«Мама?!» - в панике металась мысль в голове у Женьки – Так эта ведьма моя бабушка?! Господи, спаси!»
А отец, явно забыв о её присутствии, со всех ног бросился навстречу пришедшей карге и принялся нацеловывать её в обе щёки, изборождённые глубокими морщинами.
- Этери! Подойди, обними свою бабушку! – обернулся он наконец к дочери, и та сделала шаг, но старуха тут же выставила перед собою клюку, недвусмысленно давая понять, что вовсе в этом не нуждается. Женька, пожав плечами, демонстративно развернулась и пошла к лестнице, вознамерившись подняться к себе в комнату, прежде всего потому, чтобы не ставить отца в ещё более неловкое положение и он понял сей жест правильно, поскольку позволил ей это сделать.
Во время обеда за столом, пожалуй, впервые за столь продолжительные праздники, никого из чужих не было. Отсутствовал и Леван, который вынужден был уехать в свою лётную школу из-за возобновившихся там занятий. Жене было непривычно видеть всех такими тихими, молча жующими выбранную еду, изредка и односложно переговаривавшимися между собой. Она нисколько не сомневалась в том, что всему причиной Эндзела, мать Вахтанга. Сидевшая сейчас во главе стола, она своим суровым взглядом гасила даже самые робкие всплески радости. Заметила Женя и то, что сегодня впервые за общим столом не было детей, кроме неё самой – их накормили отдельно. Малышей уложили спать, а Джумбер, заупрямившись, сам, по собственному усмотрению не пожелал присоединиться к общей трапезе. Хотела отказаться и она, но любопытство всё же пересилило, взяло верх над нежеланием увидеть бабушку ещё раз. Она сейчас сидела по правую руку от отца строго напротив старухи и исподтишка бросала на неё взгляды, не в силах сдерживаться, хотя прекрасно понимала, что ведёт себя не очень красиво. Да, что там? Прямо-таки вызывающе она себя вела, заведомо соглашаясь с любым осуждением за это. Но… Если бы хоть кто-то даже просто намёком сказал ей, что она является почти идентичным отражением той, кто была её бабушкой, ох как бы взвилась она, вопя от возмущения, хотя на самом деле это было именно так!
И не только внешняя похожесть, но и манера смотреть в упор при струной выпрямленной спине, резкость суждений и не торопливость высказываний выдавали в них несомненное родство. И та, и другая предпочитали молчание пустой болтовне; и та, и другая всегда и во всём стремились следовать согласно собственным решениям и мыслям даже в обход чужого мнения. Сама по себе подобная манера вряд ли могла бы считаться положительной характеристикой, но факт есть факт, а он, как всем известно, штука весьма упрямая… Конечно же, первым, кто подметил эту потрясающую схожесть ещё там, на севере, был Вахтанг. Не могла не увидеть очевидного и сама Эндзела ещё там, на пороге сынова дома, когда эта нахальная дерзость вместо того, чтобы опустить взгляд, уставилась на неё чуть ли не с демонстрацией собственного превосходства, развернув плечики и вздёрнув хорошенький носик… Вот и сейчас... ишь как посверкивает глазками-то… характер… Мой характер! Молодец Вахо – это дитя лучшее, что проросло из твоего семени. Видно, почва-то была правильной… Эх, вот как аукнулась моя ошибка-то… Ну, ладно хоть то, что он сумел заманить девочку сюда. Внезапно пришло решение…
Опираясь на свою клюку, пожилая женщина тяжело поднялась из-за стола, едва ли проглотив хоть что-то из того, чем он был уставлен, и позвала сына в сад для разговора.
- Я должна сегодня же вернуться обратно к себе…
- Почему?! В чём причина такой спешки? – аж задохнулся от обиды Вахо – Тебя кто-то обидел под крышей моего дома?
- Твоего? Не забывай о том, что он прежде всего мой дом, но ты слишком хорошо думаешь о своём курятнике, сын… Я даже представить не могу, чтобы кто-то из них осмелился просто на прохладный косой взгляд в мою сторону… Ну, может, эта русская девочка…
- Мама… Почему ты так не любишь Нану? Ведь это же был твой выбор… забыла?
