Все впереди

Филмор Плэйс
В зале, заполненном от силы на четверть, царил полумрак. Усиленный микрофоном голос выступающего едва перекрывал перешептывание делегатов и гулкое покашливание высохшего старичка с седой бородкой, сидевшего у самой сцены.
На авансцене, обрамленной древними бордовыми кулисами, стояли три сдвинутых между собой стола, покрытых шершавой на вид бархатной скатертью пунцового цвета. За столом сидели шесть надутых от важности мужчин в пиджаках и две дамы с взбитыми прическами. Девятый стул пустовал, его хозяин, лысеющий священник лет за шестьдесят с пивным животом, оттопыривающим черную, какую-то захватанную рясу, только что вышел к трибуне, расположенной справа от стола. Люди, сидящие за столом, казались тяжелыми и пропыленными - такими же, как обрамляющие сцену кулисы, - лица их были угрюмы.
Прервавшись, чтобы дать откашляться старичку у сцены и кашлянув в ответ, священник продолжил:
– Темой моего выступления я бы хотел выбрать православную религию. Но религию не просто саму по себе, а религию с точки зрения аспекта культуры, религию – как культурный феномен.
– Кха-кха, - подтвердил старичок у сцены.
– Кто-нибудь скажет, – продолжал выступающий, крутя в толстых пальцах тяжелый золоченый крест: так ребенок держит игрушку, никак не решаясь с ней расстаться, - опять это христианство, опять Библия, сказки давно умерших евреев. Пусть так, но что такое религия?.. Академик Лосев говорил, что религия – это утверждение человека в вечности. В переводе с латыни слово «религия»…
Парень лет тридцати в желтой майке, шортах и сандалиях на босу ногу, сидевший в полутьме в глубине зала, поднялся со своего места и стал пробираться к выходу, как вдруг заметил позади себя почти возле самого прохода двух девушек лет двадцати пяти: блондинку и рыжую. Обе были красивы, каждая по-своему. Рыжая – яркая, притягивающая взгляды, словно невиданная райская птичка, случайно залетевшая в Беларусь из таинственных стран Востока. Блондинка – спокойная, светящаяся неброской северной красотой, как ромашка просвечивает на лугу из зеленой травы.
- Ничего себе, - пробормотал парень, направляясь к девушкам, - везет же некоторым! Вырастают красавицами, голову можно свернуть.
Он прошел между рядами и подошел к девушкам.
- Привет, - просто проговорил парень, - могу я угостить вас кофе? Так на воздух хочется, слов нет.
Девушки переглянулись.
- Да, - согласилась блондинка.
- Нет, - задумчиво покачала головой рыжая и вдруг улыбнулась от уха до уха, - но да. Все равно лекция не интересная.
- Тогда пойдемте, - улыбнулся парень и повернулся к выходу.
Стараясь сильно не шуметь, компания проследовала наружу.
- …Вот такой иллюстрацией связующей нити между Богом и человеком, - бубнил священник, как глухарь на поляне, - является религиозная живопись - икона.
Его никто не слушал. Люди на сцене перешептывались и перемигивались между собой, публика в зале шушукалась и посмеивалась по углам. И только старичок в уголке все кашлял и кашлял, словно никак не мог откашляться.
Вышли в холл.
– Меня Сергей зовут, - представился парень. – А вас как?
- А нас не зовут, - пошутила рыжая, - мы сами приходим. А вообще я Маша, а эта красивая девушка - Катя.
- Приятно познакомиться.
- И нам, - отозвалась Катя.
- Ну что, на кофе?
- Хоть куда-нибудь, - поддержала Маша. - Где не так скучно.
- Тогда вперед, - Сергей показал в сторону широкой винтообразной лестницы.
Они стали спускаться по потертым выцветшим от времени ступеням. Сергей шел впереди, время от времени оглядываясь на девушек. Маша была одета в яркую розовую блузку в крупные красные лилии, однотонные капри цвета травы и легкие босоножки, открывающие пальцы с зеленым лаком на ногтях. Катя выглядела скромнее: белая блузка, джинсы до колен и голубые полукеды.
- Откуда вы, девушки?
- Из Питера, - отозвалась Маша, откидывая за ухо рыжую прядь, - давно хотели выбраться в Минск. А тут как раз пригласили на съезд Межкультурных коммуникаций. От Международного фонда гуманитарных инициатив. Ваш союз писателей проводит. А ты как сюда попал?
