ГЛАВА 5
НОВЫЙ АРХИЕРЕЙ
Погода к обеду совсем испортилась. С утра людей радовало солнце, но в высокой синеве уже медленно сползались тонкие клочки белесоватых облачков. Они тянулись друг к другу рваными краями, соединялись, образуя плотные белые облака. Казалось, соберётся долгожданный дождь, которого не было почти месяц, и обильно прольёт высохшую землю. Изменивший направление ветер пригнал серые прозрачные облачка. Постепенно к полудню всё небо затянула серая хмарь. Солнце несколько раз пробовало скрасить уныние дня, пробиваясь слабыми лучами сквозь сплошное серое полотно, но вскоре пряталось, не желая спорить с непогодой. Наконец, между небом и землёй нависла туманная изморось. Иногда мелкие слёзы дождя уныло падали на землю.
Приходские священники ожидали возвращения архиерея. Вначале они находились в соборе и разговаривали на другие темы, будто забыли о новом архипастыре. Внешне им удалось скрыть от благочинного своё волнение, и протоиерей Александр тоже успокоился. Вместе с диаконами и иереем Евгением он в алтаре обсуждал особенности предстоящего всенощного бдения с новым владыкой. Воспользовавшись этим, священники небольшими группами разошлись по территории собора, чтобы обсудить с проверенными Божьими служителями непростую ситуацию. Все поговаривали между собой, что в благочинии есть два «чекиста», которые постоянно доносят благочинному о прегрешениях священников, особенно о финансовых. «Чекистов» знали в лицо и избегали общения с ними: слишком они честные и правильные. Проживают в полупустых служебных квартирах, жёны с детьми одеваются очень скромно. В общем, живут по старинке.
Отец Иоанн и дородный настоятель церкви Всех скорбящих Радость вышли из собора на паперть*. По навесу еле слышно стучали капли дождя. Было душно, как перед грозой. Любой живой душе хотелось грозы, долгожданной, необходимой, целительной. Высохшая земля жадно впитывала влагу, но маленькие капли не могли утолить её жажду. Прозрачные дождинки, захватывая с собой осевший слой пыли на листьях кустарников, оставляли на листиках чистые тонкие полосы, словно искренние слёзы кающихся грешников очищали души от грязи греха.
- Как вам новый владыка? – вкрадчиво задал вопрос дородный батюшка.
- А вам? – в ответ спросил отец Иоанн.
Маленькие умные глаза тучного священника заблестели:
- Не хотите говорить? Боитесь? Правильно. У нас есть такие, что заложат вместе с потрохами. Но я не из их числа.
- Не в этом дело, – задумчиво произнес отец Иоанн.
- Вам безразлично, что о вас благочинному скажут? – покосился дородный священнослужитель. – Если скажете «всё равно», не поверю.
- Не скажу. Дело в другом. Отец благочинный обмолвился, что Лазарь попами закусывает, а мне владыка показался достойным человеком.
- Недостойных в архиереи не благословляют, – отчеканил тучный священник.
- Он мне показался тонко чувствующим человеком. Даже сентиментальным, – признался отец Иоанн и почувствовал, что ему вдруг стало очень душно. Воздуха не хватало, точно кто-то невидимый внезапно перекрыл доступ кислорода.
- Как это вы определили за несколько минут? – иронично усмехнулся собеседник, глядя на покрасневшего отца Иоанна. – Поделитесь своими наблюдениями.
- Взгляд у владыки чистый. Смотрит прямо – значит, не держит камня за пазухой.
- Дай Бог, чтобы так и было, – перекрестился обладатель могучего тела. – Вот сегодня и узнаем, каков он есть. – И, приблизившись к отцу Иоанну, опасливо сообщил собственную догадку: – А мне показался владыка человеком себе на уме. Приехал тихо, зашёл в алтарь крадучись. Зачем это архиерею, если он не хочет ставить местное духовенство в затруднительное положение?
Отец Иоанн пожал плечами.
- Ладно, что воду в ступе толочь, – сменил тон дородный батюшка. – Сегодня что-нибудь да поймём. – Прищурился, словно обдумывал план: – Приноровимся. – И вошёл в собор.
