Спасение
Эта история была поведана участником одной горной экспедиции, пожелавшим сохранить инкогнито. Экспедиция ушла в своё время в совершенно дикие горы, где кроме ветра и холода ничего не было. Ушла и пропала. Всех членов посчитали погибшими, хотя и сказали родственникам, что не нашли тел, мол, есть надежда. Как ни странно, но сказавшие так оказались правы, но только в отношении одного единственного выжившего участника. Да и то время спустя. Большое время. Однако выживший альпинист не спешил объявляться в нашем мире, не желая привлекать к себе лишнего внимания, и становиться легендой. Это его право. Но история его спасения столь удивительна, что, подумав и изменив имена, он дал согласие поведать её миру. Вот его рассказ.
… чего обычно ищут в горах? Кому что надо. Большинству самоутвердиться, адреналином запастись. Одним из этих сумасшедших и я оказался. Крутым стать захотел. Как будто, если забраться на обледенелый склон, то в жизни что-нибудь изменится само по себе. Вот и шагали мы в связке, с камня на камень перешагивали, думая о себе нечто героическое в самом начале, а потом уже ничего не думали. Маршрут тяжёлым был, на вершинах снег курился, на нервах играл. Пару ночёвок мы относительно высыпались. Тот обвал случился через три дня. Именно случился, когда никаких признаков его не было в принципе. Чистое небо, солнце ласково светит, горы стоят хрустальные. Вот и засмотрелись мы. На один миг. А в следующий миг летела наша связка в пропасть, такую же хрустальную. Я был в серёдке. И, рухнув на истерзанные тела товарищей, потерял сознание от упавших тел на меня. Именно тел. Горы убили нас почти мгновенно. И похоронили. Потом уже, гораздо позже, сошла в то место лавина, закрыв группу снежным саваном. А как же я, спросите вы? Да, я тоже хотел бы это узнать.
Оказалось, в тех глухих краях стоял монастырь. Да, это первая из всех загадок, потому что на маршруте не значилось никакого монастыря. Его не было, ни в легендах, ни в отчётах горных егерей. Но – он был. Горным обжитым мужским монастырём во главе с сухоньким настоятелем. По лицам монахов нельзя определить возраст – все лица обветренные, скуластые, на голове копна чёрных волос. Пронзительные чёрные глаза. Монахи проворные как архары. И вот в этом монастыре оказался и я.
Как они меня нашли, не сказали. Вернее, сказали, но я ещё не настолько понимал их язык, чтобы связать воедино больше двух слов. А их речь такая же стремительная, как они сами. Что-то про туман, который туманом вообще не является, поскольку есть порождение моего же ума. Вот так.
Я осознал себя лежащим на каменной лавке. То ли в пещере, то ли в келье. В изголовье небольшое возвышение со стоящим каменным же светильником. И плошка с серым снадобьем; это я потом узнал. В помещении темно, но почему-то хорошо видно. На стенах изморозь, но – тепло. Грубого одеяния хватало вполне. Если прислушаться, можно услышать приглушённые голоса монахов, где-то шла служба. А если не хотелось слушать тихое пение, тело обволакивала тишина, густая и вязкая.
В комнате рядом со мной жил Огонь. Именно так! Не горел, а жил. Для Огня монахи выложили каменное ложе, положили пару полешек. Мне думается теперь, что для меня. Потому что Огню не нужны были куски дерева. Он уютно разместился в середине чаши и трепетал вместе с моими мыслями. Тепла от него не было никакого. Но самое странное, что мне и не требовалось тепло, в привычном понимании. Но так приятно чувствовать Его рядом, словно Он давал надежду … на что-то … и втолковывал, словно ребёнку малому.
Лечил настоятель. Каждый раз он приносил плошку с густой серой массой, которой обмазывал меня с ног до головы, а остатки скармливал. Сначала я не мог это есть. Тогда монах лучезарно улыбался, показывая знаками, чтобы я закрыл глаза. Потом эта липкая масса оказывалась во рту, я судорожно проглатывал это. Каждый раз повторялась эта процедура кормления. И каждый раз я искренне отказывался, но … монах просто лучился светом. И нельзя было ему отказать.
