Общий взгляд
Хорватские и боснийские пропагандисты часто называют сербскую сторону в этих конфликтах «агрессором» или «захватчиком». На такие заявления не хочется даже отвечать, зная, что сербский народ живёт на землях, где второй раз в XX веке разыгралась кровавая трагедия, испокон веков, и имеет на неё никак не меньшие права, чем сербофобы.
Характерным пропагандистским штампом служит попытка обвинить сербское руководство или даже весь народ в стремлении к созданию «Великой Сербии». Любопытно, что никаких документов в архивах или даже засвидетельствованных устных заявлений в подтверждение такого смелого тезиса усташской пропаганды (подхваченной сторонниками Изетбеговича) никогда не обнаруживалось, если не рассматривать, конечно, всерьёз в данном контекст военный клич «Сербия до Токио». На самом деле все эти «обвинения» имеют самые неблаговидные и определённые цели: во-первых, оклеветать намерения противоборствующей стороны. Во-вторых, мотивировать своих солдат и остальное население клеветой и дезинформацией, толкая их на преступления. В-третьих, после широкого распространения лживого дискурса о «сербской агрессивности», подхваченного средствами пропаганды Запада, в общественном сознании населения многих стран меняется представление о соотношении действий сторон, когда сербские усилия рассматриваются с заведомо негативным оттенком, а откровенные преступления противоположной стороны оправдываются «борьбой с агрессией». И, наконец, в-четвёртых, миф о создании «Великой Сербии» предназначен для закрепления именно такой картины войны в сознании и памяти последующих поколений. А если «агрессивность» имманентно присуща сербскому народу, то клеветнический миф призван служить оправданием для попыток расчленить его и унизить в будущем.
Эта негативная мифология очень интересна для анализа и вычленения её составляющих и характеристики распространителей. Точно выражаясь, мы имеем дело с двумя подобными долгоиграющими пропагандистскими компаниями: против России и против Сербии (под Сербией мы понимаем всю совокупность сербских земель, как и под Россией – русских, а не только РФ в нынешних несправедливых границах). Истинной подоплёкой является ненависть сразу нескольких мировых сил (очень могущественных и в разной степени и разных обликах являющих «царство князя мира сего» в человеческий мир) побороть славян, наследующих от Византии свет истинного учения Христа. Не понимая этого, трудно или просто невозможно представить себе комплексно мотивацию и настойчивость противника (-ов) наших народов (или одного народа, Божиим попущением помещённого в разных углах Европы, в разные исторические и географические условия, но зеркально повторяющих судьбу один другого). Ознакомление с трудами Данилевского и Петухова является важным подспорьем для такого понимания. Геополитические и экономические объяснения будут заведомо неполны и страдают куцестью и фрагментарностью. Быть по-иному и не может, учитывая, что главный проводник материалистически-экономического взгляда на развитие человечества одновременно являлся видным популяризатором тезиса о «великорусском шовинизме» и автором оскорбительных высказываний о разнообразных «великорусских держимордах».
Относительно малое пространство Балканского полуострова связывает три континента. Здесь сосуществуют три из главных мировых цивилизаций. Славяне Балкан (в основном те, что имели своими предками древних сербов, изначально православных) были разделены между ними на три части и поставлены в конфликтные отношения одни относительно других.
С древнейших времён по полуострову прошла линия разделения двух основных цивилизаций Европы, образовавшихся после разделения единой Римской империи: восточной, православной, и западной, католической. В средние века здесь в полный рост возникла третья сила мирового масштаба – ислам, принесённый турецкими завоевателями.
Так образовалось уникальное место, ставшее постоянной точкой приложения усилий различных противостоящих одна другой цивилизаций, «культурных типов». Их деятельность проходит по трём основным схемам: 1) Балканы могли превращаться в поле битвы значительных сил Европы и Азии (завоевательные походы османов, «дранг нах остен» германцев); 2) могли становиться ареной столкновений автохтонных народов Балкан, которые поддерживали мировые силы; 3) второй вариант приводил к прямому вмешательству в войну покровительствующей «своему» народу всемирной силы.
