Антонина.
Больница… Место не из приятных… Но именно здесь порой встречаешь удивительных людей, которыми восхищаешься, которые, не говоря ни слова в качестве поу-и нравоучений, обозначают твой вектор мышления, вектор дальнейшей жизни, твое отношение и к этой самой жизни, и к тому, что в ней происходит.
На этот раз, придя избавить свою ключичку (маленькая, настрадалась) от пластины и взять старт к новой здоровой жизни с положенным набором костей, я познакомилась с Антониной, живой, иногда громкой (когда обзванивала своих родных и близких), но тактичной и мудрой (когда дело касалось отношенческих позиций и личной жизни лежащих рядом с ней людей), заботливой и внимательной, казалось, ко всем.
После первого больничного обеда она появилась передо мной с тем, чтобы убрать мои тарелки.
- Подождите, я ходячая, - напомнила я ей. – Я сама отнесу.
- Ничего, ничего, читайте. Я уже привыкла.
Она подхватила мою посуду и, так же легко пробежав по другим тумбочкам, составила тарелки аккуратной стопочкой на холодильнике, откуда их забирали сотрудницы больницы. Потом разнесла всем чистые, вымытые ею, ложки (ложки и кружки в больнице положено приносить с собой) и прилегла на свою кровать.
- После сытного обеда… - сказала она… и, мне кажется, задремала еще до того, как прозвучало благодарное «СПАСИБО» от медработницы, убирающей в палатах посуду. По крайней мере, ничего не ответила, никак не обозначила свою причастность к аккуратной стопке грязных тарелок и отдельно стоящей тарелке с отходами.
Второй раз я познакомилась с ней, когда она разговаривала с больной, сломавшей руку в то время, когда проходила лечение в онкологическом отделении.
Она не успокаивала тихо (обреченно) лежащую женщину. Она просто рассказала, как узнала о том, что у нее, у Антонины, рак, как она поговорила с этим самым раком (не буду цитировать. Это смешно, в точку, но нецензурно) и как начала лечиться. Как поменялась ее жизнь. Как ее прооперировали. Как она осталась без своей любимой груди, а вот работу сохранила ( без груди можно, а вот без работы никак).
Женщина с онкологией, а теперь еще и с переломом, назовем ее Т., присела на кровати:
- Может, сала хотите? Вчера муж принес.
- А почему нет? – схватилась Антонина. – Конечно, хотим. Давай-ка порежу. И они еще какое-то время оживленно беседовали за салом. А вечером Антонина предложила:
- Давайте молитвы послушаем.
И включила интернет через телефон. В палате зазвучали душевные песни, совсем не похожие на обычные молитвы, но с просьбами к Богу и всем святым о помощи, защите, придании сил…
Третий раз я с удивлением присела на кровати, изумленно слушая разговор Антонины с доктором на утреннем обходе.
- Я правильно понял, что Вам нужен больничный?
- Да, обязательно!
- Хорошо. Но Вы понимаете, что еще потребуется время, чтобы рана заросла (у Антонины после перелома ноги и изъятия пластины никак не хотела затягиваться послеоперационная рана). Я Вам сегодня назначил новое лечение. И поэтому придется еще задержаться.
- С.В., а зачем Вам меня здесь держать? Вон сколько больных прибыло (действительно, в мартовский гололед за двое суток поступило 32 человека. Медперсонал как мог и где мог, размещал поступивших). Я ведь могу и амбулаторно лечиться. Только не в поликлинике, а у Вас.
Доктор, немного похожий на Карлсона, почесал в том месте, где должен быть пропеллер, улыбнулся:
- Пока полежите, а там посмотрим.
После операции, когда я отходила от наркоза, мне показалось, что именно Антонина, укрыв меня одеялом, подоткнула его так, чтобы не осталось ни щелки. По крайней мере, через некоторое время, когда меня начал бить озноб, я позвала именно ее, попросив набросить на меня еще и халат. Она подошла, укрыла, еще раз проверила, чтобы нигде не поддувало.
Потом, в послеоперационном полусне, я услышала разговор Антонины с поступившей женщиной, у которой диагностировали перелом ноги и которую уже успели уложить на растяжку.
- А давай-ка я тебя научу судном пользоваться, - сказала Антонина.
- Я не смогу, - заскулила женщина и начала рассказывать, как ей больно.
- Сможешь, - твердо и даже как-то жестко сказала Антонина. – Тебе теперь недели три не вставать, а поэтому учись.
Женщина как-то озлобленно начала говорить про то, что никто не понимает, что она сейчас испытывает, какие у нее адские боли и что все это - сплошное издевательство.
- Ну да, - спокойно заговорила Антонина, выполняя необходимые действия по приучению попы пострадавшей к судну и отдавая распоряжения, как подтягиваться и что поднимать. – Мы-то здесь все здоровые. Вот С., у которой, возможно пальцы на ноге не приживутся, а она прыгает уже на костылях, а вот Р. – в гости к сыну, называется, приехала, а теперь так же, как и ты, будет ногу лечить. Не ты одна, мы здесь ВСЕ ВСЁ понимаем. Выживешь и выздоровеешь, - закончила Антонина, показав и рассказав, что дальше делать с этим, вызывающем столько постыдных чувств и эмоций, устройством.
Потом рассказала, как она этому училась, потом о курьезах, возникающих при пользовании этим необходимым предметом, рассказали, громко хохоча (пожалев при этом санитарок и всех присутствующих в то время в палате), все, кто им пользовался.
Я решилась на разговор с Антониной, когда увидела ее, везущую на перевязку какого-то мужчину. Тогда же она и разрешила себя сфотографировать.
- Антонина, скажите, сколько Вам лет? – спросила я.
- А сколько бы Вы мне дали?
Я, уже давно примерившись к возможному возрасту этой женщины, предположила:
- 65 – 67…
- 83 мне, Ланочка, - спокойно сказала Антонина. И начала рассказывать про свою жизнь.
Как во время войны остались без жилья и все лето жили просто под открытым небом. Как мама их растила троих, а они ей помогали. Как жили в подвале, как потом получили комнату в 9 квадратов на четверых. Как встретила своего мужа, с которым до сих пор вместе («ему уже 86, а он еще оё-ёй»), как родила двух дочерей, какой замечательный внук у нее – живет сейчас в Германии и знает 2 языка. И как любит она свою работу: сейчас работает в больничном прачечном комплексе и отвечает за дезинфекцию матрасов. А вообще рабочий стаж – 65 лет и работать приходилось на разных должностях, независимо от образования, даже бортпроводницей летала.
И как выйдет вот сейчас из больницы, сварит первым делом борща, а потом перемоет – перетрет все в квартире, потому что «весна ведь!!!»