Потом я узнал, что серая масса в плошке была толчёными лишайниками, которые в изобилии росли в одном месте. Никогда не ел грибов, но тут воспылал к ним благодарностью. Они восстановили меня полностью, поставили на ноги. Правда, не скоро я смог вставать, а уж ходить заново научился только к весне. Настоятель принёс для меня посох, и я, когда решался встать, опирался на него, смотря из проёма–окошка вдаль на горную гряду.
Монахи объяснили, что поскольку моё тело полностью трансформировалось, то одной из его особенностей стала нечувствительность к холоду. Вернее, невосприимчивость. И меня больше не смущала ни снежная изморозь на стенах кельи, ни холщовое одеяние. Лишайники, как оказалось, не только поучаствовали в переделке моего тела, но и поспособствовали обострению восприятия. Кстати, ни к каким галлюциногенам они не относились. Да и невозможно на галлюциногенах постоянно жить в холоде и ветре в горах.
А ещё там была ЗЕЛЁНАЯ ДОЛИНА. Зелёный пятачок метров тридцати – сорока в диаметре. Живые деревья, крокусы всех оттенков и маленькое озерцо посередине. Вокруг громады гор и ледники, словно ладонями окружали эту долину. Вот представьте, снег и лёд кругом, а потом раз! Зелёная трава и крокусы. Без всякого перехода. И снег даже в буран не заметает.
Я привык к своему Огню, как привыкают к близкому человеку, и не выходил без него. Как это происходило? Наклонял посох к Огню и МЫСЛЕННО просил его пойти со мной погулять. Огонь послушно перебирался на суковатую палку, устраивался на своём любимом сучке и мы уходили гулять. Кстати, никакой ветер не смог задуть его. Скорее, наоборот. Странное зрелище мы представляли со стороны. Вот идёт по леднику обросший мужик в холщовом одеянии, опирается на посох. А на посохе трепещет Пламя. Поднимается высоко, гордо, как знамя. Сколько я прожил в монастыре, не знаю; там ведь нет смены года. Просто два раза в год вдали пролетали дикие серые гуси – вот и вся смена времён. Но на холоде это никак не отражалось.
Однажды пришёл в келью ко мне настоятель и поманил за собой. Я увидел, как монах исчезает в каменной кладке. Тает, как призрак. Ну, ладно, думаю, пусть будет ещё одно чудо. Подошёл к стене и шагнул следом. Кладка подалась навстречу мягкой темнотой, словно шёрстка котёнка. Я шагал по коридору в глубине горы, с посохом и Огнём на нём. Где-то впереди шёл настоятель. Быстро же он удалился, подумал. И пожелал догнать его. И догнал! Как, не знаю. Но дальше шли мы вместе.
Вышли на горное плато. Там – город. Каменные дома, высокие, с окошками и стёклами. Заснеженные деревья, чувствую, что они живые, просто спят зимой. Собаки бегают лохматые, птицы какие-то летают. Мирное селение, чую, но чужое, не земное. Сооружения вроде ангаров, аппараты странные в них. Люди в толстых одеждах ходят.
Смотрю на них отстранённо и понимаю, что ничего мы не знаем про собственный мир. Настоятель отвлёк от мыслей, вопрос задал. Нет, отвечаю, мне и в келье хорошо. Привык я к ней, а здесь заново себя отыскивай. Тут люди выбежали к нам, спрашивают, на Огонь мой кивают, с дедом здороваются. Ну, посидели мы в гостях, потом домой пошли.
Много чего ещё потом монах показал мне. Всего не расскажешь. Кое-что было совсем запредельным, слов даже сейчас не подберу. Ну, например, как грамотно перемещаться по реальностям, чтобы нейтральным быть для себя и мира чужого. Ну и конечно, как туману напустить, это первое дело! Чтобы «крыша» не поехала, а назад вернуться сумела.
Согласен, туман разной плотности бывает, уж какой сделали его. Кто сделал, спрашиваешь? Тот, кто в мир заглянуть пытается. Если бы меня спросили, я бы школу организовал, чтобы без повреждений всяких из мира в мир перемещаться.
Может, и сделаю, времени у меня много.
Придумаю что-нибудь.