«Маленький, обычный человек, «самоуправленец», построенный в очереди за дефицитным бензином, маслом и сахаром, усыплённый красочной ложью «единства и благосостояния», выражал обеспокоенность за будущее, не подозревая, что станет трагичным статистом в балканских взаиморасчётах и разменной монеткой. Запутанный и замороченный тем, что «правящий рабочий класс» не пробует защищать своё историческое и титульное право владения средствами производства, тогда как система вооружённой обороны (Общенародной обороны и Государственной самозащиты) разрушился изнутри. Так теория марксистского социализма и «революции, которая продолжается», оказалась утопией. Коммунистическая концепция об «отмирании нации» в пользу рабочего класса оказалась абсолютно ошибочной. Напротив, внутри Югославии они укрепились и ищут оформления в отдельные национальные государства!» (Н. Цветкович, стр. 17)
Причины крушения, роль Германии
В конце 1980-х годов политическая карта Восточной и Южной Европы начала радикально меняться. Символическим моментом начала перемен считается разрушение Берлинской стены и поглощение Восточной германской республики Западной. Происходило разрушение стран социалистической системы, которому способствовало ослабление Советского Союза и капитулянтская политика его политического руководства. Прежний двухполярный мир замещал «новый мировой порядок», которому требовалась хоть одна зримая военная победа в Европе над ненавистными ему явлениями, которыми для него представляются славянская стихия православного вероисповедания и социализм. Местом для кровавого полигона были выбраны многострадальные Западные Балканы и государство южных славян, даром что всю Холодную войну старавшееся держаться в стороне от противостояния двух систем и подчёркнуто миролюбивое.
После объединения Германии эта страна стала мощнейшим государством Европы. В его прежнем «боннском», теперь «берлинском» обличье оно испытывало по отношению к Югославии болезненную жажду реванша за то, что в обеих мировых войнах Германия была побеждена (во Второй мировой просто разнесена в щебень), а Сербия и Югославия (в коллективном бессознательном немецких элит эти понятия отождествлялись) выступали одними из победителей, причём такими, которым симпатизировал весь мир.
Право на сецессию в БиГ
После окончания войн в Словении и Хорватии усташи старались сделать с сербским народом Боснии и Герцеговины то, чего тогда не успели в Краине. Главным условием, давно начерченным в Ватикане и апробированным Австро-Венгрией, было создание границы по Дрине и отрезание сербов в Боснии от Сербии. Уже в конце 1991 г. ожесточённые боевые столкновения шли в Герцеговине, а весной 1992 г. - в Посавине и затем на Купресе.
Политическое руководство сербского народа БиГ в полной мере проявило свою добрую волю и настаивало на переговорах, но с непримиримым и жестоким врагом подобное обхождение не имело смысла. После начала враждебных действий со стороны мусульманского руководство и его паравоенных формирований выявилась очевидная неспособность ЮНА защитить сербов в Боснии. Вскоре руководство Югославии под давлением покровителей и наставников мусульман и хорватов начало вывод федеральной армии из БиГ.
В этих обстоятельствах сербское население и его руководство, вообще отказавшиеся голосовать на ставшем по этой причине фиктивным референдуме 1 мая о сецессии Боснии и Герцеговины, решили создать своё государство.
В Версальском договоре было прописано, что сербы, хорваты и словенцы Австро-Венгории приняли решение присоединиться к Королевству Сербия, в которое ранее уже вошли Воеводина и Баранья. Присоединение было оформлено решением Большой народной скупштины в ноябре 1918 г. Большая народная скупштина в Центине тогда приняла решение о соединении Черногории.
