Однажды, когда мне исполнилось десять лет, отец предложил искупаться в озере.
Папа был тираном. Уж кто-кто, а он всегда грубо обращался с нашей семьей, но я согласилась на его предложение.
- Пошли, поплаваем, – бросил отец, когда наша машина остановилась возле базы отдыха.
Вечерело. Сегодня я стою и смотрю на гладкое синее озеро, не думая о том, что будет дальше. В скором времени мне предстоит окунуть в воду свои маленькие ножки. Я знаю, опуститься в озеро будет огромным удовольствием. Но папка держит меня за руку, приговаривая: «Я сам, я сам… Держу, держу тебя, Алиса…»
Я вижу, как моя мама расстилает на песке розовое покрывало, только мы с отцом отдаляемся и идем вперед, перешагивая через деревянный небольшой мостик: осталось совсем чуть-чуть. Я хоть и девочка, однако напоминаю папе маленького солдата, идущего по нежной песочной дороге.
«Ты такая боевая», - говорит отец и крепко сжимает мою руку.
«Ай» - произношу я.
Нам словно не о чем разговаривать. В моей голове вспыхивают воспоминания пятилетней давности.
Я все думаю о том, что вдруг папа схватит за шею и изобьет меня. Но этого не происходит. Мы медленно погружаемся в воду.
«Зачем ты так издеваешься над нами, когда ты перестанешь бить меня и Алису?! – кричит мама в моих воспоминаниях. – Я уйду от тебя, поверь, уйду, и заберу свою дочь. Не увидишь ее никогда!»
Нос кровоточит, весь лоб и плечи покрыты синяками. Мама была побитая. Тогда… Когда мне было шесть лет…
Вот уже прошло с тех самых пор три года, как синяки начали оставлять и на моих руках. Они привыкли к моему телу. Остались видны на нем, как весьма заметные шрамы.
Озеро волнуется. Вода становится холоднее. Оно негодует. Плачет, рыдает. Я чувствую, как оно вредничает, напоминая мне живое существо.
Папа держит меня за руку и за ногу, окуная в воду, но я бешено сопротивляюсь. На моем теле ни одного кровоподтека, ни одной царапины. Лишь синяки от того, как мой тиран сжимает мои конечности. Крепко-крепко.
Он меня топит?
Что будет дальше?
Когда я выныриваю, я вижу, что моя мама, как ни в чем ни бывало, стоит на берегу и мочит свои ножки. То же самое делала и я несколько минут назад, только мое лицо не казалось таким равнодушным, какое можно было наблюдать у мамочки. Я тону. Я лишь судорожно глотаю воду и успеваю сделать несколько неглубоких вздохов.
- М-аааааа-мааааа … Папа меня топит.. – еле-еле произношу я, надеясь на моего защитника. Мои звуки напоминают мне бульканье, но уж кто-кто, а мама точно все видит и понимает. Зрение у нее просто отличное. Да и ум вроде в порядке. Пришла бы на помощь, но ей было не до этого…
Я тону. А Озеро все негодует. Сопротивляется папиной изощренной жестокости. Теперь это культура его садизма. Я кричу и зову маму на помощь, но отец продолжает опускать мое лицо в воду. К сожалению, это не шутка…
Сегодня папа сошел с ума…
***
Озеро в тот роковой день было маленьким, даже беспомощным, но сейчас я вспоминаю о нем, как о гигантском море. Никто не ответил на вопрос, почему. Ведь озеро это не какая-нибудь мелочь, оно вселяется в твои воспоминания, и спутать его с морем очень трудно. Почти невозможно.
Наши воспоминания – наше сердце. Скажите вы? Я отвечу – нет. Наше детство – источник всех бед. Банальная, конечно, фраза, но я все мыслю о том, что жаль, что в тот день я не была взрослой женщиной, когда папка сошел с ума и пытался меня утопить. Возможно, после этого я бы не стала хмуриться и сопротивляться поездкам в новые курортные города.
Сейчас мне двадцать девять лет. Я уже совсем взрослая. Вышла замуж. За Андрейку. Еще три недели назад.
Только вот в Сочи никак не поеду. Очевидно, поездки мне не пережить. Даже на свой медовый месяц.
Я уже давно тону… И никогда, кажись, не поднимусь вверх. Все мерещится, останусь лежать на дне, касаясь им своим животом, ногами, руками, плечами…
Там, в Черном море...
Но сама все думаю, выбраться бы из такого состояния… Оторваться ото дна. Я не хочу больше тонуть…
Я решила спросить у своей мамы. Я подхожу к ней и задаю вопрос. Может, ты все-таки ответишь мне, почему в тот день ты не стала меня спасать?
