уйти в надежде на то, что Бобриэль не сразу обнаружат, и он успеет привести подмогу. Может быть, они с Онноварр хорошо отвлекли на себя стражницкие силы, и Бобриэль смогла затаиться или даже уйти.
– Да... – задумчиво сказала Тэрпа, накручивая прядку волос на палец. – Наверное, ты правильно поступил. И... О, – заметила вдруг она. – А вы тут откуда взялись?
А просто все три их про-кловеранца выглядывали из-за косяка. Поняв, что замечены, они вышли на обозримое пространство и выстроились перед родителями, словно футболисты в стенке перед штрафным ударом.
– И давно вы тут? – решил спросить и Бэмс, поскольку те молчали.
– С того момента, как ты начал рассказывать, – серьёзно, даже немного угрюмо ответил старший, Эниктир, Никта или, как его часто звали, Никто. – Когда выходим?
– Гм-гм, – медленно произнёс Бэмс и посмотрел на Тэрпу.
Та, тщательно скрывая улыбку, отвернулась и пошла в сторону кладовки.
– Я соберу вещи, а вы пока... – сказала она через плечо, роясь в своих ящиках.
– Мам, какие вещи? – перебил её маленький Лепто. – Разве у нас есть время?
Тэрпа обернулась и грустно посмотрела на своих малышей, ставших уже совсем взрослыми. В лапах её были какие-то пакеты, она продолжала держать их. Она хотела что-то сказать, открыла было рот, но потом, вздохнув, снова закрыла его и, жалко пожав плечами, положила пакеты на место.
– Мы не знаем, – тихо сказал Бэмс. – Мы ничего точно не знаем.
– Тогда давайте пойдём, – решил подать голос и средний, Герсо. – Так, как будто у нас времени нет, а надежда – есть...
И все, услышав это, невольно улыбнулись.
– Что? – надулся Герсо. – Я что-то не так сказал?..
Через минуту они уже лёгкой, но твёрдой и решительной рысью двигались вслед за Бэмсом, показывавшим дорогу. Они решили больше никого с собою не брать, ведь большим отрядом и не очень-то хорошо идти, поскольку и собирать его долго (ведь уже ночь на дворе), и, главное, воссы с нлиифами тут же заметят толпу. В таком-то хоть количестве удалось бы незаметно добраться...
И они шли.
Шла и Бобриэль, – медленно, осторожно. Всё было иным, хотя и подобным прежнему. Чем дальше она уходила вглубь горы, поднимаясь по узкой и кособокой лесенке, то и дело заваливавшейся то вправо, то влево, тем полнее и глубже делалась темнота. И тут случилось вот что...
В этот момент Бобриэль как раз хотела вскрикнуть, но удержалась. Ведь пока она миновала эти несколько развилок, перекрёстков и ответвлений, каждый раз наугад выбирая, куда повернуть, ей не раз слышались где-то рядом какие-то голоса и звуки, виделись уходящие в стороны или как-то иначе тени, за которыми, видимо, укрывались и какие-то существа... Но, кажется, она всё ещё оставалась незамеченной и неуслышанной. И это нужно было сохранить.
Так вот. Как я почти сказал, она оказалась на не просто развилке или чём-то подобном, а... как бы это описать... В общем, ход разделялся не на два или даже на три продолжения, а на целых четыре, притом, сам, продолжаясь дальше, оставался пятым. Но и это ещё не всё. Эти четыре ответвления ровно и выверено расходились вправо и влево, вверх и вниз.
Бобриэль, едва не ступив в пустоту, внимательно ощупала все четыре ответвления, оканчивая осмотр на том, что шёл вверх... И тут её лапа кого-то коснулась! Ну, знаете, камень же никогда не спутаешь с живым существом. Само собой, это было неожиданно, но она успела отдёрнуть лапу и занять оборону (зубы, когти и всё такое). И тут ко всему ещё и свет зажёгся. К счастью, он был совсем слабым, иначе это могло бы и ослепить. Нет, конечно, обороняться можно и вслепую, но лучше всё-таки... И она увидела бобра. От его головы исходил свет.
Так вот, как я уже говорил, в этот самый момент Бобриэль и хотела вскрикнуть, но сдержалась. Точнее, её сдержали. Потому что этот нахальный бобр зажал ей рот рукою! Своей немытой ла... Хотя нет, вообще-то, он оказался вполне даже не очень нахальным и в какой-то мере воспитанным. Потому что он сказал:
– Привет!
Точнее, прошептал. И тут же ему пришлось зажимать рот и себе. Потому что голос его предательски дрогнул, норовя перейти на смех, вот он уже и прыснул... но нет, успел перехватить. Видно, в самом деле смеяться в этих местах было опасно.
– Тфу, – прошептала в ответ Бобриэль. – Не вижу ничего смешного.
– Прости, – выдохнул бобр. – У тебя был такой вид... – и он опять затрясся, зажимая всего себя, чтобы не засмеяться в голос.