Если словенцы и хорваты решили покинуть страну, созданную в 1918 г., вместе со своими землями, то сербы на своих землях имели точно такое же право создать общую державу. Это было очевидно и несомненно с точки зрения международного права, если бы кто-то стремился его соблюдать.
Больше половины кадастрового фона земель в Боснии принадлежало сербам, и такое решение могло быть основой для международного признания. Два варианта будущего – присоединение к «малой» Югославии или полная государственная независимость – были равно возможными и разумными вариантами, в зависимости от ситуации. Разумеется, воссоединение и так принадлежавших по всем правам сербам земель не могло трактоваться как стремление к некоей «Великой Сербии», о которой голосили недоброжелатели и открытые враги Сербии и Югославии.
Разделение с доказавшими свою враждебность соседями и формальное создание нового государства – Сербской республики БиГ – имело необходимым условием формирование боеспособных вооружённых сил, способных на деле отстоять сербские права и независимость и обеспечить государственное развитие.
Унитаризм и сепаратизм: сербы и несербы
В конце 1980-х гг. условный «Запад» определился со своей целью на Балканах в форме развала федерации южных славян и на это направлял свои усилия. Смысл этого решения можно трактовать и представлять себе по-разному, но, взяв это намерение за исходный факт, становится понятен дух политики по отношению к СФРЮ в годы кризиса и последовавшей гражданской войны.
Надо хорошо понимать истину, что для сербского народа Югославия была в полном смысле слова своим государством. Серьёзных течений сецессионистского толка в сербском народе не было. В государстве, возникшем по результатам Первой мировой войны, были объединены все земли, принадлежащие сербскому народу в новейшей истории. В определённой форме осуществилась мечта сербских интеллектуалов, сформулированная Илиёй Гарашанином в середине XIX века. Государство меняло названия (только социалистическая Югославия полностью именовалась тремя различными способами в разные периоды), конституционно-правовое устройство и даже общественный строй, но верность ему сербов не исчезала и не умалялась. Залогом существования той Югославии, которая восстановилась после Второй мировой, было решение бороться с оккупантами и сепаратистскими фашистами разных видов, поддержанное большинством сербских комбатантов в 1942-1943 гг. Одновременно сербы оставались сербами и не растворялись в «югославянстве». Оплотами последнего были Македония и Босния и Герцеговина – то есть народы с минимальной исторической традицией.
В отличие от сербов, значительная часть словенцев и хорватов воспринимала Югославию не как долгожданную родную гавань, в которую народ привёл корабль государственности, а как остановку по пути следования к какой-либо форме национальной государственности. Сложнее обстояло дело в Хорватии. Первый опыт создания хорватского государства («независной државы») был откровенно провальным. Марионеточное государство, устроенное немцами и итальянцами на огромном пространстве вне учёта каких-либо разумных национальных границ, отметилось в истории прежде всего невиданным по размаху и чудовищной жестокости геноцидом, исключившим тогда возможность даже апеллировать к союзникам по антигитлеровской коалиции о сохранении какой-либо формы государственности. Однако после войны хорватской республике были подтверждены её территориальные расширения в историческом регионе Краина (на старой австрийской военной границе с Османской империей), сделанные ей ранее премьер-министром Стоядиновичем за счёт этнических сербских земель ради удовлетворения аппетитов вечно недовольной Хорватской бановины.
С началом конфликта Запад блокировал попытки федерального центра сохранить Югославию и защитить сербский народ за Савой и Дриной, в третий раз за ХХ в. оказавшийся перед угрозой геноцида. Одновременно по всем направлениям - политическому, финансовому, военному, информационному - поддерживался сепаратизм. Запад сделал всё, чтобы государственные учреждения и армия не смогли выполнить свою задачу, а распад страны не прошёл относительно мирно и контролируемо, а принял форму гражданской войны (зато синхронно можно было поморализировать о «нецивилизованных и озлобленных сербах», а среди самых «неполиткорректных» смельчаков – о «балканцах» вообще и их «неевропейском» темпераменте).