Ты скажешь, что не видела меня, мама?
Возможно.
Сейчас я захожу к ней в дом и говорю, как гость. Мама внимательно слушает. Мы с Андрейкой поедем на отдых в Сочи. Вот совсем скоро. Через две недели. Но это тут совершенно ни при чем. Я пришла обсудить другое, мам. Поговорить по душам.
Скажи мне, мама, скажи… Почему я не могу больше смотреть ни на озера, ни на моря… Они напоминают мне тот самый день. Когда мне было десять лет, и папа окунал мое лицо в воду. Почему, ответь, мне, мама, я больше не могу смотреть на реки и моря.
Она лишь отвечает. Я не знаю, Алиса. Я, правда, ничего не видела в тот день… Верь мне...
Мама крепко обнимает меня, искоса поглядывает, говорит ласковые слова… Лучше давай покушаем, зажжем свечи. Произносит она, словно себя прикрывая. Нам не надо говорить об этом. Тебе надо забыть…
И мое сердце вдруг упало куда-то. Я поняла. Мама вновь бросает свои невинные фразы, притворяется, что тогда она ничего не видела… Не могла заметить…
Так она и делает.
Я сказала про маму «она»? Да. Просто потому что по-другому назвать ее невозможно.
А мама все продолжает меня убеждать.
Забудь эту историю. Забудь. Отец уже давно в тюрьме. Я не видела происходящего. Не видела… Правда…
Разговор оказался ожидаемым. Я ничего не ответила. Мы лишь зажгли свечи и сели возле стола. Я и моя мама. В этот последний весенний день - 31 мая.
Мы молчали несколько минут, прежде чем мама заговорила снова.
Она часто молилась Богу. Хочу сходить в церковь. Сказала мама.
А я все тону... И спрашиваю тебя, мама: Почему в тот день ты не стала спасать меня? Ты струсила?
Одна лишь тишина. Ну и молчи, мама… Ты так и не ответила на мой вопрос… Наверное, тебе опять не до этого.
***
- Что-то редко вы с матерью стали общаться, - сказал Андрей как-то волнительно и громко, отвлекая меня от работы и положив свои руки мне на предплечья. Я дернулась, и он, заметив мой испуг, тут же убрал их.
- Давай не будем это обсуждать. – бросила я как бы невзначай.
- Алиса, ты что? Не хочешь со мной разговаривать даже? – продолжил Андрей настойчиво. – Ты не в настроении что-то сегодня. Давай поговорим.
- Не хочу. Хоть убей. – произнесла я сквозь слезы. Сама не знала, почему так веду себя.
А Андрей все лепетал, словно не слыша меня, или даже издеваясь:
- Не хочешь разговаривать? Странно…У меня для тебя такая новость хорошая… Мои родители купят пса, белого и огромного. Я всегда мечтал о таком. И ты тоже. Разве нет? Улыбнись, Алиса. У нас будет собака, а потом и дети…
Он сказал о псе… Господи, зачем Андрей только заикнулся о нем? Почему эти слова вылетели из его уст? Прекрасные по его мнению, но ненавистные мне. Я снова касаюсь белого песочного дна своим животиком, плечами и руками. Скоро дотронусь до него и лицом, закрою глаза и утону в этой чертовой бесконечности…
- Ты слышишь меня? Алиса? Ты куда пропадаешь? – слышу я.
Кто это говорит? Мой папа?
Мое лицо находится где-то в воде… Он сжимает мои локти, держит за ноги.
Я вырываюсь и зову мать, только она не слышит. Стоит на берегу и мочит свои худенькие ножки, аккуратные стопы в воде…
Я издаю звук, похожий на бульканье. Но мама все равно не бежит на помощь… Она не хочет? Неизвестно. Но уж кто-кто, а она должна понимать мои звуки. Это же мать.
- Ма-м-м-м-аааааааааааааааааааа! – кричу я.
Стало невыносимо жить на планете Земля.
- Алиса, ты где? Пожалуйста, услышь меня, солнце? – спрашивает Андрей.
Через несколько минут я открыла глаза. Андрей потел, хлопал по моим щекам ладонями и пытался привести меня в чувство.
***
В детстве я мечтала о белом огромном псе. О том, что мы будем с ним бежать по зеленому полю. Только мои сокровенные мечты не воспринимались родителями. Когда я что-то просила для себя, мать и отец загадочным образом куда-то пропадали (уезжали в Москву, Санкт-Петербург, лишь бы «я отцепилась»), и желания просто напросто оставались во мне – внутри. Копились, как деньги в кошельке… Я словно была огромным водоемом, впитывавшим в себя грезы.
