Девочка стоит на тротуаре и вполголоса разговаривает сама с собой. На ней тёплое пальто чуть выше колен, такие же тёплые сапоги и меховая шапка в виде капора. Девочка на улице уже минут пятнадцать. Она не обращает никакого внимания на прохожих, с некоторым удивлением взиравших на неё; на трёх пенсионерок, стоящих поблизости, которые судачат меж собой: - Даша на прогулку вышла. Видимо, деда ждёт!
Девочку и в самом деле зовут Дашей. От пощипывающего нос и щёки легкого морозца безмятежное лицо её раскраснелось. Она продолжает говорить, разводит в стороны руки, но что-то начинает её тревожить, если всё чаще и чаще она замолкает, и взор свой устремляет к окну на первом этаже многоквартирного дома.
Наконец из подъезда выскакивает немолодой уже мужчина и устремляется к Даше.
- Замёрзла? – спрашивает дед Вася и берёт её под руку.
- Чуть-чуть! – отвечает Даша. Тревога в её глазах тает, она снова безмятежна. Но, чтобы стать совсем счастливой, ей необходимо услышать от деда что-то очень для себя важное, поэтому она спрашивает: - Я – наша?
- Конечно, наша! - прижимая внучку к себе, трогательно говорит дед.
Они с дедом за прогулочные два часа обойдут знакомые места. Здороваясь со встречными собаками, скормят им весь хлеб, припасённый дедом; а Даша в своём кармане обнаружит пакетик с остатками пшена, и высыплет его на дорожку. Где сразу же появятся прожорливые воробьи и, отгоняя один другого, в момент склюют всё до зёрнышка.
Даше хорошо с дедом. А когда нагуляются, вернутся домой, где ждёт их бабушка Светлана Петровна. Есть у Даши и мама,но она далеко. К ней надо ехать по железной дороге, а поездов, рёва машин и шумных компаний сверстников Даша боится.
Когда-то давно бабушка Светлана Петровна, выйдя с внучкой во двор, пыталась приобщить Дашу к детским забавам, но ребятишки почему-то в свои игры её не брали, а толкали и обижали. Бабушка плачущую Дашу уводила домой, и внучку свою развлекала уже сама. И вот уже много лет Даша гуляет с дедом и бабушкой, а последний год – только с дедом.
Дашины ровесницы по выходным и праздникам бегают на дискотеку, носят узкие брючки и короткие юбки, показывая даже в школе обнажённые пупки, увлекаются косметикой, а на уроках шепчутся друг с дружкой о первой любви, и кто из мальчиков умеет целоваться, а кто – нет!
Дашу пока это мало волнует. Как не беспокоит её и то, что она никогда не видела своего биологического отца, который 18 лет тому назад наградил её маму той лишней хромосомой, от чего она – Даша теперь не учится, не влюбляется и еще много «не…», «не…» и «не…!»
Светлана Петровна, из окна проводив взглядом мужа и внучку, выпивает приготовленное лекарство, и тихонько бредёт в спальню, где и ложится на разобранную постель, которую не заправляет покрывалом уже целый месяц. Сейчас она забудется непродолжительным сном, а когда очнётся, муж с Дашей уже
будут дома. Вася соберёт на стол и скажет: - Светлана, вставай! Тебе надо поесть!
Она набросит халат и, поддерживаемая мужем, пойдёт на кухню, где Даша погладит её по руке, придвинет к столу табуретку и заботливо скажет: - Садись поближе, а то опять упадёшь!
У Светланы Петровны совсем нет аппетита, за год болезни она потеряла в весе килограммов десять, но муж, а ещё больше – Даша подсовывают ей лучшие кусочки.
Свой бутерброд с сёмгой Даша кладёт на тарелку Светланы Петровны и говорит: «Это тебе!» и «Почему суп не съела?» Светлана Петровна подвигает к себе тарелку с супом и пытается схитрить: - Даша, а если я суп доем, то у меня в желудке не останется места для бутерброда. Видишь, какая я худенькая? Тогда бутерброд придётся кушать тебе. Согласна?
Даша по весу уже превзошла бабушку. Смотрит на Светлану Петровну, оглядывает себя, а так как она всему верит, да и бутерброды с красной рыбой любит, тут же соглашается: - Ладно, съем бутерброд! – и, похлопав себя по груди, говорит: - Там ещё много места!
Сегодня Даша ничем не отличается от обычных девочек, и прошлые уроки бабушки она усвоила. После обеда Светлана Петровна возвращается в спальню, а Даша с дедом моют посуду. Случается, что Даша заупрямится, и по дому убираться не хочет, но дед знает, чем можно на неё воздействовать.
- Ну, что ж! Придётся мне одному заниматься посудой, уборкой! – говорит дед. – А если не смогу, то бабушку приглашу. Она ведь – наша!
- А я? – столбенеет Даша, и раскрывает пошире свои, чуть раскосые глаза.
- А чья ты – не знаю! Подумай сама! – наводит её на размышления дед.
Я – наша! Наша! – восклицает Даша, и устремляется в кухню. Она берёт в руки посудное полотенце и говорит деду: - Мой! А я буду вытирать.
После того, как посуда убрана, она берёт в руки половую тряпку, и с усердием наводит чистоту. Чтобы быстрее освободиться, моет только середину, разгоняя пыль по сторонам.
- А в углах? – хитренько улыбается дед
Громко вздохнув, Даша протирает в углах, лезет под стол, переставляет стулья. Закончив уборку, говорит: - Всё! Чисто! – и, заглядывая деду в глаза, требует награду: - А теперь я – наша?
Но так бывает не всегда. Однако деду и Светлане Петровне, следуя указаниям профессора Льва Давыдовича, ласково, и в то же время настойчиво внучку свою, за редким исключением, направить в нужное русло удаётся.
Ещё летом Светлана Петровна чувствовала себя более-менее сносно. Возилась на грядках, Вместе с мужем и Дашей жили в родительском доме. А месяц тому назад прямо за столом она свалилась с табуретки. Потом была «скорая», больница и операция. Лечащий врач выписывать домой её не хотел. Говорил: - Рано! Полежите ещё!
Но как только Светлана Петровна попала в больницу, сразу же прилетела дочка и из больницы уходила только к ночи. Поэтому она выпросилась. Дома и стены помогают. А когда ей стало полегче, и Галя уехала, от дел домашних муж её освободил. Да и Даша, понимая, что бабушка больна, из повиновения выходит
очень редко.
Зато у Светланы Петровны теперь так много свободного времени, что, лёжа в постели, ей ничего не остаётся, как жизнь свою разложить по полочкам; чтобы снизу вверх, забегая вперёд, останавливаясь и возвращаясь в прошлое, анализировать, думать и размышлять – всё ли в этой жизни она делала правильно?
Самой ей всегда казалось, что ничего плохого она не совершала. Грешить – не грешила: пить – не пила; старалась жить так, как учила её мать.
И только после рождения внучки с этой самой лишней хромосомой она взглянула на себя как бы со стороны, а после беседы с тем самым Львом Давыдовичем почувствовала, что должна измениться.
Детство же у Светланы было таким, что другой она стать не могла. Родившись уже после того, как отца взяли на фронт, откуда он так и не вернулся, Светлану воспитывала одна мать. Наломавшись целый день на тяжёлой работе, нередко прихватив и работу напарницы, мать редко улыбалась, а Светлане с первого класса внушала: - Смотри! Если не будешь лучшей ученицей, то в люди никогда не выйдешь! Ну, Светлана и тянулась изо всех сил, что б, значит, судьбу матери не повторить, да поломойкой не стать. Она мало гуляла, а всё за уроками сидела, да книжки читала. Если же по какому-то предмету получала тройку, или, того хуже – двойку, мать её не только бранью, но и ремнём наказывала. Даже в старших классах, когда подружки её уже на танцульки стали бегать, Светлану было трудно уговорить составить им компанию, так как от матери она уже не раз слышала: - Смотри! Принесёшь в подоле, прогоню!
После школы Светлана поступила в институт, а, приезжая домой, внимала от матери то же самое: - Гляди! К парням-то присматривайся! Да на кого попало, не вешайся! А если в подоле принесёшь – на меня не надейся!