Серия признания Европейским союзом отделявшихся от Югославии государств стало мощнейшим внешним фактором, подстёгивавшим внутренние центробежные силы и провоцировавшим дальнейшую сецессию. Сепаратисты на местах получали моральную и материально-техническую, а также юридическую поддержку Запада в борьбе против федеральной власти и местных сербов. Если в Словении сербов жило относительно немного, то их процент в населении Хорватии и особенно Боснии был чрезвычайно высок. В отличие от других титульных народов этих республик, сербское население выступало за сохранение единого государства, в котором был объединён весь сербский народ. Поэтому паравоенные формирования хорватских фашистов и боснийских исламистов определили для себя противником федеральные вооружённые силовые структуры и живших по соседству сербов. После вывода ЮНА из республик противник у сепаратистов остался один…
Антисербская пропаганда
В первую очередь, лживую картину происходившего в Югославии рисовала пропаганда капиталистических государств Западной Европы и Америки. Пропаганда выдвинула две аксиомы, опираясь на которые, только и возможно понять её дискурс.
1) За сохранение Югославии выступают а) прокоммунистические и б) великосербские силы. В контексте геополитической победы, одержанной заправилами толка Тэтчер и Буша-старшего, уже приверженность к какого-либо рода социалистическим ценностям отводила государство в разряд неприятельских (вспомним, что совсем недавно Запад капитально испортил отношения с Китаем, которому с милой космополитической улыбкой непрошенно предложил набор «ускорений» и «демократизаций», несвоевременно прерванный отчаянной «разведкой боем» в форме «оранжевой революции» на Тяньянмэне). Заносчивые и агрессивные лидеры «свободного мира» наблюдали за тяжелейшим кризисом в Советском Союзе, уже переходившем в его агонию, и горели азартом додавить последние очаги «красной мечты», которая всего несколько десятилетий назад вынуждала их предшественников бросаться нагишом из окон с воплями «Русские идут!» Одинокое и миролюбивое государство на юго-востоке Европы с короткой исторической традицией (то есть заведомо непрочное) идеально подходило для показательного смачного и садистского избиения.
Термин «великосербские», рождённый военной пропагандой хорватов, несёт определённую и однозначно негативную окраску для сторонников поддержания единства Сербства. Это хлёсткий и неумный ярлык по образцу «великорусских держиморд-шовинистов». Причём определение «велико-» в югославских войнах использовалось пропагандой исключительно в адрес сербов. Хорватская сторона, намеревавшаяся овладеть половиной Боснии, в общественном сознании не отпечаталась как «великохорватская».
2) Великосербские коммунистические силы, предводимые Слободаном Милошевичем, хотят сохранить Югославию, видя в ней Великую Сербию. С этого момента логика извращается совершенно, потому что защита федеративной страны терминологически превращается в «агрессию», а насильственные сепаратистские действия – в «оборону от агрессии». К разряду коммунистов и / или «великосербов» относятся сторонники сохранения Югославии, а также федеральные силовые структуры – армия и полиция, действующие вне Республики Сербия. Они преподносятся как нападающая сторона. Вооружённые формирования нацменов-сепаратистов представляются защищающейся стороной, и с них снимается вина за конфликт.
Самые рассудительные из западных интеллектуалов, устроенные несколько сложнее, чтобы брызгать жидкой слюнкой на не нравящиеся народы и государства, выработали в своём кругу ещё более интересное, как бы примиряющее искажение логического восприятия. В кратчайшем изложении: развал Югославии – несомненная трагедия, но ответственность за него несут… сербы, которые нарушили межнациональный мир. Что-то там невежливо высказали «небратьям». Впрочем, в истории развала Советского Союза мы имеем полную аналогию. Имею в виду учреждение коммунистической партии РСФСР, которую самые бесстыжие «примирители» выставляют как роковое событие, оттолкнувшее от России союзные республики и похоронившее державу.