- Ничего я не забыла. Из ума пока ещё не выжила. А не люблю я её за то, что она не смогла сделать моего сына счастливым. Но речь сейчас не о ней! Уговори дочь погостить у меня…
- Что?! – вновь вспыхнул Вахтанг – А не лучше ли тебе у нас остаться – передали продолжительные снегопады. Перевал может закрыться на долгое время…
- Будто это первый буран на моём веку… Нашёл чем испугать! Дрова-керосин есть, подвал забит доверху – не помрём. Да и соседи в беде не бросят…
- Соседи… Ну, конечно! Полубезумная старуха и её бестолковый сынок…
- Не такой он уж и бестолковый, да и Тамрико… По крайней, мере молоко водой не разбавляет, как делают тут у вас некоторые! Впрочем, я тебе свою просьбу высказала. Не пожелаешь исполнить и отвезти сам, попрошу Михо…
- Мама, мама… - опустил голову Вахтанг – Конечно, если таково твоё решение, я исполню его, но зачем ты хочешь забрать с собой девочку? Она только начала осваиваться у нас, привыкать к домашним, подружилась с малышами…
- Никуда она не денется! Ты же не настолько глуп, чтобы отпустить её обратно?
Проницательность - вот откуда это качество у его дочери: от бабушки!
- Нет! Безусловно, нет! Я не отпущу Этери, по крайней мере до её совершеннолетия.
- Ну, это произойдёт ещё не скоро, не так ли? Ей сколько? Тринадцать, четырнадцать?
- Четырнадцать с половиной – летом исполнится пятнадцать. – и, глубоко задумавшись, умолк.
Молчала и Эндзела. Спустя какое-то время Вахтанг заговорил:
- Она очень сложный человечек. В ней совершенно нет того, что мы здесь привыкли видеть у её ровесниц. Смелость суждений и высказываний порою может граничить с открытой непочтительностью, неуважением ко взрослым, хотя это не совсем так: она очень умный ребёнок, поразительно умный и сообразительный - на мякине не проведёшь! С нею каждую минуту приходится чем-то поступаться, поскольку взаимоотношения возможны только на равных, что поначалу просто сбивает с толку - уж слишком она юна для этого и её хочется сразу же одёрнуть, поставить на место. Но совершенно точно - с нею это не работает! Замкнётся и перестанет вас замечать в упор. И это не гордыня, уверяю тебя! Это - гордость и привычка брать на себя ответственность за ещё кого-то, вынужденное состояние принимать решения, вместо того, чтобы спрятаться за чью-то спину. Мне было совсем не просто сманить её сюда, чтоб ты знала… Помогли те люди, в чьей семье Этери находилась какое-то время.
- Не поняла – а мать? Что с ней случилось?
- Пропала. Объявлена в розыск, хотя есть письмо с просьбой о том, что решение уйти принято осознанно и самостоятельно, чтобы её не искали…
- Получается, она бросила дочь на чужих людей? Кукушкой оказалась твоя не проходящая любовь, да?
- Не смей! – встрепенулся сын – Не горячись и не спеши с выводами. Во-первых, это очень приличные люди. С их сыном Этери дружна с младенчества. Более того, они влюблены друг в друга, во всяком случае - он, и если бы ей было даже на пару лет больше, наверняка она стала бы уже его женой. Но на моё счастье, да, и не улыбайся, ей всего четырнадцать. И я, конечно, поступлю против своей совести и данного им там слова, не отпустив её через уже полгода обратно… Как же быстро летит время...
- Надеешься переубедить?
- Да! Она уже влюбилась в Грузию, в горы – думаю, что должно получиться.
- А если нет – отпустишь?
- Нет… Одним грехом меньше, другим больше – Бог простит!
- Бог-то Бог, но простит ли она? После всего того, что ты сейчас рассказал... - проговорила мать – Знаешь, что я разглядела в ней?
- Ну, я же в отличие от моих домочадцев не слепой… Если бы ты знала, как я был поражён, увидев её там, впервые… Но вот теперь я точно знаю, какой ты была в юности!
- Да, только цвет волос иной… От матери?
- Конечно! Оля, как пламя в очаге полыхала… Ох, мама… Надеюсь, что с ней всё хорошо, хотя бы относительно. Если бы ты видела, в какой нищете они жили там, на севере…
- Даже знать об этом не хочу! Меня это касается только в той части, что относится к внучке. Ступай, уговори её!
- Ты не передумаешь?
- Нет. С чего бы я должна это сделать? Иди, я хочу уже вечером сидеть перед своим очагом! И вот ещё что... Нана серьёзно больна...
- С чего ты это взяла? - обернулся уже уходивший Вахтанг - Она ни на что не жаловалась!
- И тем не менее это так, поверь матери... Как можно скорее отвези её к докторам, слышишь?
- Хорошо... - отозвался тот и, тяжело вздохнув, вышел из беседки, где разговаривал с матерью.