Наставления матери Светлана запомнила крепко. Ослушаться её не смела, и даже студенткой всё свободное время посвящала чтению, что, впрочем, будущей профессии её не помешало. После института Светлана пришла на работу в районную библиотеку. Причём, библиотекарем была строгим, следила за тем, чтобы книги посетители сдавали во время, делала замечания, если книгу неряшливый парнишка сдавал в неприглядном виде. Тут же сажала его за стол и объясняла: - Вот тебе клей, вот – бумага! Все порванные страницы, обложку заклеишь, и сдашь её в том виде, в каком получил!
После этого у парнишки уже не возникало желания отражать удары своего одноклассника библиотечной книгой.
В библиотеке-то и высмотрел Светлану Петровну улыбчивый, круглолицый и добродушный Вася. А заметила это напарница Светланы, которая и поделилась с нею своей наблюдательностью: - Свет, что-то Вася Петров теперь книжки через два дня берёт и сдаёт, а вчера в читальном зале уселся и весь истомился. Всё и поглядывал на дверь – не войдёшь ли ты? А потом не выдержал, подошёл ко мне и спрашивает: - А где же сегодня неулыба-то Ваша?
Я сначала не поняла: - Какая неулыба?
- Да Светлана Петровна! – отвечает.
- А-а? Так она в командировку уехала.
- Надолго?
- Да нет, на два дня!
- Так что, неулыба, похоже, парень-то влюбился в тебя! А?
- Не выдумывай! – обрезала её Светлана. Я и видела-то его всего несколько раз. Пока заполняю формуляр, он возле стола стоит, да зубы скалит. Несерьёзный он какой-то!
- Не скажи-и-и! – поправила её сослуживица. – На заводе механиком работает. И говорят – очень даже положительный!
Задумалась Светлана. А через день, когда Вася сдавал книги (а пришёл он в библиотеку перед самым закрытием), и проводить себя разрешила. Да и постояла с ним возле крыльца минут двадцать.
Светлана Петровна вспоминает, каким же он робким и стеснительным был в тот первый вечер. Впрочем, он и сейчас такой. За долгие годы, прожитые с мужем, Светлана Петровна ни слова грубого от него не слышала, ни измен не видела, хотя он и моложе её. А как поженились, всё «Светик», да «Светочка». Лишь с возрастом, когда она в раздражении оборвала его: - Какой я тебе «Светик?» У нас уже внучка «Семицветик» - он нахмурился, и стал называть её полным именем – Светлана.
Дочку свою Светлана Петровна, конечно же, любила, но держала её в такой же строгости, в какой воспитывала Светлану её мать. Если Галина получала оценку посредственную, Светлана Петровна ремешком её не потчевала, но строго предупреждала: - Пока не исправишь «тройку» на «отлично», разговаривать с тобой
я не буду! И молчала по неделе, на дочкины вопросы отвечая междометиями: «да», «нет», «не знаю». Только теперь Светлана Петровна понимает – как нужны были Галине её слова утешения: - «Не переживай, Галка (а ещё лучше – Галочка). Я ведь тоже, как и ты, получала и тройки, и двойки. Ты ведь у меня умница – обязательно всё исправишь!»
Она же – молчала!!! А когда Галя показывала ей дневник с исправленной отметкой, Светлана Петровна лишь довольно хмыкала, да изрекала: - Надеюсь, урок пошёл тебе на пользу?
Галя же купалась только в отцовской любви, мать же свою боялась, ничем с нею не делилась. Тогда как Светлана Петровна искренне считала, что только непримиримость и строгость её матери дали ей в жизни замечательного мужа, послушную дочку и любимую работу. А не воспитывай мать Светлану строго – поди знай, так ли удачно сложилась бы её жизнь?
Вася, вне всякого сомнения, видел, что жена его никаких поблажек Гале не даёт и, случалось, говорил: - Чего ж ты с дочкой-то неулыба такая? Ладно, со мной! Но я тебя люблю и знаю, что ночью ты совсем другая. И тогда лучше тебя никого на свете нет! Ни одна женщина не сравнится с тобой! Утром просыпаюсь, изумлённый. Ты ли это была? Или не ты? И хотя ты опять неулыба, но такая родная и близкая! А с Галей ты, словно каменная!
Светлана Петровна пожимала плечами и говорила: - Не выдумывай! Я женщина серьёзная, а смех без причины – признак дурачины! Это ты у нас зубы свои белые выставляешь напоказ по поводу и просто так. А я не хочу, чтобы и Галя стала такой же пустосмешкой. Тем более, что характер у неё твой - такой же безвольный. Сколько лет в механиках ходишь, а если б постарался, давно бы главным инженером стал.
Вася снова смеялся: - Да зачем мне в главные инженеры лезть? Мне и механиком неплохо! Всё крутится, всё вертится! А зарплата – всего на три десятки меньше. Так что успокойся, женой главного инженера тебе не бывать!
В десятом классе Галя влюбилась в мальчика из параллельного класса. Но он на неё - ноль внимания. Светлана Петровна ни о чём не догадывалась и не слышала, что Галя ночами плачет в полушку.
А вот отец – догадался. И как-то раз, когда жена была на работе, усадил дочку рядом, приобнял чуть-чуть, и спросил: - Влюбилась, да? Рассказывай – кто он? Откуда? К тебе как относится?
- С чего ты взял, папа? – вопросом на вопрос ответила Галя.
- А с того, что ночами плачешь! Первая любовь, как правило, безответна! Поэтому кажется самой несчастной, самой последней, самой безутешной!
- Папа, откуда ты всё это знаешь? Я думала, что у тебя, кроме мамы, никогда и никого не было!
- Была! – вздохнул отец. Когда я поступил в техникум, девчонка у нас на курсе училась. Такая же красивая, как и ты. Думаешь, почему у тебя такое имя? Да потому, что первую мою любовь звали Галкой! Мама хотела назвать тебя Инессой. А я сказал – Галя! Потому и люблю тебя до безумия! А Галя выбрала друга моего – Лёньку! С ним и уехала по распределению. Я на свадьбе у них гулял. Теперь там две дочки подрастают.
- Ой, папа! – воскликнула Галя. – Оказывается, и у тебя что-то не сбылось? А мама знает?
- Зачем маме об этом знать? Всё ведь до неё было! Тебе же – рассказал. Вижу, что мучаешься. Но поверь, что встретишь и ты своего ненаглядного, и единственного. А теперь рассказывай – кто тебе голову заморочил. Поделишься – легче станет!
- Хорошо, папа! – посмотрев отцу в глаза, согласилась Галя. - Это Дима Балтэр..
- Какой Балтэр? – перебил её Вася. – Это его отец начальником техотдела у нас работает?
- Да, его! – кивнула Галя. – Только ничего он мне не морочил. Дима даже не подозревает, что я из-за него спать не могу. Знаешь, папа, какой он хороший? У нас ведь в школе ребята обычно кого-то толкнут, подножку подставят. А Валя Фомина бежала по лестнице, упала и колено повредила, так Дима сразу к ней бросился, поднял, и в медпункт на руках её принёс. А потом в больницу к ней два раза приходил. Теперь Валя уже выписалась, их с Димой дразнят «жених и невеста», но я-то знаю,что это не так! Просто Дима очень воспитанный. Случись это со мной, он бы и меня на руках к врачу принёс.
- Просто Дима - особенный! Не похожий на других! – Галя тяжко вздохнула и продолжила: - Я же первая подойти к нему и сказать: - Дима, давай дружить! – не могу. – Так?
- Так! – Вася задумался. – Ты, наверное, боишься, что он откажется, и тогда одноклассники тебя засмеют?
- Да не откажется он! – воскликнула дочка. - У него достаточно такта, чтобы не обидеть меня. А если я ему не нравлюсь, и Дима через силу примет моё предложение? Что тогда? Я же влюблюсь окончательно и бесповоротно!
Отцу хочется утешить дочку. Но как сделать так, чтобы её первое увлечение, наивные слова о дружбе с понравившимся мальчиком оставили бы в её душе след чистый, а не скверну?
Это Светлана Петровна, узнай она от своей дочки в 16 лет рассказ о первой любви, обязательно бы воскликнула: - Выбрось эти глупости из головы! Тебе об учёбе надо думать, а не о мальчиках!