Так и вышло, что я до шестнадцати лет даже не смела проронить слово о том, что хочу завести пса. Собаки? Зачем они? От них столько шерсти. Говорила мама. Никогда у тебя не будет пса. Так и сказала.
Уж, что бы ни говорили, а в шестнадцать лет детство заканчивается, наступает юность. И оно уже как бы не то… Сегодняшние ощущения никогда не запомнятся такими яркими и сладкими, какими бы они «отпечатались», будь я маленькой.
Поэтому все слова Андрея о том, что моя мечта исполнится, лишь причиняли мне боль. Я быстро утомлялась. Очевидно, Андрею не привести меня в чувство.
Вон сидит за компьютером… Набирает по клавишам какую-то клинику.
Прием к психиатру? Так дорого? Удивляется он. Нет, пожалуй, платить столько не стоит.
А я все продолжаю где-то обитать…
***
Мой первый и последний прием у доктора.
- Вы просто хлопали ее по щекам? И ничего не делали? – спрашивал доктор у моего мужа, сидевшего напротив меня, пожимавшего плечами, как ни в чем ни бывало, трусливого и нерешительного. Густые седые усы и очки в железной оправе доктора явно не красят и даже раздражают меня. Но я об этом не думаю. Мне не до этого. А врач все продолжает: – Как вы могли так серьезно запустить состояние своей жены? Очевидно, у нее какая-то душевная травма, перенесенная в детстве. Может, расскажите о приступах? Наше лечение очень дорогостоящее… Эффективность…
- Нет таких денег. – лишь бросает Андрей, потирая шею и виски. Он встает и ходит из угла в угол, перебивая моего врача.
Только я одна молчу. Сижу. Даже не знаю, что они - все - будут со мной делать…
Пусть хоть на кусочки разорвут. Или изнасилуют. Мне все равно.
Врач продолжает что-то говорить. Потом берет листик, ручку и начинает выписывать какие-то каракули.
- Я назначу препарат, когда будет ясен диагноз, – сказал он, поднимая брови. – Вы должны были прийти с ней чуть раньше…
Андрей снова становится молчаливым, неуверенным. Это видно по его жестам, голосу. Всегда отличался болтливостью, настойчивостью, и вдруг…
- Нет. – говорит он с брезгливостью. – Не надо было вообще приводить Алису…Нет таких денег у меня…
***
…5 июля.
…Пока я пыталась кушать самостоятельно и лежала на диване, Андрей пробовал объяснить мне, что все мои обиды, накопленные с детства, ничего не значат и должны пойти к черту. Но я почему-то не слушала его. Не хотела. Только видела, как его рука поднимается, чтобы забрать тарелку, а потом медленно опускается на мое плечо.
- Наверное, ничего не будет сегодня… - вздохнул он.
- Не будет… - сказала я.
Наступило молчание. Андрей не сказал ни слова. Я спросила, придет ли «она»?
Он ответил, что мама уехала на море. Примерно недели на две.
- Обидно. – проронила я. – Никогда ее нет…
Андрей начал потирать руки, очевидно, не в состоянии найти ответ.
Сегодня он был очень молчалив, но я чувствовала, что он ходил вокруг меня, словно узник, еле сдерживавший свою злость, и радовался, что я мысленно далеко.
Не было между нами больше той страстной любви, помогающей нам бороться с не щадящими нас эмоциями, мешавшей заблуждаться в своих мыслях, подобно тому, как заблуждалась я в своих фантазиях, витая где-то в облаках.
Он избавился...
Я всхлипнула, зажмурилась и проронила слезу. Помогло...
- Можешь идти, - сказала я Андрею, простив его.
***
Мама приехала к нам через три недели. Хотела узнать, что со мной. Так бы, быть может, и осталась бы на курорте чуть подольше.
Понедельник выдался очень печальным. На пороге моей квартиры стояла моя мать. На ней куртка-ветровка. Темно-синего цвета. Мама стоит возле моего дивана и лишь ухмыляется… Однако меня это не волнует. Я даже видеть ее не хочу.
А мама все спрашивает у меня, пытаясь завести разговор:
- Эх, ты, Алиска… Что с собой сделала? Сидишь, уткнулась в стол и больше никого для тебя нет… Хватит гнуть спину. Может, все-таки расскажешь мне что-нибудь? Алисаааа! Где ты пропадаешь?
Боль и отчаяние пронизывали все мое существо. Я, стиснув зубы, ответила:
- Не знаю… Мама… Не знаю…
Лицо матери стало очень суровым. Как у учительницы, ставившей в дневник оценку. Однако сейчас я уже слишком взрослая. Не время проверять мой блокнот.