Отец Иоанн остался на паперти один. Ему стало легче дышать после ухода лукавого батюшки. «Всё перевернулось с ног на голову в современном мире. То, что было когда-то нормой, теперь стало исключением. Вот как изменили людей десятки лет безбожия, – задумался священник молитвенного дома. – Не осталось в людских душах ничего по-настоящему святого. Истинные священнослужители осуждаются за честность и преданность десяти заповедям. Сегодня неподкупный архиерей представляется страшнее смертного греха. Трудно людям бороться с грехом. Мне тоже трудно. «Не судите, да не судимы будете». Благослови, Господи, на добрые начинания». Перекрестился и вошёл в храм.
Освободившись вскоре от административных хлопот, благочинный пригласил всех в трапезную*.
- Давайте сами немного посидим, отпразднуем радость встречи с новым владыкой, – суетился протоиерей Александр. – Не пропадать же стараниям матушки Надежды. С душой готовила трапезу для нас и гостей. Всё уже на столах благодаря нашим дорогим женщинам.
Священники, диаконы и церковнослужители* помолились с поклонами перед святыми ликами, а затем разместились за празднично сервированными столами. Нервное потрясение от встречи с архиереем отняло много сил у отцов, и сейчас они с большим аппетитом поглощали вкусные блюда. Только коньяка не было на столе – благочинный не благословил.
Церковнослужители, кроме старосты и звонаря, долго не задержались за столом – ушли домой. Женщины всегда спешат к семье, а певчим и свечнице необходимо успеть вернуться к всенощной, которая в кафедральном соборе обычно начинается в шесть часов вечера.
После сытной трапезы благочинный раскраснелся, довольно сложив пухлые руки на животе. Живот был важной частью его тела. Протоиерей Александр гордился своим животом: это придавало ему веса в собственных глазах и, как он думал, в глазах священников первого округа. Священники – обладатели большого живота, считал благочинный, совершенствуют душу, а не бренное тело, которое когда-нибудь превратится в прах: строго придерживаются постов, не едят в это время мяса, яиц, молока – любой белковой пищи, а употребляют углеводы, отчего и растёт у мужчины живот.
Священники после трапезы тоскливо вздохнули. Некоторые из них переглядывались, будто не решались заговорить о чём-то главном. Неожиданно один из них, самый младший, иерей Андрей, заговорил о трудностях церковной службы и жизни священника.
Благочинный в упор посмотрел на священника-кладоискателя. Лицо протоиерея постепенно менялось, пока не превратилось в сморчок. Уголки узких губ опустились вниз, широкие морщины на узком лбу стали глубже, толстые, отвисшие на челюстях щёки ещё больше обвисли. Благочинный слушал молча. Постепенно и другие священники, старшие по возрасту, вступили в разговор, изливая душевную боль, накопившуюся за годы возрождения веры в стране после эпохи атеизма.
- Мало кто из прихожан понимает, что батюшка не только кадилом машет. Здоровый ли, больной, а идёшь служить, – поделился печальными мыслями и отец Иоанн. – Сколько сил отнимает строительство храма, общение с нашими … спонсорами. – Иерей хотел вначале сказать «богачами».
- Это верно, – поддержал дородный батюшка. – В нашем роду по наследству передаётся сахарный диабет. С детства болею. С возрастом болезнь только усиливается. Нет, я не жалуюсь. Это я потому говорю, что, кроме службы, ещё исповеди, требы, крещения… Устаю, как и все. А тут и болезнь прибавляет усталости. Давит. Нагрузка большая на сердце. Порой воздуха не хватает, сердце колотится, а дела не оставишь. Не знаю, как у вас, а у меня частенько требы и крестины ещё и на дому, – он смело взглянул на благочинного. Тот внимательно слушал, поглаживая рукой новую скатерть. Тучный священник продолжил рассказ: – Прихожане просят: «Пожалуйста, отец Никита, не откажите». Ну, как откажешь, если у многих действительно важные причины? Недавно крестил на дому мужчину. Ему уже под шестьдесят, а жил некрещёным. Родители побоялись его крестить после рождения. Тогда, в конце пятидесятых, время тяжёлое было, могли уволить с работы за посещение храма. И на дом священника тоже боялись приглашать. Уволят, на какие деньги детей кормить? Вот так и прошла жизнь без креста. Когда серьёзно заболел, задумался: а что за чертой? Забоялся некрещёным уходить. Послал родню в церковку мою. Теперь-то храмы открыты, только приходи. Пришёл я, покрестил его по чину. И что вы думаете? Выздоровел мужик. А сегодня оказывается, что владыка Лазарь это запрещает. – Повернулся к благочинному: – И как мне теперь быть? Людям отказывать в трудную минуту?