Отец же позволить себе такого не может. Галя и так от матери видит немного тепла, а если ещё и он не поймёт дочку?
- Знаешь что? А давай-ка поступим так. Ты пока ничего не предпринимай и предложений ему никаких не делай. Присмотрись! А если хочешь обратить его внимание на себя, то делай это незаметно и обязательно чем-то хорошим. Бывают же у вас вечера, школьные праздники. Ты хоть и не выскочка, но это и не главное. Улыбка-то у тебя какая красивая! Мама твоя говорит, что я всё время скалю зубы. За это и ругает меня. Я же, когда вижу, что ты смеёшься, всегда радуюсь, что ты на меня похожа. Ты чаще смейся, дочка!
Ну, а если снова печаль нахлынет, поделись с отцом, что-нибудь вместе мы обязательно придумаем. Идёт?
- Папа, спасибо тебе! Не знаю, что бы я делала без тебя! – Дочка обхватила отца за шею, а у Васи перехватило горло, и он с трудом выдохнул: - Галчонок ты мой!
Когда Светлана Петровна вернулась с работы, отец и дочка встретили её горячим ужином и сидели, словно двое заговорщиков. Но мать ничего не заметила. Она устала, и лишь поинтересовалась у дочки: - Троек нет?
- Сегодня не спрашивали! – ответила Галя.
В эту и все последующие ночи Галя уже не плакала. Наступила пора экзаменов, ей надо было получить аттестат с отличием. Потом сдать два экзамена в институте в Ленинграде. Дима Балтэр уехал в столицу, поступил в университет, там и остался. А её первая любовь безвозвратно растворилась в суматохе дел, событий и лет, оставив в её душе именно то чувство, какое посеял тот разговор с отцом.
Галя закончила два курса института. На каникулы приезжала домой. Светлана Петровна работала всё там же, прихватывая порой и вторую смену. Галя хоть и получала стипендию, но родители каждый месяц высылали ей определённую сумму.
В начале третьего курса Галя со своей группой приехали в колхоз на уборку урожая на замену шефам с завода. Те картошку выкопали, студентам же предстояло убрать корнеплоды. Председатель устроил их в Доме крестьянина, накормил и сказал: - С обеда в поле!
Заводчане сидели на своих сумках и ждали автобус. С завода позвонили и сообщили, что автобус сломался, до утра его не будет. А чтобы здоровые парни не лодырничали, председатель и отправил их вместе со студентами на уборку турнепса. Вскоре пошёл дождь, да такой сильный, что к пяти часам шефы промокли до нитки. В конце рабочего дня пришёл трактор с телегой, а следом подъехал председатель. Сказав помощникам – Молодцы! – распорядился нагрузить телегу турнепсом, после чего объяснил, что в столовой их ждёт ужин.
Студенты из Галиной группы ещё в общежитии запаслись тремя бутылками вина, а студентки – двумя бутылками шампанского. Надо же было отметить начало семестра, который третий год подряд они встречали не в аудиториях, а «на картошке». Поэтому горячительное оказалось, как нельзя, кстати. Ещё в поле они перезнакомились друг с другом, а заводчане, получив накануне расчёт, раздобыли где-то несколько бутылок водки.
Галя плохо помнила тот вечер. Выпив шампанского, она почувствовала, что божественный напиток медленно растекается по жилам, согревая и слегка затуманивая сознание. Потом была водка, и снова шампанское. Очнулась Галя уже под утро. Рядом храпел парень, который целый вечер вился возле неё. Она даже
толком не узнала – как его зовут? То ли Паша, то ли – Пеша. Он-то и подмешал ей водку с шампанским, нашёптывая на ухо: - «Выпей! Ты вся дрожишь. До трусов, наверное, промокла?»
И Галя, уже потеряв над собой контроль, наклюкалась так, что с трудом оторвала голову от подушки. Всё утро её рвало, она качалась из стороны в сторону и, в который уж раз ополоснув лицо, в изнеможении плюхалась на постель. Лица опухшими и помятыми были у всех.. Лишь её однокурсница Надя, с которой они жили в одной комнате, а в аудитории сидели за одним столом, держалась более-менее стойко. Завтракать никто не хотел, лишь отпивались молоком, которое прямо с фермы привезли в бидоне
А буфетчица, осуждающе качая головой, выговаривала: - Да чего ж вы напились-то так? Ай, яй, яй!
После молока Галю ещё раз вывернуло наизнанку, однако, на удивление, она уже не падала, силы постепенно возвращались. И, выпив ещё одну кружку вкуснейшего, жирного молока, которое, на сей раз, в желудке задержалось, она поняла, что жизнь возвращается!
На улице уже стоял автобус из города. Студенты и заводчане прощались друг с другом. К Гале подошёл тот самый Паша-Пеша и сказал: - Ну, что? Я поехал?
Она пожала плечами, в голове, кроме боли, ничего не было и, не поднимая глаз, тихо произнесла: - Езжай!
После этого, чтобы как-то реабилитировать себя в глазах председателя и жителей села, студенты вставали ни свет, ни заря, а с поля возвращались часов в семь. Кормили их на убой, молока они пили вдоволь, и с уборкой справились даже раньше срока. Председатель направил в деканат благодарственное письмо, выплатил всем зарплату, а на прощание сказал: - Приезжайте в следующем году!
Где-то уже в конце октября Галя вспомнила, что у неё не было месячных, но большого значения этому не придала. Задержки случались и раньше. И только ближе к Новому году заволно-валась: - Неужели…? Мать ведь меня убьёт!
В Новый год Галя на несколько дней приехала домой. Никуда не ходила, больше молчала и терзала себя вопросами: - Сказать? Не сказать?
Светлана Петровна перемен в дочери не заметила. Однако, разговор об учёбе с Галей завела: - Скоро сессия, а ты, гляжу, как приехала, ни одного конспекта в руки не взяла.
- Да пусть отдохнёт: - заступился за Галю отец. – Праздник же!
Светлана Петровна возразила: - А у них в общежитии каждый день праздник. Заниматься там некогда. Я, когда приехала туда, сразу поняла, что у них уже наступил коммунизм! Вахтёр сидит внизу. Ребята живут на третьем и четвёртом этажах, девчата – на пятом и шестом. Вход один. Вот они и шатаются туда-сюда!
- Мама, ну, если общежитие такое! – стала оправдываться Галя. – Не я же порядки устанавливаю.
- Это неправильно, если девочки и мальчики живут рядом. Когда я училась, такого безобразия не было! - Светлане Петровне очень не понравилось, что студенты вместе курят под лестницей, ходят друг к другу чаёвничать, живут свободно и вольготно без всякого контроля.
Саму Светлану мать учила целомудрию, поэтому и она свою дочку предупреждает: - Смотри! Не принеси в подоле!
От всех переживаний Галя на экзаменах завалила физику, и в следующем семестре осталась без стипендии. Она всё ещё не хотела верить, что в ней зародилась новая жизнь. Пашу-Пешу не искала, как и он – её. К врачам не обращалась, и плыла по течению с искоркой надежды: - Может, рассосётся? Не рассосалось!
Надя – подружка её, устала повторять: - Ты чего сиднем сидишь? Можно ведь избавиться от ребёнка! Иди в поликлинику!
- Поздно! Он уже шевелится! – тупо отвечала Галя.
- Тогда отцу, матери скажи! Надо ведь что-то делать! – вразумляла её Надя. Она кормила её, и вдвоём они жили на одну стипендию Нади. А Светлана Петровна, считая, что Галя получает повышенную стипендию, содержание ей урезала, а Васе объясняла: - Пусть не шикует! На питание ей хватит, а одежду для неё я покупаю!
Вася о бедах дочери узнал случайно. Он приехал на заводской машине получить какие-то запчасти. А когда закончил дела, то решил на полчасика заглянуть к Гале в общежитие. Передать ей купленные Светланой Петровной вещи и гостинцы.
Увидев дочку в «интересном» положении, Вася на несколько минут остолбенел, а она – с животом, который уже невозможно было скрыть, с пигментными пятнами на лбу стояла перед ним такая растерянная, жалкая и несчастная, что отца едва не хватил удар!
А потом они оба сидели на кровати, она плакала, а он гладил её по голове, по плечам, вытирал носовым платком её щёки, нос и говорил: - Чего ж ты молчала?