- Что не знаешь, Алиса? Ты радоваться должна, что я пришла. А ты… Посмотри на свое чертово поведение. Все за тебя волнуются! Андрей от тебя вообще не отходит. Прекрати издеваться над всеми нами. Да, твой отец был сумасшедшим тираном… Но это не конец жизни. Посмотри, что ты сделала с собой…
Мама не останавливалась. Я продолжала обитать в морях и озерах… Ее слова раздавались где-то вдалеке и доходили до меня словно эхо.
Я снова пустила слезу.
Зачем я только существую? Пусть они делают со мной все, что хотят
…Андрей, насытившийся любовью матери и отца, так, в итоге и не помог мне приобрести уверенность на планете Земля.
Пусть и он ищет новую спутницу жизни.
Я приложила руку к уху и ответила матери строго.
- Это не я с собой сделала все это… Это вы с папой со мной такое сделали…
***
Балкон нашей с Андреем квартиры выходил на огромное футбольное поле. Часто я смотрела на него и наблюдала из окна за бегавшими за мячом мальчишками, покрасневшими и вспотевшими от игры – они были просто великолепны.
Однако сейчас, как казалось мне, никому до этого не было дела. Ни до зеленых полей, ни до белых собак.
Презрительные взгляды членов семьи, как всегда, устремлены на меня, как на существо глупое и наивное, но я, несмотря на удивление родственников, продолжаю опускаться в неизвестность.
- Зачем ты только женился на ней?! – махала руками Антонина Петровна, глядя с разочарованием на сына своего Андрея, - как же ты собираешься создавать семью с Алисой, если она в свои двадцать девять не в трезвом уме и совсем не общается с тобой? Подумай, что мы делаем… Нужно выселить ее из этой квартиры!
Я все еще где-то далеко… Мной явно пренебрегают. Андрей не находит ответа на этот вопрос и ходит по комнате, покачивая головой. С этих самых пор он не моя поддержка, хоть и выполняет роль эдакого помощника-мужа:
- Да, мам, я все понимаю… Понимаю, но не знаю, что делать с ней… - слышу я.
***
Последний день выдался таким же ярким, как и все остальные. Солнце за окном по-прежнему светит, мальчишки, бегающие за мячом, видны из балкона. Все осталось, как есть. Я смотрела на это сама своими глазами. И верю в то, что вижу.
Только для Андрея неделя оказалась особенной. На праздниках приехал его отец. Усатый мужчина в сером пальто и чемоданом в руке. Оба обнялись, как отец и сын, встретившие друг друга. Лишь я лежала на диване, ни о чем не думая, и видела, как они сели за столик обсуждать жизнь. Они… Члены моей семьи, но без меня.
Долго они болтали, ну, и конечно же, разговор зашел о питомцах.
- Я привез его, - услышала я разговор Андрея и своего свекора, - Ты всегда мечтал о нем. Помнишь, еще в детстве? Только у нас было две собаки, дворняги, которые тебе не сильно нравились. Сейчас все по-другому… Я привез белого пса. Можешь выйти из дому и побежать по футбольному полю. Наш красавец ждет тебя прямо на улице.
На кухне голоса… Смех… Шутки… Я обитаю где-то в бесконечном пространстве.
Я слышу, как Андрей добавляет вполголоса, что устал от забот по дому, устал от меня. Я вижу, как он одевает куртку, чтобы выйти на улицу. ...А мой свекор лишь фыркает, презрительно поглядывая на меня.
- Беги, беги. Хоть что-то хорошее в жизни будет. Иди, сынок…
Последний миг. Он окончательно свел меня с ума.
Андрей уходит и скрывается в другой комнате. Раздается скрип и топот человеческих ног.
Я слышу, как хлопает входная дверь.
Мы все-таки не поехали в Сочи. Но я далеко... Там - в Черном море…
Тону… Словно падаю куда-то. Мне очень страшно и тоскливо.
Я вижу, как отец Андрея тоже накидывает на себя куртку и выходит на улицу вслед за собственным сыном. Все: члены моей семьи - идут куда-то навстречу своим сокровенным мечтам.
А я все тону… Мой живот, плечи, руки, ноги касаются дна Черного моря. Я уже где-то совсем далеко…
С болью и разочарованием исчезаю я. С ликованием и криком Андрей выходит на улицу… Его пес словно светится под лучами яркого солнца, совсем как золотистый купол маленькой церквушки.
Я испытываю смешанные чувства: грусть и радость. Вы спросите почему?
…Потому что я вижу, как Андрей, любимый сын своих родителей, бежит по зеленому полю, - навстречу огромной белой собаке - моей детской сокровенной мечте... Я осталась совсем одна, брошенная всеми. Постепенно тону в водах Черного моря - и есть что-то в этом все-таки головокружительное.