- А я и есть писатель, - улыбнулся Сергей. – Хотя я больше эссе и рассказы пишу, а не межкультурные коммуникации там или гуманитарные инициативы… Давай помогу, - протянул он руку Маше.
- Шпасибо, - шутливо прошепелявила она, подавая пальчики с зелеными ногтями.
- Катя?
- Я сама, - ответила девушка.
За столиком возле входной двери скучала вахтерша. Несмотря на лето, поверх ее одежды был накинут темно-синий, почти черный ватник – словно символ уходящей эпохи, униформа всех вахтеров на просторах бывшего Советского союза.
- Закончилось? – спросила вахтерша, глядя на Сергея.
- Скорее да, чем нет, - пошутил тот, отпуская Машины пальцы. - Для нас точно закончилось.
- Ну да, - кивнула старушка. – Век живи, век учись, дураком помрешь.
Сергей улыбнулся и прошел вперед. Придержал перед девушками скрипучую дверь, пропуская их перед собой.
На улице было тепло, даже жарко. Город валялся в солнечном дне. Ветер тронет листву и оставит – лень шевелиться. Аромат цветущих лип наполнял округу чем-то знакомым, словно забытыми воспоминаниями. Они перешли улицу, чтобы идти в тени деревьев.
- А ведь и правда: дураком помрешь… - повторил в размышлении Сергей. – Знаете, когда-то Международный фонд гуманитарных инициатив был одним из организаторов Всемирных фестивалей молодежи и студентов? И Юрий Гагарин был почетным руководителем фонда.
Маша и Катя отрицательно помотали головами.
- И я не знал. Пару дней назад прочитал в интернете, когда получил приглашение на съезд. А теперь под видом гуманитарных инициатив священник в рясе грузит нас дремучим православием и рассказами о том, что плоская Земля окружена небесной твердью.
- Не думаю, - тихо возразила Катя. – Он же говорил о христианстве в культурном аспекте…
- То есть сожжение Джордано Бруно за теорию круглой Земли, гонения на староверов, религиозные войны и убийства коренного населения Сибири… Ты полагаешь, всё это были исключительно культурные феномены, а священники, сжигавшие ведьм на кострах, – этакие культурологи в белых одеждах?..
- Ахаха, - рассмеялась Маша, - представляю…
- Ты преувеличиваешь, - мягко пожала плечами Катя. – Всегда были хорошие и плохие люди. Возьми того же Андрея Рублева…
- Ну, хорошо. Будем считать, что я немного преувеличил.
Они шли вдоль высокого решетчатого забора парка Горького. Внутри, словно воробьи в песке, резвились дети в панамках. Деловые такие, как маленькие банкиры.
- Это у вас детский парк? – махнула рукой в сторону ограды Маша.
- Да.
- Как называется? У нас такая решетка вокруг Александровского сада.
- Ну, не такая, - не согласилась Катя.
- Почти такая.
- Это парк Горького, - отозвался Сергей. – Раньше назывался Губернаторский сад… Анекдот в тему знаете? Не анекдот, историю. В деревне мама говорит пятилетнему сыну: «Не ешь сметану». И показывая на икону в углу: «Бог все видит и все мне расскажет, если не будешь слушаться». Потом мать уходит работать по хозяйству, а мелкий поел сметану и взял немного и помазал Богу губы на иконе. Приходит мать, смотрит на банку со сметаной и говорит: «Ну вот, ты опять не слушался. Мне Бог все про тебя рассказал». «Врет он, - отвечает мальчик, - сам всю сметану съел, а на меня сваливает. Вон даже губы не успел вытереть…»
- Хаха, - не выдержала Маша, - ржу, не могу…
Катя тоже улыбнулась:
- Прикольно.
- А я тоже про детей знаю, - подхватила Маша. -  Дети играют. Сестра говорит младшему брату: «Так, один пинок за то, что ты меня дразнил». Пинает его под зад. «Второй - за то, что съел мой йогурт». Снова пинает. Потом молча пинает еще раз. Брат с воплем: «А этот за что?» Ответ: «Заработай два пинка и получи третий бесплатно»...
- Хахаха…
- Вот ржача, правда?..
Подошли к белой лестнице, полукругом поднимающейся к проспекту. На пяточке перед входом в парк, покачивая взад-вперед маленькими глупыми головами, важные, словно почтовые работники, ходили голуби. Прямо перед лестницей свесив головы стояли прокатные лошади, крытые пятнистыми попонами. Их хозяйки уютно расположились в тени кустов персидской сирени. «Вот никогда не нравился запах персидской сирени, - подумал Сергей. – Какой-то он слишком резкий, до одури прямо…» - И вслух спросил:
- Ну что, дамы? Куда направимся?