- Я боялась! – ответила Галя.
Вася задал ещё один вопрос: - А кто отец?
- Отца нет!
Надя, вернувшаяся из столовой с тарелкой вермишели и булочкой для Гали, раскрыла ещё одну тайну: - Дядя Вася, она ведь без стипендии живёт!
- Как без стипендии? – не поверил отец. Он выложил все деньги, какие имел при себе. Сбегал на улицу к машине, где ожидал его водитель, и вытряс из его карманов всю наличность, наказав тому: - Ещё час подожди меня! Вот так надо! – и провёл ладонью по горлу.
- Ладно, Игнатьич! Решай свои дела. А я пока подремлю! – успокоил его шофёр.
А потом они с Галей и её подружкой пили чай с домашним печеньем и булочками, какие Светлана Петровна настряпала для дочки, и обговорили всё, о чём говорят в таких случаях.
- Когда рожать? – спросил отец.
Дочка ответила: - В начале июня!
- Хвостов много? Сумеешь пораньше экзамены сдать?
- Хвостов нет. Физику я уже сдала. И преподаватели все идут навстречу. Думаю, что часть предметов сдам экстерном. Я понимаю, папа, что третий курс я обязана закончить до рождения ребёнка.
- Хорошо, что хоть это понимаешь! Как приеду, сразу вышлю тебе деньги переводом. В следующем месяце – тоже.
Так что готовься стать мамой, сдавай экзамены, и ни о чём пло-
хом не думай. Поняла? А рожать будешь дома.
- Папа, а как же мама? Ты расскажешь ей?
- Маму я беру на себя!
Но Галя снова разволновалась:
- Папа, не рассказывай пока маме. Ну-у, до тех пор, пока я билет на поезд не куплю. А то она сразу примчится сюда, устроит мне такую головомойку! Мне же надо за месяц с небольшим сдать сессию. Не говори пока, папа! Прошу тебя!
- Хорошо, убедила! Но только помни, что у тебя есть родители! А малыша вырастим – не переживай!
После того, как отец уехал, Галя приободрилась, без лишних усилий сдала все экзамены. В определённые дни спускалась на вахту и ждала от отца звонка, чтобы сообщить ему о своих делах.
Вася рассказал Светлане Петровне о грядущих переменах за два дня до приезда Гали. Она смотрела какое-то старое кино, когда Вася выключил телевизор: - Светлана, поговорить надо!
Она замечала, что последние месяца два Вася ходит задумчивый, но считала, что у него неприятности на работе. Зарплата стала меньше, так как завод не выполняет план. Отправив Гале два перевода, нехватку денег Вася объяснил тем, что лишился премии. И, хотя деньги в семье были нужны всегда, и играли не последнюю роль – Светлана Петровна и сама любила красивые вещи, и Галю надо было одевать, но полагала, что это временно. Что дела у Васи выправятся. А там и Галя приедет на каникулы.
В РОНО Светлане Петровне пообещали на июль семейную путёвку в Крым. Они поедут на море, отдохнут, вернутся загорелыми, и полными сил. Светлана Петровна уже скопила некую сумму, чтобы перед поездкой кое-что прикупить, да и на отдыхе не считать копейки, а хоть раз в жизни пошиковать и расслабиться. Показать миру, какой у неё красивый, белозубый муж, дочка-студентка, да и сама она баба-ягодка хоть куда! И пусть Вася улыбается всем подряд! Она не станет его одёргивать, как делала это раньше, когда гуляли они в компаниях!
- Наверное, хочет сообщить, что опять зарплату урезали! Или отпуск перенесли! – подумала Светлана Петровна, когда Вася выключил телевизор.
Сообщение мужа, что Галя приезжает рожать, прозвучало для Светланы Петровны, словно гром среди ясного неба!
- И ты знал? Знал и молчал? – обрушилась на него жена.
Вася объяснил: - Узнал я об этом недавно. А если уж дочка о беде своей не рассказала родителям, не поделилась и не поплакалась, значит, это наша с тобой вина!
- Да в чём наша-то вина? – возмутилась Светлана Петровна. – Ну-у, пусть приедет! Уж я ей задам!
Вася вскипел: - Только попробуй! А то я тебе так задам, что небо с овчинку покажется! Если пикнешь – то пеняй на себя!
Светлана Петровна оторопела и с неподдельным удивлением взглянула на мужа. Ничего подобного она в своей жизни от Васи не слышала. И хотя до приезда дочери не сомкнула глаз, но встретила её без истерик и слёз.
Галя же, просидев десять часов в вагоне, ни о чём другом – как посмотрит матери в глаза, думать не могла.
Отец встретил её у вагона, помог спуститься с подножки, взял в руку чемодан и, поддерживая под локоть, осторожно повёл к автобусу.
- Как мама? – спросила Галя. – Очень сердита?
- Всё будет хорошо! – погладил её отец. – Не волнуйся!
Вторым ударом, от которого они ещё долго не оправятся, станет известие о том, что ребёнок родился не совсем здоровым.
Даша была крупненькой – около четырёх килограммов, и рожала её Галя тяжело. Боль была долгой и изнуряющей, а когда исчезла, Галя на несколько минут отключилась и не слышала начало разговора между врачом и медсестрой, которые шептались:
- ...так она даже на учёте не состояла! Без карты рожать приехала!
- Ох, девчонки! Девчонки! – прозвучал голос другой...
.
- Кто у меня? – обессилено спросила Галя и услышала: - Девочка!
- А почему она не плачет? – Галя считала, что при рождении ребёнок должен обязательно заплакать, а тут – тихо. И малышку ей не показали.
- Заплачет ещё! – сочувственно произнесла акушерка.
Вот так и появилась у Светланы Петровны и Васи внучка Даша, которая отличалась от других ребятишек тем, что на ножки встала только в два года, первое слово «деда» произнесла много позже.
А Галя после рождения Даши стала такой же неулыбой, как и Светлана Петровна. Она не брала академический отпуск, и закончила институт вместе со своим курсом. Отказалась она и от финансовой помощи родителей, а жила на стипендию, которую с четвёртого курса стала получать в повышенном размере. В институте бралась за любую работу – мыла в лаборатории пробирки и колбы, подменяла заболевших уборщиц, а получив лишний рубль, не бежала с Надей в кафешку, а покупала и привозила что-то для Даши..
Гале повезло, и у них была хорошая, дружная группа. Или время такое было? Староста Игорь, с кем они ездили в колхоз, и который винил себя за то, что разрешил ребятам взять с собой спиртное, как-то предложил: - Галка, а давай я разыщу Пашку? Скажу, что у него дочка родилась. А вдруг он обрадуется? Вдвоём-то ведь легче ребёнка воспитывать! А?
Галя сухо ответила: - Чем ты его обрадуешь? Тем, что Даша нездорова?
- Ну, может, хоть материально помогать будет?
- Не надо! Я ведь сразу, как Дашу увидела, поняла, что болезнь у неё наследственная, от него! А тогда я даже не обратила внимания, что скулы у него такие же, как у Даши, что рот полуоткрыт. Я в тот день так замёрзла, что о последствиях мне думать было некогда. Напилась так, что замертво свалилась.
А какой дурак откажется, если пьяная девка не сопротивляется? Так что, Игорь, спасибо тебе! Но ни видеть его, ни «радовать» я не хочу и не буду! Лучше помоги мне устроить Дашу на консультацию к профессору Шнайдеру. Он преподаёт в Первом медицинском, а у тебя, я знаю, там есть друзья. Маме моей сказали, что по болезни, как у Даши, он – светило. Но иногородним к нему не попасть.. Поможешь?
Намерения Светланы Петровны побывать в Крыму и там пошиковать оказались несбыточными. Весь «шик» ушёл на Дашу В сентябре, когда Галя уехала на учёбу, Светлане Петровне пришлось оставить работу и посвятить себя внучке. Сначала она
не хотела верить врачам, что диагноз, поставленный Даше, окончательный. В итоге, по настоятельной просьбе своего лучшего студента принял Светлану Петровну и тот самый профессор!