Одним из способов подачи информации в ангажированном ключе была терминологическая подмена: эпитеты «правительственные силы», «армия Боснии и Герцеговины» относились к одной из трёх сторон в гражданской войне, чем как бы отрицалась легитимность действий местных сербов, сведение их на уровень антиправительственных вооружённых выступлений, поддержанных Белградом. Справедливости ради укажем, что с гораздо меньшей интенсивностью относительно сербов в том же ключе на Западе рисовались и действия боснийских хорватов (во время их войны с мусульманами).
Отдельная «заслуга» в демонизации сербской стороны лежит на европейских интеллектуалах левого направления, в первую очередь – группировке «философов» еврейского происхождения из Франции. Понимание того, как преподносилось ими восприятие боснийского конфликта, даёт статья испанского автора Ивана Гойтисало во французском журнале «Дипломатический мир» (Ivan Goytisalo «Madrid 1936 - Sarajevo 1996» «Le Monde diplomatique», февраль 1996 г., стр. 27; первое цитирование в сербском переводе - S. Avramovi; «Postherojski rat Zapada protiv Jugoslavije» «IDI Veternik», Novi Sad, 1997. g., стр. 217): «…правительство в Сараеве борется во имя гражданских и политических принципов, которые составляют основу великих европейских демократий; вопреки этому мотивация сербских ультранационалистов не может быть приравнена ни к фашистскому популизму, ни к испанским фалангистам – она основана на примитивных понятиях почвы, кровы, племенного единства, поднятых на уровень верховных ценностей». Если отрешиться от речевых красивостей странного сравнения и высказать авторскую мысль понятно, то она предстаёт в таком виде: правительство Изетбеговича – демократы, а сербы – хуже фашистов и фалангистов (пишет гражданин Испании в понятных ему категориях).
Хорватский извод
Военная и государственная пропаганда хорватов придерживается ещё более парадоксального дискурса: агрессию на Хорватию совершила вначале ЮНА, а потом сербское население Хорватии. При этом «государство Хорватия» предстаёт некоей имманентной ценностью, важной по определению, судьба которой решается волеизъявлением хорватов, а не всего многонационального народа, населяющего её территорию. Мы имеем здесь дело с чистым этатизмом и проповедью этнической исключительности, которые вроде бы должны отвратить от неё любого совестливого «борца за права человека». Но, увы, надо отдавать себе отчёт, что эти борцы всегда точно и заранее знают, права каких народов и групп следует защищать и с какой именно дозой рвения.
Разберём один из мифов, прочно укоренившихся в хорватской историографии. Это теза о том, что «вторжение» и «оккупация» Хорватии и Боснии и Герцеговины были давно спланированы «великосербским» руководством Югославии. План по концентрации армии в этих двух республиках с объяснением, что это требуется для отражения агрессии НАТО, был на самом деле замыслом агрессивной гражданской войны.
Первым этот миф запустил в информационное поле Мартин Шпегель. В конце 80-х гг. он командовал 5-м военным округом со штабом в Загребе, к началу сепаратистской войны Хорватии против единства Югославии был министром обороны этой республики, а потом возглавил Збор (корпус) народной гвардии – паравоенное формирование, из которого возникла хорватская армия (Хрватска войска). Шпегель является открытым военным преступником, ещё до войны на одном из тайных совещаний подучавшим своих подчинённых ночью пробираться в квартиры офицеров ЮНА и убивать гранатами или ножами, не беспокоясь о том, что могут погибнуть их жёны и дети. Таким образом следовало обезглавить армию на территорию Хорватии и принудить её к сдаче и частичному переходу на сторону врага. Совещание было заснято на видео и ещё до начала войны, в январе 1991 г. было продемонстрировано в записи по белградскому телевидению. Эта личность, вообще весьма видная и характерная в военном руководстве хорватов, в своих мемуарах под претенциозным названием «Воспоминания солдата» («Sje;anja vojnika» Zagreb, 2001. g.), впервые высказала эту информацию как якобы хорошо ей известную. Слова человека, свыше 10 лет занимавшего высокие военные посты в Югославии, заставляют обратить на себя внимание.