- Владыка, как я понимаю, бессмысленные требы запрещал, – наконец заговорил протоиерей Александр. – К примеру, умер родственник, а домочадцы вызывают священника освятить дом, чтобы и остальные не умерли. Это же суеверие. Или такое. Пропала в доме крупная сумма денег. Считают, бес поселился в доме. Снова зовут священника. А он рад стараться, кадилом машет, деньги зарабатывает. – И с упрёком в голосе сказал: – Вот какие требы совершать не нужно, отец Никита. Новый архиерей, ох, крут на расправу за такую недобросовестность.
Одутловатое лицо дородного батюшки в одну минуту покраснело, на висках и на лбу выступили крупные капли пота. Священник шумно засопел.
- Отец благочинный, финансирование слабое, – сбивчиво заговорил он. – Как церковь восстановить? Уж несколько лет... Не шутка. Всего изведал. Даже вот… несколько профессий освоил… Приходится ходить с протянутой рукой. Маюсь после спонсоров. Они же просто так денег не дают. Им нужно и своё выгодать. Помилуй нас, Боже, по великой милости Твоей, – размашисто перекрестился отец Никита, глядя на икону Спасителя.
- Ох, не юли, – строго пригрозил пальцем благочинный, – не юли, отец Никита. Я не вижу – Бог увидит. Откуда у вас машина новая, причём дорогая?
- Это дарение…
- Дарение? – искренне удивился настоятель кафедрального собора. – Я перед Пасхой приезжал в ваш сельский приход. Проехался по деревне, посмотрел. Бедный приход. Даже видел, что у иных кольями ворота подпёрты. Откуда же у такой бедноты деньги для дарения? Вымогаешь у людей? Аферизмом занимаешься? – немигающим взглядом уставился он на дородного батюшку.
Грузное тело отца Никиты вздрогнуло от последних слов благочинного, словно очень острый предмет коснулся туловища.
- Нет, отец благочинный. Наоборот, помогаю людям, как могу. Насколько сил хватает, – от прежней чрезмерной уверенности священника ничего не осталось. Руки его тряслись. Батюшка часто моргал, пытаясь избавиться от пелены, застилавшей глаза. Так с ним случалось, когда резко повышался уровень сахара в крови.
- Привязан, ох, привязан, отец Никита, к земным благам, – повысив голос, укорил благочинный настоятеля церкви Всех скорбящих Радость. – Покаянием и молитвой борись с грехом корысти. – И, встав из-за стола, обратился к священникам своего округа, как с амвона во время проповеди: – Да, священническое служение тяжёлое. Наши прихожане смотрят на нас и делают вывод о Церкви. О Русской Церкви. Не забывайте об этом, отцы. Чтобы нести Слово Божие людям, надо жить по этому Слову.
Все молчали, поражённые внезапной переменой в настроении благочинного. Тревожным эхом раздавались слова благодарственной молитвы протоиерея Александра перед иконой Спасителя. Закончив, протоиерей молча поклонился сидящим за столами священнослужителям и быстро зашагал к выходу.