Прочитав историю болезни Даши, профессор сказал: - Я возьму её в клинику, но не сейчас, а по записи. Запись – на полгода вперёд! Но Вам за эти полгода надо постоянно разговаривать с Дашей, вечерами записывать в тетрадь все её действия, что нового появилось в ней. Пусть она мычит, гукает и гакает, лишь бы не становилась растением. Всё это я прочту, когда привезёте Дашу.
Но Светлана Петровна уже с первых Дашиных дней впряглась в тяжелейшую, непрекращающуюся ни днём, ни ночью, работу. Она пела Даше песни и рассказывала сказки. Она поднимала вверх и опускала вниз её ножки и ручки. Она распрямляла пальчики и считала: - «Раз, два, три! Дашенька, смотри!» Она варила смеси, тёрла яблоки и морковь, меняла пелёнки (ни о каких памперсах в то время и речи не было), стирала, мыла, а теперь ещё и вела дневник. Когда же валилась с ног от усталости, то мужское своё плечо подставлял ей Вася! Не многого Светлане Петровне удалось достичь, но уже одно то, что перед поездкой в клинику Даша стала проситься на горшок, ворочая непослушным язычком: - «пи», «пи», стало для бабушки огромной радостью!
Обследовав Дашу и понаблюдав за нею в клинике, а сам профессор вёл только одну палату, Лев Давыдович сказал Светлане Петровне: - Пока я утешить Вас ничем не могу! Вы привезёте Дашу через год!
Протянул бабушке отпечатанные на машинке листки: - Это мои рекомендации! – записав на уголке номер служебного и домашнего телефона, скинул халат, попрощался и стремглав помчался в институт.
После этого Светлана Петровна ещё дважды привозила внучку к профессору. И последний раз видела Льва Давыдовича, когда Даше было шесть лет. Тогда они с Васей все 15 дней, что Даша лежала в клинике, жили в Ленинграде. У Васи был отпуск. Позавтракав, они сразу же ехали к Даше и расставались с нею вечером, лишь на короткое время отпуская её на процедуры; да ещё на то, чтобы пообедать самим.
Те 15 дней Светлане Петровне долго снились. Насмотрелась она всякого. Ребятишки с одним и тем же синдромом, а какие разные! А Лев Давыдович дневал и ночевал в клинике. У студентов были каникулы. Жена с дочкой уехали на его историческую родину и обустраивались там. Вот он и торопился закончить всё то, что не успел. (Об этом Светлана Петровна узнала от одной из санитарок, когда, надев халат, отобрала у неё швабру и пошла мыть коридор).
В тот вечер, возвращаясь домой, они зашли в магазин, и Светлана Петровна предложила: - Вася! Купи бутылку хорошего коньяка!
- А может, лучше водки? Я ж не люблю коньяк! – ответил муж.
- Да не тебе, а Льву Давыдовичу. Он ведь скоро уедет. А завтра, мне сказали, его последнее дежурство.
На следующее утро, когда Светлана Петровна сидела в коридоре, и ждала Дашу, (Васю, из-за высоких потолков, попросили повесить в ординаторской шторы на окна) Лев Давыдович, пробегая мимо, тормознул и сказал: - Завтра я Дашу выписываю. Вы зайдите ко мне вечерком, только попозже Я целые сутки в клинике.
Они пришли в кабинет профессора часов в десять, когда клиника успокоилась, а палата Даши погрузилась в сон.
За те две недели Светлана Петровна и Василий Игнатьич стали как бы нештатными работниками. Она помогала санитарам, нянечкам, а он менял перегоревшие лампочки, сломанные выключатели, ремонтировал какую-то утварь. И всё это время Светлана Петровна наблюдала за Львом Давыдовичем, а он – за этой ещё не старой, но уже познавшей болезнь своей внучки, парой.
Когда Светлана Петровна постучалась и, услышав: - Да, да. Войдите! – открыла дверь, профессор что-то писал.
- А? Заходите! Садитесь! Я сейчас закончу, и мы поговорим!
Они просидели с доктором часов до трёх ночи. Профессора пару раз, как дежурного врача, куда-то вызывали, но он вскоре возвращался.
Когда она вынула из портфеля коньяк, коробку конфет и пару лимонов, профессор воскликнул: - О! Это лишнее! Уберите, уберите! – но, взглянув на её лицо и, секунду помедлив, сказал: - А, впрочем, давайте! Это моё последнее дежурство. Через три дня я сдаю дела. Получаю трудовую книжку, и уезжаю в новую жизнь.
С тех пор Светлана Петровна доктора Льва Давыдовича не видела, но благодарна судьбе за то, что у неё была возможность узнать поближе этого детского врачевателя. И если бы не он, ещё неизвестно, как бы сложилась её дальнейшая жизнь, судьба Даши, и пр. И теперь, когда ей трудно, она возвращается к тому ночному разговору, переосмысливает его, и всегда старается поступать так, как
учил её Лев Давыдович. Он не вылечил Дашу. Да это, как она убедилась, и невозможно. Но он изменил её – Светлану Петровну!
Бутылки коньяка им хватило на всю ночь. Лев Давыдович вынул из шкафа маленькие стопки, нарезал лимон, и пригласил их пересесть за журнальный стол: - Здесь нам будет удобнее!
Выпив с Васей по паре стопок, а Светлана Петровна только пригубила, Лев Давыдович сказал: - Вам, наверное, не терпится узнать – станет ли Даша когда-нибудь здоровой? Так?
- Так! – они с Васей согласно кивнули.
- Не станет! И лечение, какое бы оно ни было, малоэффективно. Поддерживать её, безусловно, надо. Я для этого всё написал. – профессор кивнул на стол. – Но Вы должны смириться, что Даша – такая! Это счастье, что она обслуживает себя! А Вы, Светлана Петровна, надеюсь, видели в палате других детей? Видели?
- Видела! – прошептала она.
- Думаете, почему я дал указание медперсоналу пускать вас к Даше в любое время? У нас ведь закрытая клиника. А посещения только в специальные дни, и по пропускам. Да только потому что мне самому было важно знать – правильный ли метод лечения я предпринял, как врач? И, наблюдая за вами, за Дашей, могу признаться, что правильный. Даша изменилась, причём в лучшую сторону. Болезнь не ушла, но и не прогрессирует. И никакие таблетки, процедуры, уколы Даше не помогут, если вы от неё откажетесь.
- Ну-у, у нас даже мыслей таких не было! – обидчиво произнёс Вася. – До шести лет вырастили, так чего уж теперь?
- А у Вас, Светлана Петровна, были такие мысли?
- Да, были! – едва слышно прошептала она.
- Значит, я правильно сделал, что в прошлом году срочно пригласил вас с Дашей в клинику?
Она вновь, не поднимая головы, кивнула: - Да, правильно!
Тогда она просто, как говорят, «дошла до ручки!» Вася целыми днями на работе. . А патронажная медсестра, в очередной раз посетив Дашу, при которой бабушка разревелась в голос, предложила: Светлана Петровна, да сдайте вы ее в интернат! Даше хорошо там будет. Да и Вы отдохнёте! Напишите заявление, и все дела!
А, может, и правда есть смысл оформить Дашу туда, где таких детей много? Их ведь там чему-то учат, заботятся о них! А мы бы с Васей её навещали! Пожалуй, переговорю-ка я с мужем. Да скажу, что это не моя инициатива, а предложение опытного медицинского работника! А там, глядишь, и Галя одобрит мой поступок. Ей-то ведь Дашу тоже брать некуда! Сама живёт в общежитии и ждёт – когда дом достроят, да квартиру ей, как молодому специалисту, предоставят.
Несколько дней и вечеров мучалась Светлана Петровна: - «Сегодня Васе скажу!» – не сказала. – «Завтра скажу!» – не сказала.
А сама всё с Дашей: - Славная моя! Да хорошая! Скоро бабушка с тобою расстанется. Но я приезжать буду! Ты не думай, что мы тебя бросим. А как мама твоя квартиру получит, то заберёт тебя к себе. Тогда и мы с дедушкой к вам переедем, и снова все вместе заживём. Так, Дашенька?
Смотрит Светлана Петровна, а Даша глазки закрывает. Добрый и ласковый голос бабушки её убаюкивает, а нервный и раздражительный, напротив, вызывает у Даши недомогание, и очередной приступ болезни. Так и не сказала Светлана Петровна мужу о том, что надумала сдать Дашу в спецзаведение, а решила позвонить Льву Давыдовичу. В клинике телефон не отвечал, осмелилась вечером набрать его домашний номер, и рассказала ему, что Даша неуправляема.