Его поддерживает другой хорватский, а до этого югославский офицер Давор Домазет Лошо, начальник разведывательного управления Генерального штаба Хорватии. В книге «Хорватия и большой фронт» («Hrvatska i veliko rati;te» Zagreb, 2002. g.) на стр. 74 он развивает эту идею и утверждает, что «…агрессия на Боснию и Герцеговину и Хорватию – часть того же самого плана по созданию Великой Сербии».
Для создания впечатления о достоверности было выдумано название для этого план, предусматривавшего занятие и присоединение к Сербии половины Хорватии – РАМ. Хорватские свидетели в Гааге, два Степана – Клюич и Месич – не постеснялись упомянуть про «план РАМ» во время суда над Слободаном Милошевичем. Генерал югославской контрразведывательной службы Александр Васильевич там же убедительно опроверг разработку подобных «документов».
В действительности мы имеем дело не с чистой ложью, а со смещением по времени реальных военных планов военно-политического руководства Югославии. Военное планирование Югославии, актуальное для начала 90-х гг., было сформировано в другое время и в другой геополитической обстановке, не имевшей ничего общего с тем, что произошло 34 года спустя. Хорватские мистификаторы пересказывают со смысловым искажением содержание стратегического плана С-2.
В самом конце 1960-х гг., после ввода войск нескольких стран Варшавского договора в Чехословакию. Титовское руководство было поражено таким развитием событий и достаточно сильно напугано перспективой применения подобной стратегии против Югославии. Поэтому разрабатывается оперативный план по обороне страны от иноземного вторжения, получивший название «Рудо» (оформление завершено к 1973 г.). Первый вариант (С-1) предусматривал нападение СССР и его союзников, второй (С-2) – армий государств НАТО. Согласно второму варианту в угрожаемый период в Хорватии и БиГ заблаговременно создавалась вторая линия обороны с опорой Боснию как стратегически важную территорию страны (позднее министр обороны адмирал Мамула образно назвал её «стратегическим бастионом»). Здесь следовало сгруппировать силы для контрнаступления и освобождения временно занятых территорий.
Хорватские военные деятели искажают смысл хорошо известного им плана, делая это вполне сознательно, в том числе оправдывая агрессию Хорватии против сербов БиГ весной 1992 г., которая в таком случае может предстать в свете превентивных действий хорватской армии.
Мусульманский извод
Официальная точка зрения боснийских мусульман на конфликт, устоявшаяся в их среде, считает конфликт следствием «великосербской» или «сербочетницкой» агрессии против Боснии. Югославия напала на свою составную часть – БиГ (!). Ещё во время конфликта в Словении и войны в Хорватии ЮНА направила в БиГ существенные материально-технические средства с намерением передать их своей замаскированной «длинной руке» - Войску Республики Сербской. Последнее приступило к действиям с выгодных оперативно-стратегических и тактических позиций, оставленных по уходе ЮНА. ВРС снабжалась со стороны ЮНА. Целью агрессии было уничтожение мусульман.
С противоположной стороны сформировалось народное ополчение на почве спонтанной самоорганизации масс для самообороны от геноцида со стороны «сербочетников». Таким образом, действия одной стороны представляются народной войной автохтонного населения, а другой – агрессией «соседней» страны (ставшей соседней по одностороннему решению сепаратистского руководства), поддержанной частью сербского населения. Вина за преступления снимается с одной стороны и полностью перекладывается на другую. Произвольно расставляются акценты «справедливости» и «несправедливости» войны для противоборствующих сторон.