Да. Верно говорят, что всякое усилие должно быть умеренным. И от слишком большого усилия сохранить молчание он издал-таки звук, теперь уже заставивший Бобриэль трястись от безмолвного смеха с зажатым ртом и носом. Ну что ж. И прекрасно.
Когда наконец они смогли спокойно дышать и говорить (точнее, перешёптываться), Бобриэль спросила:
– Ты кто?
Бобр медленно спустился по своему ходу на её уровень, стараясь не свалиться вниз, и сел напротив неё, свесив в нижний ход лапы. На самой макушке у него горел фонарик, прикреплённый к голове ремешком. Он снял фонарик с головы и дал ей, сказав:
– На вот, сама посмотри.
– Ну, и что? – хмыкнула Бобриэль, обведя его светом. – Я и так знаю, что бобр. Я говорю: кто ты?
– А, понятно, – сказал тот и блаженно улыбнулся. – Меня зовут Бобриальтер. И, кажется, ты увидела меня здесь первым. Ведь так?
– Ну, и что? – опять сказала Бобриэль и покраснела.
– Да нет, само по себе это ничего особенного, – сделал улыбку поделикатнее Бобриальтер. – Просто в этих местах... Понимаешь... Если увидишь первым каменнолицего, или клааша, или воссу и нлиифа, или какую-нибудь мышучую леть, например... – он помялся и закончил: – В общем, постепенно становишься каменнолицым. Точнее, делаешься им быстрее. Потому что всё равно... – он замолчал.
Лицо его стало грустным.
– Быстрее чем что? – всё-таки спросила Бобриэль.
– Ну, не знаю... – вздохнул Бобриальтер. – Я вообще-то сам здесь недавно... Но, говорят, все рано или поздно становятся в этих местах такими.
– А кто говорит? – нахмурившись, спросила Бобриэль. – Значит, ты в этих пещерах не один такой... ещё не каменнолицый?
– Нет, нас пока много... – ответил бобр, и лицо его опять повеселело. – Но это не пещеры. Это – Ращепы.
– Что это ещё за Ращепы такие? – недоверчиво буркнула Бобриэль, вертя головой во все стороны.
– Потому что... сама потом поймёшь, – сказал Бобриальтер и тоже повертел головой. – Ага, – удовлетворённо заметил он. – Вот и она.
– Кто? – удивлённо спросила Бобриэль своего собеседника, но ответа не получила.
Зато увидела ещё одного бобра. Точнее, бобрунью.
– Ты что, не мог придумать места получше? – заявила она, сваливаясь Бобриэли на голову. – О! А это ещё кто? – выпалило это существо через минуту, инстинктивно отброшенное Бобриэлью и предупредительно пойманное Бобриальтером где-то на излёте в нижнее ответвление главной галереи. – Ты кого сюда притащил? Она ведь всю конспирацию разрушит! – шипело это взъерошенное чучело, сверкая во все стороны разъярёнными глазами.
Впрочем, её можно понять. Обидно всё-таки оказаться в таком нелепом положении – вниз головой, держимой за лапы двумя бобрами и барахтающейся в пространстве без всякой другой точки опоры. Стыд, позор и полное разрушение причёски. Что может быть ужаснее? А тут ещё и унижение авторитета. Так что, оказывается, ужаснее бывает.
– Может, отпустить? – ледяным тоном спросила Бобриэль.
– Э-э... лучше не надо, – проблеял вдруг Бобриальтер. – Подержим её так ещё минутку. Пока она успокоится.
– А что? Больно бьёт? – всё в тех окрасках интонации ухмыльнулась лучшая ученица училища вожжевания.
– Ну... как тебе сказать... в общем... да, – уворачиваясь от хвоста висящей бобруньи, промямлил Бобриальтер.
– Так что, может, я отпускаю и тогда посмотрим? – насмешливо продолжила свои вопросы Бобриэль.
– Нет, не надо, – вдруг перестав биться в лапах держащих, вздохнуло висящее вниз головой чудо. – Лететь долго придётся.
Бобриэль хотела ещё что-то сказать или спросить, наверное, насчёт смысла только что услышанных слов и того, что мы ещё посмотрим, кто полетит, как вдруг Бобриальтер погасил фонарик и ужасным шёпотом произнёс:
– Тихо.
Он больше ничего не сказал, но и без остального было ясно, что они услышаны кем-то ещё, и что этот кто-то непосредственно сейчас к ним приближается. А кроме того – что будет совсем не радостно, если он их найдёт. И Бобриальтер выпустил лапу бобруньи. Которая, само собой, стала падать вниз, по направлению этого хода, и Бобриэль ничего не смогла сделать, чтобы не полететь вслед за ней. Последним в убегантский ход прыгнул Бобриальтер.
Дальше, Глава 6. Ходу отседова со всех сторон: http://www.proza.ru/2018/03/29/1205