Приехав из кафедрального собора, правящий архиерей сразу направился в свои апартаменты. Здесь он уже был перед тем, как посетить собор. Ему тогда предложили лёгкий завтрак – салат с кусочком хлеба и чай. За многие годы монашеской жизни владыка Лазарь привык к положению: чай утром пить нельзя – не по Уставу, попить чаю и плотно поесть разрешено только в обед. Архиерею можно было бы выпить и чаю, но после чаепития пришлось бы долго молиться о прощении беззакония, а владыка спешил. Сжевал на ходу только кусочек хлеба. Иподиакону – отцу Михаилу – и двум бухгалтерам, которые вместе с иерархом прибыли в Куревск (только в чёрном микроавтобусе), велено было взять документы епархии. Владыка Лазарь вместе с иподиаконом зашёл в канцелярию, познакомился с заведующей – монахиней Серафимой, и запросил документы епархии по списку, который передал отцу Михаилу. В бухгалтерии попросил выдать всю отчётную документацию, которую назовут его бухгалтеры. Сам же отправился на первую встречу с представителями священства благочиннического первого округа Боринской епархии.
По возвращении священноначальник сразу принялся кропотливо изучать документы. Но, как он ни старался, сосредоточиться не получалось: с улицы доносился несмолкаемый шум, многозвучный и раздражающий. Шум центральной части города. Здание епархиального управления окружили важные городские организации: почтамт, центральный сбербанк, районная и городская администрации, расчётно-кассовый центр, ЗАГС. Здесь рядами стояли дорогие машины, как на московской выставке иномарок. Само здание епархиального управления ещё год назад принадлежало казначейству, но государственная политика по духовному возрождению нации взяла верх над материальными ценностями.
В прежней епархии у святителя всё было скромно: небольшой одноэтажный домик в сосновом бору, на краю города. Архиепископ любил по вечерам ходить среди могучих сосен, напоминавших ему о нерушимости Божьего замысла, а днём, когда выпадало свободное время, фотографировать. Он не расставался с фотоаппаратом, словно это был третий глаз, который способен увидеть то, что неподвластно физическому зрению. В прежней епархии святитель подготовил несколько интересных выставок жанровых фоторабот. Местные жители поговаривали, что архиепископ больше уделяет внимания фотографии, чем неотложным пастырским делам.
Владыке Лазарю было неуютно на новом месте – в пяти больших, роскошно отделанных комнатах, с дорогой мебелью. Всё это давило мирским авторитетом, смертным грехом тщеславия.
Сидя в просторном кабинете, архиерей пытался сосредоточиться, листая документы первого благочиннического округа. Лазарь разбирал бумаги по религиозному образованию и катехизации, реставрации и строительству храмов, благотворительности и социальному служению, организованному православному отдыху и паломничеству, знакомился с личными делами священников.
Читая документы, священноначальник порой отвлекался. Ему вспоминались слова напутствия, сказанные митрополитом: «Преосвященный епископ Лазарь, ты давно знаешь, что епископство – тяжёлое бремя и иго. Надеюсь, что и в новой епархии ты будешь с дерзновением проповедовать Царствие Божие, стремиться вникать в нужды духовенства, по-отечески помогать, следить за добросовестным исполнением священнослужителями их обязанностей. Немало искушений будет на твоём пути. В епархии много людей суеверных, мало по-настоящему верующих».
Перед мысленным взором архипастыря вставали образы священников, которых он видел в алтаре. Ничего особенного в их внешнем виде он не заметил. «Священники как священники, – думал он. – Опрятны, с умеренно постриженными волосами, подровненными бородами». И всё же архиерейский глаз что-то непроизвольно отметил.
Святитель Лазарь с отцом Виктором – секретарём епархии, и иподиаконом подъехал на чёрном микроавтобусе к кирпичной ограде собора. С колокольни, как торжественный марш, грянул радостный трезвон. Архиерей грустно улыбнулся. Небо уже посветлело, хотя серая пелена облаков по-прежнему не уступала первенство солнцу. В дверях храма показался сияющий благочинный. За ним торопливо вышли все священники, молчаливые и угрюмые. Староста собора вежливо предложил иподиакону последовать в храм.
Владыка пожелал увидеть не отреставрированные, а строящиеся храмы. В первом округе благочиния возводились четыре церкви. В это число входил и храм Ксении Петербургской, который строился под началом отца Иоанна.
В салоне архиерейской машины разместились пять человек: благочинный и четыре священника. Секретарь епархии сел за руль, рядом с ним расположился иерарх. Микроавтобус осторожно тронулся с места, развернулся и медленно поехал по асфальтированной дорожке к широкой проезжей дороге. Колокольный звон стих.