Очень распространённой концепцией в неприятельских для сербов кругах считается намеренная концентрация военных ресурсов в БиГ. Они якобы должны были быть использованы при занятии этой республики для контроля над соседней Хорватией. Перевод войск и вооружений из Словении и Хорватии в БиГ был формой «скрытой оккупации» стремившейся к отделению республики.
Важно постараться понять, что в этих утверждениях содержится не только пропагандистская ложь во имя оправдания собственных действий, но и неверно преподнесённые действительные факты. Например, о большом внимании, которое уделяло БиГ союзное руководство во внутренней и внешней политике. Далее мы постараемся подробно разобрать причины такого внимания.
«Агрессия» на «молодые государства»
Рассказывая свои «басни неистовых баб» о сербской агрессии, целью которой было подчинение Боснии и контроль над Хорватией, платные и добровольные пропагандисты забывают, что агрессия: а) должна проявиться в агрессивных наступательных действиях; б) для её проведения «великосербские шовинисты» задействовали бы необходимые военно-технические средства, в том числе достаточное количество авиации; в) о наступательных действиях говорило бы стратегическое размещение сил на фронте.
По первому пункту ответ однозначен и очевиден. ВРС за всю войну провело три наступательных операции. Все они имели строго ограниченные цели и были вызваны предшествующими действиями неприятеля. Речь идёт о «Коридоре-92», «Лукаваце-93» и «Бихаче-94».
«Коридор» проводился в июне-октябре 1992 г. войсками 1-го Краинского и Восточно-Боснийского корпусов на пространстве Посавины от Дервенты до Брчко. Основным операционным направлением была линия Шамац – Босанский Брод – река Сава. Само возникновение Сербской Республики БиГ зависело от успешного проведения этой блестяще задуманной и исполненной операции. Территория государства в результате вторжения хорватской армии в Посавину (долину реки Савы) оказалась рассечена на две части – восточную (Семберию и Маевицу) и западную (Козара). Крупнейший город Республики Баня Лука оказался отрезан от внешнего мира, лишён нормального снабжения всем необходимым для жизни. Широко известна история гибели 12 новорождённых из-за отсутствия кислорода в отделении интенсивной терапии. Встречный удар двух сербских корпусов ликвидировал хорватское вклинение и спас единство страны.
В июне 1993 г. прошла операция «Лукавац». Её осуществили войска Сараевско-Романийского и Герцеговинского корпусов в окрестностях Сараева (Яхорина, Трескавица, Игман, Белашница) и Верхнем Подринье. Целью операции было установление связи между Подриньем и районом Сараева, освобождение пути Трново – Добро Поле – Фоча и взятие под контроль пространства от Игмана до Белашницы. Действия сербов были скоро связаны Западом. 18 августа Главный штаб ВРС и УНПРОФОР подписали соглашение о передаче упомянутого пространства под контроль УНПРОФОР-а. Правда, уже в сентябре ооновцы передали территорию мусульманам, которые приступили к атакам сербских населённых пунктов и войск. В сентябре 1994 г. в указанном районе при нападении противника погибли, например, 20 военнослужащих, 4 из которых были медицинскими сёстрами.
Третьей масштабной наступательной операцией был контрудар по 5-му корпусу АРБиГ, загнанному в «Бихачский карман». Зона Бихача, на которой базировался неприятельский корпус, была заранее объявлена зоной, взятой под защиту ООН. Этот статус предполагал прекращение военных действий здесь и на соседних территориях, контролируемых ВРС. Тем не менее исламисты нанесли удар в сторону Боснийской Краины, продвинувшись на 20 км и нанеся чувствительные потери сербской армии и гражданскому населению. Контрнаступлением территория была возвращена, враг загнан обратно под Бихач, однако тогда началась прямая воздушная агрессия НАТО против РС, объяснённая «нарушением зоны безопасности». В тот раз покровителям исламистов впервые пришлось открыто встать на их сторону, продемонстрировав крайнюю степень пристрастности и непосредственную вовлечённость в конфликт.