- Веди, - разрешила Маша. – Мы же не местные, тебе лучше знать.
- Еще погуляем или на кофе?
Маша вопросительно кивнула Кате:
- Ты как?
- Погуляем, - ответила Катя.
- Ок, Гугл, - пошутила Маша, - веди нас дальше.
Стали подниматься по лестнице. Сергей пропустил девушек вперед, взгляд его неторопливо блуждал по ногам девушек. Заметил у Маши на правой пятке розовую, до крови, натертость под ремешком босоножки.
- Ты писатель? - обернулась Катя. – Про что пишешь?
- Про разное, - улыбнулся Сергей. – Про людей, про встречи, про прощания… Про любовь пишу, про Минск довоенный и послевоенный.
Они шли мимо одинокого деревянного домика в тени ивовых ветвей. Казалось, ивы плывут куда-то вдаль, откуда никто не возвращался. Вокруг не было ничего похожего на остатки деревни или чего-то в таком роде: только улица послевоенных пятиэтажек, с балконов которых свешивались языки сохнущего белья.
Возле ограды домика маленькая болонка на поводке сосредоточенно вынюхивала каменную опору: так, словно намеревалась открыть нечто особенное.
- А это что за домик в тени деревьев? – удивилась Маша. – Дача Минского губернатора?
- Нет, конечно, - улыбнулся Сергей. – Это Дом Первого съезда РСДРП. А улица раньше называлась Госпитальной, теперь - Коммунистическая. И вот в этом доме, где теперь магазин «Дольче вита», когда-то жил Ли Харви Освальд. Слыхали про такого?
- Неа, - помотала головой Маша. – Кто это?
- Американец, которые приехал в Советский Союз, пожил года три и вернулся в США. И там убил Джона Кеннеди. Ну, или его подставили.
- Я слышала, - промолвила Катя. – У него еще жена русская была.
- Не русская, белоруска из Минска.
- Это все равно, - вставила Маша.
- Пусть так, - согласился Сергей. «И живут там одни плешивые люди, о, Волька, ибн Алёша».
- А знаешь, - со смешком сказала Маша, - что сегодня Катя учудила?
- Что?
- Маша!
- Сплю сегодня в своей комнате. Открываю глаза, а она таращится на меня своими глазюками…Я такая: чего вылупилась? А она, ой, ржу, говорит: ты такая милая, пока спишь, а проснешься, рот откроешь – так ведьма… Ахахаха…
- Хахаха…
- Я не это имела в виду!
- Ну конечно!.. Ты у нас – мисс Малиновые штаны.
Катя смущенно замолчала. Сергей замедлил шаг и вдруг подумал, глядя на Катино лицо: «Милая какая… славная…»
- Почему Малиновые штаны? – спросил он у Кати.
- Ну, это не важно.
- Мы однажды гулять собрались, - объяснила Маша, подфутболивая пивную крышечку, - а Катя приходит такая ко мне в малиновых штанах. Я говорю: и куда мы с тобой пойдем? Ты же так всех парней распугаешь…
- Маша, я же просила!..
- Молчу, молчу…
- А это что, - спросила Катя Сергея, махая рукой в сторону здания на холме. - Тот самый госпиталь, в честь которого назвали улицу?
- Нет, что ты. Это штаб Белорусского военного округа. Между прочим, стоит на фундаменте монастыря. А парк этот возле реки назывался Монастырским садом.
- Хорошее место.
- Да, - согласился Сергей.- Говорят, это был женский монастырь. И когда город переходил из рук в руки во время очередной войны, солдаты-победители решили воспользоваться монашками как женщинами. Но монашки закрылись в подвале и сгорели в пожаре, только чтобы не достаться солдатам.
- Каким солдатам? – уточнила Катя. - Немцам?
- Почему немцам? Это были русские солдаты. Суворова или Кутузова, не помню.
- Мне жаль.
- Мне тоже.
Они шли по тропинке, опоясывающей холм, наверху которого виднелись желтые стены монументального здания штаба, а в ветвях деревьев вокруг скрытые густой листвой пересвистывались птицы, и голоса их звучали словно души тех, не покорившихся грубой силе монахинь.