- Срочно приезжайте! - ответил доктор.
Они приехали без записи, и несколько дней Даша лежала в коридоре, чего Лев Давыдович никогда не допускал, но, проведя курс лечения, профессор настоял на том, чтобы Даша, хотя бы год, прожила в семье. – А там посмотрим! – с чем Дашу и выписал.
Этот год прошёл. Завтра они с Дашей вернутся домой, и Светлана Петровна будет оформлять внучку в специнтернат. Ей там будет лучше! Сама же Светлана Петровна вернётся в библиотеку и, хоть немножко, но поживёт для себя. И не надо её больше уговаривать! Она так решила!
Льва Давыдовича вызвали к больному, и они с Васей остались в кабинете вдвоём. Светлана Петровна допила свою стопку, сразу же налила ещё одну, и проглотила залпом.
Вася пошутил: - Чё это ты зачастила? Подожди, сейчас доктор придёт!
Коньяк придал ей силы. И сегодня она решительна, как никогда! Если уж Лев Давыдович сказал, что вылечить Дашу невозможно, чего тянуть? Пусть уж она поживёт с такими же, как сама! В коллективе она не будет себя чувствовать ущербной и одинокой.
- Завтра же скажу Васе, что больше не могу. Устала! – распаляет себя Светлана Петровна. – А Лев Давыдович пусть едет в свой Израиль! И на уговоры его я больше не поддамся!
Вернувшийся профессор, взглянув на пустую стопку, на лицо Светланы Петровны, мгновенно прочитал её мысли, и сменил пластинку. – А я ведь с Галей вашей познакомился!
Светлана Петровна вопросительно уставилась на доктора.
- Да, да! Не удивляйтесь! Когда она уезжала, то позвонила мне, попросила аудиенции. Мы целый час с нею проговорили. Хорошая у вас дочка! А что оступилась, так с кем не бывает? И мужа она себе найдёт достойного. Уж поверьте! Это я вам, как врач, говорю!
- Лев Давыдович! – просиял Вася – Давайте выпьем за Вас,за Галку мою, за слова Ваши добрые и сердце золотое! Если б не Вы… - Вася захлебнулся слезами, опрокинул стопку и, стыдясь минутной слабости, отвернулся.
- А давай-ка, Игнатьич, на «ты»! Не против? – спросил Лев Давыдович, и тоже опрокинул стопку.
- Ннет! С Вами на «ты» я не могу! – смутился Вася. – Вы профессор – светило научное. А я – простой механик!
- Да брось! Ты – мужик, и я – мужик! Мы ж – ровесники? И ты мне симпатичен! – наливая ещё по одной, засмеялся доктор. А, закусив лимоном, продолжил: - Санитарам нашим какое облегчение сделал! Коляски-то, как новые, стали. А то везут больного, и не понять – то ли ребёнок плачет, то ли коляска так дребезжит!
- Эх, поеду за рубеж! – Лев Давыдович расправил плечи, потянулся. – И всё-таки, жаль! В Ленинграде родился, учился, женился, докторскую защитил! Если б не родители, не смог бы уехать! А теперь – поздно. Ну, за вас!
Светлана Петровна всё ждала, что доктор вернётся к разговору о Даше – они ж не закончили его. Но Лев Давыдович и на сей раз заговорил о себе: - Я уже в институте знал, что буду заниматься детской психиатрией. А когда работал врачом, то стал собирать материалы для кандидатской, потом – для докторской. Много ездил по специнтернатам, детским домам, диспансерам. Отдельных пациентов по 5-10 лет из виду не выпускал. С родителями встречался. Разных видел мам и пап. Иные сдадут ребёнка на попечение, а потом места себе не находят. Но только первое время. А чаще – как только сдали, сразу забыли, что где-то там, далеко, всё ещё живёт их сын, или дочь, причём, ребёнок больной. Он-то не виноват, что таким родился.
В госучреждении, безусловно, напоят, накормят, лекарства необходимые есть, но как важно, если за детьми ухаживает нянечка, у которой есть сердце! Я видел, как преображались ребятишки, когда принимала дежурство одна из таких нянь. Она, Светлана Петровна, была Вашего возраста. И что-то у неё в семье не сложилось С мужем развелась, детей не было И, чтобы хоть кем-то занять опустошённое своё сердце, она и пришла работать в детский спецдиспансер няней. У неё и специальность была – бухгалтер. Думала – на время, оказалось – навсегда!
Ребятишки называли её мама Шура. Даже те, кто не мог говорить, ходить, или просто лежал пластом, были для неё родными детьми. Каждого, если это было возможно, она подержит на руках, приголубит и приласкает. А ребятишки буйные и неугомонные от её прикосновений, убаюкивающего шёпота: - Ну, что, милый? Не можется тебе? Сейчас медсестра придет, укольчик тебе сделает, ты и заснёшь! – успокаивались. Вошедшая в палату сестра в таких случаях говорила:- Александра! Как тебе это удаётся? Он ведь засыпает без укола только в твоё дежурство! – и уходила, не потревожив ребёнка..
Вот так и отдавала Александра больным ребятишкам сердце своё по капельке. Целых десять лет отдавала. А потом привезли девочку лет пяти с диагнозом, как у вашей Даши. И так Александра привязалась к этой Оленьке, что дневала и ночевала на работе. Девочку же привезли из семьи обеспеченной. Родители её пять лет боролись с болезнью дочери, а когда поняли, что она неизлечима, то решили от ребёнка отказаться. Тем более, что у них родился сын – мальчик здоровый. Девочка первое время только плакала. Когда же открывалась дверь, она затихала и, увидев медсестру или врача, спрашивала: - Там нет мамы?
Тогда -то Александра и решила заменить Оленьке маму, которая сразу, и навсегда из своей жизни дочку вычеркнула. Но девочка таяла на глазах. Сама она ничего не ела, не пила, лишь ждала родителей. Быть может, она и не понимала слабым своим умишком, что её бросили, но без мамы и папы она жить не могла. Даже мудрой нянечке с её добрым сердцем не удалось вызвать в девочке тягу к жизни. А ведь Александра хотела её удочерить, даже с главным врачом на эту тему переговорила. И главный, удивляясь этой женщине, поступок её одобрил, лишь сказал: - Александра, я помогу тебе, чем смогу! Но давай немного подождём. Пусть девочка окрепнет. А когда и она станет думать, что ты – её мама, тогда и начнёшь оформлять опекунство, а не удочерение. Тут хоть деньги какие-то получать будешь! Так что, пока не торопись!
Ну, Александра и стала проводить всё свободное время на работе с Оленькой. Фрукты ей на свою скромную зарплату покупала, игрушки разные. Да только напрасно всё. Умерла девочка, не как от болезни, а от тоски. Александра за годы работы видела не одну детскую смерть, а вот эту пережить не могла. Пришла на дежурство в вечернюю смену, обошла все палаты. Одному одеяло подоткнула, другого – по головке погладила; за кем-то убрала, и бельё сменила; кого-то тихим голосом успокоила: - ш-ш-ш! Спи, воробушек!
И уже в начале первого почувствовала недомогание. Дежурная медсестра говорит: - Александра, иди-ка, отдохни! Если нужна будешь, я тебя разбужу!
- Да! – согласилась нянечка. – Что-то мне нехорошо! Сейчас вот только к Оленьке загляну, увижу, что она спит спокойно, да и сама прилягу!
У медсестры от сострадания, жалости едва не вырвалось: - Да нет там твоей Оленьки! – но, взглянув на помощницу свою, ничего не сказала. Лишь под руку её взяла, да и повела в сестринскую. Уложила, одеялом накрыла и, сказав: - Отдыхай! – вернулась на пост.
Уже утром спохватилась: - Что-то Александра сегодня разоспалась! Обычно к этому времени уже готовится к утреннему моциону. Каждого умоет и обмоет. Тяжёлых постарается хотя бы повернуть, а потом медсестре доложит, что у того-то, и у того-то пролежни образовались. Чтобы медсестра на пятиминутке доктора уведомила, а уж тот лечение назначит от пролежней.