Знакомство священноначальника с новой епархией началось с молитвенного дома в железнодорожном посёлке Фансово. Разбирая документы в епархиальном управлении, архиерей удивился двум обстоятельствам. В первом округе всего лишь один молитвенный дом и, главное, находится в местности, где не было церкви более ста лет – с момента основания посёлка. Не меньше заинтересовала архиепископа и светская судьба священника прихода – отца Иоанна Евтеева. Не терпелось владыке Лазарю узнать, чем дышит этот приход и каковы особенности мирян.
Микроавтобус медленно двигался, подпрыгивая на центральной щербатой асфальтированной дороге. Часто мелькали небольшие выцветшие продуктовые ларьки, обшарпанные магазинчики бытовой химии. Магазины «Для садоводов» и «Кристалл», булочная и парикмахерская приютились на первом этаже серой двухэтажной «брежневки». Универмаг брежневских времён, покрашенный в светло-коричневый цвет, казался безликим свидетелем обнищания народа. Густо побелённая высокая прямоугольная коробка оказалась клубом (если бы ни красивая вывеска, ни за что нельзя было бы догадаться!). Ни одной вывески «Книги», «Библиотека» не увидел святитель.
По узкому, уложенному плиткой тротуару центральной улицы, улыбаясь, прогуливались с детьми молодые мамы, бодро вышагивали школьники с портфелями и ранцами, стайками сновали молодые парни, степенно проходили люди старшего возраста.
Священноначальник попросил секретаря епархии свернуть в сторону от центральной дороги. Петляя по пыльным улицам посёлка, машина проезжала мимо грязно-жёлтых «хрущёвок», покосившихся от ветхости домишек, бараков. По пыльным дорожкам между «хрущёвками» ползли неухоженные старики. У облупленного домика стояла старуха, в дырявой кофте. Немощная женщина, повисшая на суковатой палке, уставилась остекленевшим взглядом на медленно проезжающий роскошный микроавтобус.
Архиепископ привык вглядываться в лица людей. В лицах – жизнь народа. То, о чём молчит человек, не выражая свои мысли и чувства словами, подлинно отражается на его лице. Опыт подсказывал: на молодых лицах ещё играют разные чувства, цветут радость, восторг, счастье. Но ничто, кроме малой радости, не проглядывало в поселковых молодых лицах. Печаль, бессилие, безнадёжность и опустошённость застыли на старых лицах.
Удивление архипастыря нарастало. Он и не думал, что через семьдесят лет после войны ещё где-то в стране сохранились рабочие бараки.
- Отец Иоанн, а почему в вашем посёлке не снесли бараки? – громко спросил он, повернув голову к салону.
Священник молитвенного дома, задумавшись, смотрел через стекло машины на проплывающие мимо одноэтажные и двухэтажные деревянные бараки. Покрашенные в тёмно-вишнёвый цвет, полусгнившие времянки казались дорогим жильём для нищих и бродяг – ночлежками. И здесь поколениями жили рабочие, которые трудились на государство, отдавая ему своё здоровье и счастье.
- Отец Иоанн, – снова окликнул архиерей.
- Зовёт владыка, – потрясли за плечо батюшку.
- Меня? – испуганно спросил отец Иоанн, словно спросонья.
Архиепископ повернулся к попам:
- Я спросил, почему в вашем посёлке не снесли бараки.
- Там люди живут, поэтому не сносят, – ответил Евтеев.
- И сколько же лет этим баракам?
- Некоторые поставлены в тридцать шестом году, когда строили депо.
- До войны, получается?
- Да. Ставили домики как временное жильё, а через несколько лет война началась. Здесь бои шли, – разговорился священник. – Немец дрался за железную дорогу – подъезд к Вязьме. Особо не бомбил, берёг для себя. Но наши отстояли железную дорогу. Немца погнали дальше. Люди были рады, что жильё сохранилось.
- Понятно, – протянул архиерей. – А потом голод, восстановление страны… Не до строительства хорошего жилья. Как везде.
