(ab Кафка)
Прагу я невзлюбила ещё в самолёте.
Причём совершенно беспричинно. Вылет, да, задержали, но чехи ни при чем, всё погода наша, северная. Не кормят, да, но лететь всего два часа, а самолёт, уж точно, удобнее чартера.
Престарелые, но бодрые стюардессы быстро всех рассадили и включили мультфильм, в котором, еще более старый, чех показывал, как найти аварийные выходы. Самолет быстро покатил по рулежной дорожке, свернул к взлетной полосе и остановился. Перед нами взлетал китайский Боинг, весь разрисованный цветными иероглифами, китайцы загружались в него, как в пригородный автобус: с коробками, ящиками и сундуками и никто не тыкал их в правила безопасности. В Шереметьево было много китайцев, они были улыбчивые, шумные и несобранные, на вылет почти бежали и плевали на все. Причем, буквально. Мне все хотелось спросить у сидевшей возле горы коробок и ящиков китаянки: что она везет в Пекин? В таком количестве? Чего может не быть в Поднебесной, чтобы тащить это из дорогущей Москвы?
Китайский самолет взлетел, мы тронулись, но тут же затормозили. Сзади уже подкрадывался еще один китаец, осторожно повернув и пристроившись нам в хвост.
За окнами сплошной пеленой валил снег, видимость была отрицательная и, наверное, диспетчер решил сначала всех посадить. Один за другим сели пять бортов, а за нами все подруливали и подруливали самолеты. Выстроилась очередь, она извивалась буквой г, вперемешку стояли швейцарцы, норвежцы, рианэйр, аэрофлот и еще несколько нереально огромных китайских Боингов. Всего в очереди на взлет стояло восемь или десять самолетов, я впервые такое видела. Последних в очереди опять стали обрабатывать от наледи, наши крылья тоже предательски блестели, но это уже никого не волновало, все хотели лететь, пусть и с обледеневшим фюзеляжем.
Наконец, нас выпустили и самолеты покатили по взлетке, отрываясь и улетая в небо, один за другим, как камни, выпущенные из катапульты.
Со мной сидели два чеха, молодой и старый, тоже придраться не к чему. Старый после взлета уснул, за подлокотник не боролся, а молодой и вовсе ушёл, пешком, наверное, решил добираться, освободив пространство.
Но что-то мне подсказывало - не люблю я Прагу!
Поэтому я нисколько не удивилась, что жить буду на Кубанской площади, ходить по Курской улице, а объявление в трамвае «заставка Крымская» звучало совсем уж буднично, по-домашнему. Словно я, все-таки, опоздала на самолет, осталась в Москве и живу, как когда-то, на задворках Ленинского проспекта, в его вечных сталинках, освещенная их фонарями, в темноте по осколкам бегу пустырями.
Город как город, не без харизмы, есть речка, гнутся мосты, парит готический квартал, но не Барселона, не Барселона.
Я ходила по улицам и мостам, шаркала уставшими ногами по брусчатке старых кварталов, морщилась от запахов (я понимаю, что люди в этом городе пьют много пива, но ведь решают как-то эту проблему другие) и от отсутствия любой, какой-нибудь, ну хоть не поэзии, хоть прозы, но высокой. Карандаши, и те сувенирные.
Люди вокруг много позировали, фотографировали и громко убеждали друг друга, что Прага прекрасна. Вся репутация Праги держится на этих убеждениях:
- Как Прага?
- Ах, злата Прага! Красивейший город Европы! (завидуйте там, в своем Мухосранске).
Кафка подкрался незаметно, в виде пятидесятиевровой купюры.
У чехов все за кроны, европейскую валюту принимают мало и неохотно, а сдачу обязательно дают кронами. И вот, поужинав (с пивом!) за два евро и получив полный кошелек разноцветных бумажек, я поняла, что потратить их будет непросто: ни съесть, ни выпить столько я точно не смогу. А, легкомысленно подумала я, подумаешь! Куплю что-нибудь для дома, полезного.
Но вечером, гуляя в центре, я с удивлением обнаружила, что, чтобы купить что-нибудь полезное на 50 евро, надо сильно заморочиться.
Прага вот прямо делилась невидимой границей на две части. В одной я обладала несметными богатствами, которые и за месяц не потратишь, а в другой на эти деньги могла, разве что, кофе попить.
Все думают, что писатели описывают выдуманные миры, их раньше так и называли – сочинители. Но, чем больше я смотрю на мир, в котором они реально жили, тем меньше верю в сочинительство.
Здесь, в Праге, двигаясь на привычном с детства чешском трамвайчике и меланхолично разглядывая грязные закопченные фасады высившихся вокруг сталинок, я, подобно К., вдруг, в какой-то неуловимый момент, оказывалась в мире с другими материальными свойствами.
Как Золушка, право слово. Вот я еще в хрустальных башмачках и с тугим кошельком, а вот моя карета растворяется в ночи, звеня и громыхая на стыках, а я остаюсь в грязном переднике и с ломаным грошом в кармане.
Сначала я, как землемер, ходила кругами, удивляясь нелогичности парадигмы и пространства. Памятник Кафке я обошла 14 раз, не специально, просто, он все время выплывал мне навстречу. По Карлову мосту прошла десять, четыре раза поднялась в Градчаны, а уж мимо Пражского Брандта не проскочила бы и мышь.
Но потом, одурев от противоречий, я разрешила все исконно русским способом.
Я купила водки.
И вот, знаете, все сразу гармонизировалось. Крон оказалось ровно на бехеровку, Прага отпустила, а жизнь временно наладилась.
Чего и вам желаю!