- Пожалуй, пора Александру будить! – ещё раз взглянув на часы, подумала медсестра.
Обнаружила она её в том же положении, в каком оставила. Вот только сердце уже не билось. Хоронил Александру диспансер. Родных у неё не было. Вот и взяли медики похороны на себя. А у могилы кто-то из врачей сказал: - Ушла женщина, которая любила ребятишек больше, чем себя. Не своих – чужих! И когда не стало
той маленькой девочки, которую Александра хотела сделать хоть немножко счастливее, не стало и её. Износилось сердце нянечки,не осталось в нём силы. Светлая ей память!
Лев Давыдович замолчал и задумался. Светлана Петровна и Вася сидели, не шелохнувшись. Ей хотелось спросить: - Это у Вас работала Александра?
Однако, профессор, словно читая её мысли, завершил рассказ: - Она ещё работала, когда я уходил. А конец этой истории рассказал главный врач диспансера. Он - мой однокурсник. И хотя я – доктор наук, а он без званий и степеней, но диагност превосходный, и врач, каких мало! По его знаниям не одну бы диссертацию мог защитить, да только времени ему не хватает, всё и возится с ребятишками. А когда появилась возможность за границей побывать, сразу в Израиль поехал, и диплом свой прихватил. Там же, в клинике детской, весь отпуск свой провёл. И не беда, что в должности санитара! А мне с таким сожалением объяснял: - Лёва! Ты знаешь, какая там медицина? Техника? Условия для работы?
Когда же узнал, что я уезжаю, сказал: - Ну, и правильно! Хоть современную медицину увидишь, где результаты труда. не столь печальны.
В это время зазвонил телефон, и Льва Давыдовича опять куда-то вызвали. А, убегая, профессор сказал: - Светлана Петровна, сварите нам кофейку. Банку с кофе, электроплитку, и всё остальное вы найдёте во-он в той тумбочке. Когда же
вернулся, на столе были расставлены чашки. А в большой турке, ожидая хозяина, истончал аромат, и томился приготовленный из зёрен, настоящий бразильский кофе.
Они ещё какое-то время поговорили ни о чём, когда профессор, взглянув на часы, сказал: - Куда вы в такое время поедете? Тем более, что сегодня вы – мои гости. Пойдёмте, я помещу вас в изолятор. Правда, там ремонт, но две кровати стоят.
Они не стали отказываться и, профессор, взяв ключи, привёл их в изолятор. В самом изоляторе ремонт уже был закончен, а в коридоре перед ним оставалось привести в порядок пол. Лев Давыдович посетовал: - Вот, хотел сдать клинику более-менее в порядке, да не успел. Строителей сняли на другой объект. Ну, да ладно, отдыхайте!
Светлана Петровна легла сразу. А Вася вышел в коридор, увидел в углу два рулона линолеума, ящик с инструментом и гвоздями, клей, на стене – синий халат, и взялся за работу. Светлана Петровна, уже засыпая, услышала какой-то стук и, сквозь сон, подумав: - Что это он там делает? – не встала, а перевернулась на другой бок: - Если и стучит, то палат рядом нет. Изолятор в другом крыле.
Проснулась часов в восемь. Голова, на удивление, была свежей и мысль: - Сегодня Дашу выписывают! – залёживаться в постели не позволила. Соседняя постель так и стояла неразобранной.
- Да где же он? – буркнула под нос Светлана Петровна и вышла в коридор. Вася стоял на коленях и отрезал последнее полотно линолеума. Весь коридор, за исключением оного, празднично сиял. При этом рисунок был подогнан так, что Свет-
лана Петровна изумилась.
Вася, смущённо улыбаясь, сказал: - Думал, успею до того, как ты проснёшься. А видишь, не успел. Последний лист остался,да ещё плинтуса.
В половине одиннадцатого Лев Давыдович сказал: - Ну, всё, Светлана Петровна! Забирайте свою Дашу. Больше мы с вами не увидимся. А где же Игнатьич? Я ведь с ним ещё не попрощался!
- А он ремонт в изоляторе закончил! Плинтуса ставит!.
В это время появился Вася и, протягивая доктору ключ, сказал: - Лев Давыдович, принимайте работу!
- Ну-ка, ну-ка! – чуть ли не бегом, профессор припустил к изолятору. А, открыв дверь, воскликнул: - Ну, Игнатьич! Ну, удружил! Светлана Петровна, посмотрите, на полу как будто ковёр лежит! Никаких швов не видно, ни вспучиваний! Нет, строители так работать не умеют. Вот уж спасибо, так спасибо!
С тех пор у Светланы Петровны уже не возникало желание отдать Дашу в чужие руки. А помня тот ужин с профессором, она не сомневалась, что историю о сердобольной нянечке Лев Давыдович рассказал неспроста. Он хотел, чтобы и она, Светлана Петровна, полюбила свою внучку сердцем, а не рассудком. Она больше не возила Дашу по врачам, а положилась на судьбу.
Даша читает, сама пишет. А без Васи она просто не может жить. Они не только дед и внучка, они – друзья! Понимает Даша и то, что она не такая, как другие. Петровна. Другие гуляют поодиночке и компаниями, а она – только с дедушкой, реже – втроём. Но это её не тяготит! Ей – Даше не нужны наряды, модные вещи. Она к ним равнодушна. И хотя мама из другого города шлёт посылки, где много чего для Даши, она уже забыла, что несколько лет тому назад какое-то время жила у мамы.
А Галя, выбрав мужскую профессию, уже через два года стала на предприятии ведущим специалистом. Там-то и встретила она того единственного, о котором ещё в десятом классе говорил ей отец. Мужчины её боялись – уж больно серьёзная! Никогда не улыбнётся. А тот, единственный, не испугался. Даже, когда узнал, что дочка у неё не совсем здорова, то и тогда не струсил! Лишь воскликнул: - Чего ж ты молчала до сих пор? И дочку вырастим, и сына родим! А родителям твоим поклон низкий! Это ж надо – такую жену они мне подарили! Улыбнись, неулыба ты моя!
И вот тут Галя сначала засмеялась – она услышала знакомое слово, каким в далёком детстве отец её называл Светлану Петровну, А потом разрыдалась, выплеснув всю боль, накопившуюся в её душе за долгие годы! Она уже никогда не надеялась, что когда-нибудь встретит человека, похожего на её отца. И вот, поди ж ты!
А потом они с мужем приехали к родителям и увезли Дашу к себе. А у Светланы Петровны появилось время покопаться в себе, и она нередко спрашивала себя – зачем же так часто я наказывала Галю молчанием? Вместо того, чтобы дочку приободрить, утешить, я ставила ультиматум: - «Пока не исправишь тройку, я с тобой не разговариваю» А ведь ей так нужна была моя любовь! Поэтому и тянулась она больше к отцу. И всё могло сложиться иначе, не будь она, Светлана Петровна, такой самодержицей непререкаемой! Но она и сама считала, что те методы, какими воспитывала её мать, правильные. Не держи её мать в строгости, вряд ли она закончила институт, и работала бы на почётном месте.
И всё-таки с возрастом стала понимать, что время изменилось, что недолюбила она Галю. Не стала ей старшей подружкой, кому дочка могла бы выплакаться, что беда у неё!
И только рождение Даши изменило Светлану Петровну. Она не любит вспоминать, что когда-то хотела расстаться с Дашей. И если бы рассталась, то как жила бы все эти годы? Лев Давыдович помог ей перебороть себя. Уже из далёкого зарубежья он подал о себе весточку, прислал коробочку с лекарством и написал:
- Светлана Петровна, этого лекарства в России нет, но я рекомендую его Даше, принимать строго по схеме (схему прилагаю). Будьте здоровы и счастливы!
Лекарство хоть и не стало чудодейственным, однако, Даше помогло и на психику повлияло. Она стала относительно быстро постигать уроки бабушки, улучшилась память, а лишняя хромосома сидит себе смирненько и в глаза не бросается. Просто Даша порою обращает на себя внимание окружающих тем, что разговаривает сама с собой, так это не беда. А ещё Даша старается быть нужной и полезной, Во всём, чтобы ни делала, подражает бабушке. И усвоила, что если она в семье «наша», значит, её любят и оберегают.