- Да, голод – дело страшное, – вздохнул священник. – Куревские старожилы рассказывают, что в начале пятидесятых годов в районе много нищих было. По количеству нищих район наш вышел на первое место в области. Около девятисот нищих.
- Ох, ты, – крякнул святитель.
- Да, – подтвердил отец Иоанн. – И, наверно, цифра эта была очень занижена. Народ повалил в Москву и в другие города, где повольнее с деньгами. Попрошайничали. Привозили мешки с едой, много одежды, обуви.
- А что власти? Разрешали?
- Власти силой запрещали выезд из города. В Фансово дежурила милиция. Снимали с поездов нищих. Многих штрафовали. А кто в партии состоял, исключали.
- Даже партийные нищими были?
- Говорят, были. И немало. Кормить семьи ведь надо – и ехали.
- Понятное дело, партбилет в чугунке не сваришь, – усмехнулся благочинный.
Священники других приходов тихо засмеялись.
- Профессиональных нищих судили. Сажали в тюрьму, – дополнил Евтеев.
- Было времечко лихое, – вставил благочинный. – И сейчас в Москве много денег оседает. Люди там хорошо живут. Хотя и плачут, что на жизнь не хватает. В глубинке пожили б годок-два, – недовольно поморщился, – Москва раем бы показалась.
- Да, жизнь человеческая… – пробормотал архипастырь. Никто не услышал его слов.
«В бывшей епархии, как в обычной российской глубинке, тоже скромно, а всё же бараков не было, – думал иерарх. – Тамошние власти, выходит, больше о народе заботились. А мне-то какие хоромы в Куревске отвели», – мелькнула мысль, и правая рука святителя затряслась.
- Неужели в Фансово нет библиотеки? И книжных магазинов я не увидел, – вслух размышлял святитель Лазарь.
- Есть и библиотека, и книжный магазин, и даже школа искусств, – подхватил отец Иоанн.
- Так где же они? – подпрыгнул архиерей и, вполоборота повернувшись к салону, взглянул на отца Иоанна из-за спинки сиденья.
- Они разбросаны по посёлку, – провёл рукой отец Иоанн, изображая пространство. – Библиотека в центре, недалеко от железнодорожного вокзала. Правда, она не видна, отдельного здания нет. Находится на первом этаже пятиэтажки. Выделили небольшое помещение.
- Для библиотеки не нашли хорошего здания? – покачал головой священноначальник. – Это же культура. Культура народа.
- Кому сейчас культура нужна? Тем более культура народа, – осмелился сказать отец Иоанн.
- Понятно, – тихо произнёс архиерей. Спросил громче: – А книжный магазин? Тоже где-то с подселением?
- Да. В универмаге. На втором этаже.
- Среди игрушек, сумок, обуви, – горько усмехнулся архипастырь. – Это не магазин, а книжный отдел, как раньше говорили. Наверное, в таком отделе больше тетрадок и канцтоваров, чем книг.
- Ну, это как водится сейчас. То, что лучше продаётся.
- Хорошо бы библиотеку и книжный магазин на видное место перенести. В отдельные здания. Да вывески поярче, – предложил архиерей.
- Нас никто не спрашивает об этом, владыка. Мы люди маленькие, – отозвался священнослужитель поселкового прихода.
Больше архиерей ни о чём не спросил, но подумал, что этот вопрос (и не только этот) нужно решить с местной администрацией. Город Куревск – центр его новой епархии – тоже нельзя назвать образцом современного города: есть старые и даже полуразрушенные временем здания, но их немного. Центральная часть города достойно выглядит. Почему же пригород такой неухоженный? И что же тогда он, архиерей, увидит в сельских приходах?
- Едем к отцу Иоанну, – попросил иерарх отца Виктора.
СНОСКИ:
* Паперть – площадка перед входными дверями храма. В современных храмах над папертью есть навес, укрывающий людей от дождя.
* Трапезная – пристройка в западной части христианского храма, служащая для приёма важных гостей и богослужений в зимнее время.
* Церковнослужители – здесь: певчие, староста, звонарь, свечница, уборщица.
Светлана Грачёва
Воскресенск
Продолжение http://proza.ru/2018/04/03/1992