Лениво струилась река, под полутораметровым слоем воды скрывая несколько метров донных отложений. Каштаны давно отцвели, осыпались, оставив крохотные зародыши плодов на месте сиявших майской белизной свеч. Справа оставался дом «под шпилем», в тени деревьев, до предела распахнув розовую пасть, зевала бездомная собака.
- А правда, что во время Первой мировой войны в Минске была ставка Верховного главнокомандующего? – спросила Маша. – А поскольку царь был без ума от театра, он устроил ставку в Оперном театре…
- Всё правда, - улыбнулся Сергей. – Только ставка была в Могилеве. Но, ты права – в театре.
- Ага, с Матильдой на подтанцовке, - засмеялась Маша. – Правильно говорят: блудливой корове море по колено…
- …
- Вот странно, - не в тему проговорила Катя. – Такая жара, а здесь мокро. У вас недавно были дожди?
Сергей отрицательно покачал головой:
- Здесь было русло реки, засыпанное, когда реку выравнивали и одевали в бетонные берега. Вот и проступает вода, как изображение на детской переснимке.
- Ты прав, - кивнула Катя. – Природа будто пытается взять свое, вернуть скрытое нагромождением улиц...
Она говорила что-то еще, но Сергей не слышал. Он вдруг застыл, пораженный, глядя на Катю, глядел на нее и не мог наглядеться. Голос ее растекался, словно мед по ложке, и каждая капля казалась слаще предыдущей.
На парковой скамейке обнималась влюбленная парочка. «Ну, вот, - подумал Сергей. – Ничто не просто так. Влюбленные целуются, значит, жизнь продолжается».
- Сейчас прикол расскажу, - со смехом проговорила Маша, разрушая очарование момента. – У меня был парень в Питере, такой, не очень умный. Познакомились на сайте знакомств. Пишет мне: я живу в Гатчине, приезжай ко мне, погуляем по парку. Я такая: погуляем по парку, а потом что? А он: найдем, чем заняться. Хоть окрестности посмотрим, хоть на кладбище прогуляемся… Прямо игры любви одинокого мужчины…
- Хахаха, веселый парень, - засмеялся Сергей. – Что у него в голове?
- Думаю, пару клепок не хватает. Без труда Бог рога не дает…
Сергей смеялся над Машиной историей, но не отрывал глаза от Кати. «Какая она красивая, - шептал он себе. - Как я раньше не заметил…»
Дошли до моста.
- Есть предложение, - начал Сергей, – прогуляться по Верхнему городу. На Зыбицкой были?
- Это где много баров и пьяные подростки? – уточнила Маша. – Вчера гуляли.
- Не только подростки… Там дворики довольно уютные. Даже Дом масонов сохранился, только сейчас его в Музей театра переделали. И кофе там можно попить. В честь русско-белорусской дружбы.
- Пойдем, - кивнула Катя.
Они отправились через мост к пешеходному переходу.
- Вы такие правильные, - заметила Маша. – Мы в Питере переходим улицу, как придется.
- Мы тоже иногда переходим, -  ответил Сергей. – Только у нас за это еще и штрафуют…
- …
- А вы знаете, что у Харрисона Форда и Гвинет Пелтроу корни из Минска? Бабушка или прабабушка, не помню.
- А в Штатах полно русских, - поддержала Маша. – Особенно евреев.
- А евреи это русские?
- А как же! Если родились в России, значит русские.
- Ну, не знаю…
- Я тоже не согласна, - поддержала Сергея Катя. – Узбеки же не русские оттого, что когда-то они родились в Российской империи. Так и евреи, и белорусы, и украинцы…
- Узбеки… Вот ты сказала, - засмеялась Маша. – Ржу-не могу… Я сейчас взлечу, наверно! Блей, мандрей, мандруй, мандра!..
- Маша, ты что? – улыбнулся Сергей.
- Просто ржачно! Не обращай внимания или смейся вместе со мной!..
- А вот хорошо придумано с деревьями и декоративными кустами, правда? – спросила Катя. – Тень везде, когда жарко, и гулять приятно.
- Да, хорошо, - кивнул Сергей.
Но он не думал ни о жаре, ни о кустах. Где-то в глубине его пробуждалось чувство влюбленности, подобно тому, как засыпанное землей старое русло реки дает о себе знать непросыхающими до середины лета весенними лужами.
Он думал о том, что теперь у него с этими девушками общая история. Может быть, недолгая и полная разочарований, а может, долгая, полная надежд и встреч. Единственное, что Сергей знал точно, что у него с девушкам всё ещё впереди.