Деду своему «ты – наша!» внучка стала говорить много раньше, чем бабушке. Светлана Петровна учила её, что дед Вася – «он», то есть - «наш». Но Даша в любимом слове ничего менять не хотела, поэтому деду до сих пор говорит: - «Ты – наша!»
Светлану Петровну внучка долгое время в «наши» не брала. Та не обижалась, если слышала: - «Ты – не наша!» Она терпеливо ждала, что когда-нибудь сердечком своим Даша почувствует, что она для бабушки та кровиночка, какой в детстве могла бы стать, но так и не стала для матери Галя.
И Даша почувствовала. Светлана Петровна простудилась, лежала с грелкой, а Вася купил фрукты и сказал внучке: - Отнеси бабушке в комнату. Она любит апельсины! Даша принесла тарелку с апельсинами и не ушла до тех пор, пока Светлана Петровна не съела целый апельсин. Она пыталась поделиться с Дашей, но внучка замотала головой: - Это тебе!
У бабушки перехватило горло, а Даша, прикоснувшись к ней, сказала: - «Не плачь! Ты – наша, наша!»
Пытаясь сдержаться, Светлана Петровна переспросила: - «Наша, да? Наша?»
- А чья же ещё? Конечно, наша!
В семье Гали Дашу баловали. У Даши появилась отдельная комната, но она сразу заскучала. И хотя уже через неделю Галя стала «нашей», а чуть позже и отчим удостоился такой чести, но обходиться без дедушки и бабушки Даша не могла. Галя считала, что она привыкнет. По выходным они также гуляли с Дашей, читали, играли. Однако, Даша стала на глазах худеть. Няня, встречая Галю с работы, объясняла: - Даша ничего не кушает. Надо её врачам показать!
Галя позвонила Светлане Петровне, и уже через два дня встречала родителей на вокзале.
Даша и в самом деле похудела, а, увидев «наших», словно сбросила с себя тяжкий груз, который гнул и гнул её к земле. И тогда Светлана Петровна, в который уж раз вспомнила ту историю, которую рассказал когда-то Лев Давыдович. Вспомнила и поняла, что не выживет Даша в самых хороших, благоприятных условиях, если не будет общаться с дедом, и с нею – бабушкой!
Тогда они с Васей согласились на переезд к Гале. Но как-то вечерком дочка сказала: - Мама, посиди со мной!
А когда они рядышком уселись на диване, по секрету сообщила матери, что ждёт ребёнка. Что уже сделала УЗИ – будет мальчик. Прошла обследование – врачи заверили, что никакой лишней хромосомы у ребёнка не будет. – Мама, я ещё мужу ничего не сказала! А он, знаешь, как наследника хочет? Только и говорит об этом!
Светлана Петровна обняла дочь: - Так скажи! Обрадуй мужа. Чего тянешь?
А через неделю родители Гали решили возвращаться домой, но не одни, а с внучкой.
- Ну, вот! А говорили, что переберётесь к нам!- обиделась поначалу Галя. – Что изменилось?
С трудом, но Светлана Петровна уговорила Галю. Нашла те главные слова, каких не знала в молодости. И дочку свою Галя отпустила. Теперь у неё сын Вася-Василёк. Он уже приезжал в гости к дедушке и бабушке. Даша сначала удивилась, что в их тихом доме появился озорной мальчик, но дед объяснил: - Это твой братик. Его зовут Вася.
- Как и тебя?
- Да! Он – Вася маленький, а я – Вася большой. Поняла?
Даша ответила: - Поняла! И, наблюдая, как Вася усердно разбирает на запчасти трактор, подаренный дедом, сразу стала считать братика роднёй, сказав: - Вася маленький – наша!
Вот так и живёт в семье Светланы Петровны и её мужа совсем большая девочка – внучка Даша. По виду она – совсем взрослая. Многому её научили бабушка и дед. Однако, Светлана Петровна всегда обходит стороной тему, что главное предназначение женщины – быть мамой! Даше этого не дано!!
И всё-таки недавно Даша влюбилась! Как и Галя , в шестнадцать лет познавшая чувство самой первой и ничем не испачканной любви, так и Даша влюбилась в возрасте своей мамы. Любовь оказалась виртуальной, но Светлана Петровна сразу поняла, что состояние Даши не что иное – как первая любовь..
Даша увидела по телевизору фильм – «Старая, старая сказка». И влюбилась в главного героя, где солдата играл Олег Даль, а принцессу – Марина Неёлова.
После того, как фильм закончился, Даша впала в депрессию. Да в такую, что Васе пришлось бегать по магазинам и разыскивать диск с записью этого фильма. Даша смотрела его дней десять подряд, и не по одному разу. Она не выходила на улицу, ела урывками, и не уставала повторять: - «Он – наш! Наш!» В данном случае она сразу поняла разницу между мужчиной и женщиной. Принцесса ей сразу не понравилась, а вот солдат…!
Его песня: Вдоль по дороге,
Вдоль по дороге.
Вдоль по дороге
Столбовой! Ой…!
У Светланы Петровны звучала в ушах день и ночь. Вася уходил в гараж, в магазин, куда-то ещё. Бабушка держалась. Сказал же ей профессор, что придёт к Даше такое время, когда она влюбится: - И Вы, Светлана Петровна, должны быть к этому готовы!
Поэтому она помнила всё и первое время восхищалась солдатом на пару с Дашей: - Конечно, он наш! А принцесса его злючка и вредина!
- Даша не такая?
- Но ты же знаешь, что не такая! Ты хорошая, красивая!
- А она? – Даша переводила взгляд с экранной принцессы на Светлану Петровну и уточняла: - Она красивая?
- Наверное, красивая, если солдат её любит!
- Даша тоже любит! – безнадёжно вздыхала внучка, понимая хоть и не зрелым, но всё-таки женским умом, что солдат этот недосягаем.
И Светлана Петровна, чтобы отвлечь Дашу от мрачных дум, ненавязчиво, тихим голосом, объясняла, что это всего лишь кино! На чердаке, в доме своей матери, она нашла альбом с фотографиями артистов, какие собирала ещё Галя, и показала его внучке: - «Смотри, Даша, это – солдат! А это – принцесса! Но здесь они совсем другие.» И любовь Даши как то незаметно отошла на второй план, а потом и вовсе сошла на нет. Она снова стала гулять с дедом по два часа, Хотя на прогулке дней десять подряд чеканила шаг и распевала: - Вдоль по дороге…
Так Светлана Петровна справилась ещё с одной Дашиной проблемой. А что проблемы такие - не пустяк, и могут иметь серьёзные последствия, это она видела в клинике.
Вот если б Светлане Петровне удалось со своей болезнью справиться, было бы всё замечательно! Хотя шансов у неё не так уж много. Она знает, что и её сердце износилось. И не ухода страшит-ся – страха в ней давно нет! А того, что Вася без неё долго не протянет. Конечно же, отца и дочку увезёт к себе Галя. Да только как он там привыкнет? Хоть Галя и сказала: - Мама, не расстраивайся! Если, не дай Бог, случится что-то страшное, отец будет жить с нами! Только вот будет ли? Они с дочкой теперь самые близкие подружки. И когда Галя уложит спать своих, а Светлана Петровна – своих, могут по часу, а то и дольше, разговаривать по телефону. Галя всё-всё расскажет ей о себе, о муже своём, о Васеньке. А Светлана Петровна всё-всё о Даше, об отце, и немножко – о себе.
Что ещё надо ей – Светлане Петровне? Совсем мало!
Вот уже стукнула входная дверь. Из коридора доносятся голоса. Её близкие вернулись с прогулки. Сейчас Даша войдёт в комнату, прохладной ручкой погладит бабушку по щеке и скажет: - «Ты – наша!» Следом зайдёт Вася. Даша и его не забудет: - «Ты тоже наша!» И, глядя на деда и бабушку, улыбнётся и спросит: «А я – наша?»
- «Конечно – наша!» - в два голоса ответят этой счастливой девочке бабушка и дед.
Завтра Светлана Петровна вместе с мужем пойдёт к доктору. Она пока не знает, что он ей скажет? Лишь бы время её не торопилось к финишу. Пусть бы ещё немножко задержалось. Только бы не спешило!