По второму пункту, не забывая о превосходстве сербов в вооружениях (и одновременно о меньшей численности личного состава их вооружённых сил на протяжении всей войны), можно быть уверенным, что при намерении Белграда создать «Великую Сербию» ВРС могло получать оружие и военнослужащих-сербов из Югославии в любом количестве, необходимом для завершения войны победой в кратчайший срок.
По третьему пункту следует сказать, то распределение армейских группировок не позволяло проводить широких манёвров и одновременных действий на широком фронте. Оперативное расположение соответствовало концепции стратегической обороны, исходя из территориального принципа построения вооружённых сил и доктрины их применения. Инициатива в действиях почти постоянно принадлежала мусульманам; трудно поверить в подобную неповоротливость агрессора, имевшего перед собой далеко идущую цель.
Результатом такой политики в отношении Югославии стало возникновение «этнически чистой» Хорватии, сгон сербов с половины Боснии и провозглашение террористического «государства» Косово. Вопреки многошумным наветам, лишь Сербия останется многонациональным государством, которого не коснулись этнические чистки. Она приняла и свыше миллиона сербских беженцев из Хорватии и Боснии. Заметим, что даже тут в действиях сербов был «обнаружен» некий коварный подтекст: беженцев-де приняли в целях изменения этнического баланса в Воеводине (относительно венгров) и на юге страны, в Рашке (относительно местных мусульман-санджаклий).
Причины войны
Выше мы постарались отметить основные тенденции пропагандистского искажения предпосылок конфликта. Их результатом является создание впечатления, что главной причиной конфликта на пространстве бывшей Югославии стали сербские территориальные претензии на территории, принадлежавшие другим югославским народам. Для проведения великодержавной политики были использованы федеральные институции, прежде всего армия. Когда центру не удалось вернуть под контроль отколовшиеся республики, федеральное руководство оснастило и вооружило паравоенные формирования местных сербов.
Куда более соответствующим действительности в качестве детонатора войны видится нарушение принципа мультиэтничности в республике, населённой тремя народами. После первых многопартийных выборов мусульманская партия СДА и хорватская ХДЗ образовали неформальную коалицию, которая своими совместными действиями как в республиканском парламенте, так и на уровне региональных органов перекрыла своим большинством законодательную деятельность сербской СДС. За общую платформу брались «Письмо о намерениях» и меморандум СДА о суверенитете БиГ. Принцип политического консенсуса в принятии решений, который обеспечивал равновесие в БиГ, оказался грубо нарушен. Без полной и всеобъемлющей политической равноправности трёх национально-религиозных общин республика скатывалась в вооружённое гражданское противостояние. Именно об этом говорил Радован Караджич Алии Изетбеговичу в знаменитом диалоге конца января 1992 г. в Скупштине БиГ, когда коалиция хорватов и мусульман поставила вопрос о выходе республики из состава Югославии. Последний прекрасно осознавал последствия своего шага, так как в той же Скупштине больше чем за год до начала войны высказался дословно таким образом: «Ради суверенной БиГ я бы пожертвовал миром, а для мира в БиГ не жертвовал бы суверенностью».
С началом конфликта у Боснии было всего два варианта развития событий: создание унитарного государство с преобладанием одной общины над другими двумя (в меньшей степени этот вариант был осуществим для находившихся в меньшинстве хорватов) или разделение по этнорелигиозным границам. Война завершилась вторым вариантом, результаты которого были зафиксированы в американском Дейтоне. По словам профессора конституционного права Белградского университета Косты Чавошкого, «всякая попытка отобрать у любой национальности Боснии и Герцеговины государствообразующий статус и свести её к национальному меньшинству, как это сделано Изетбеговичем вероломным отозванием подписи от плана Кутильеро и сверхбыстрым признанием Боснии и Герцеговины, представляет казус белли и неизбежно ведёт к гражданской войне. И обратно, новое признание государственного значения всех трёх боснийско-герцеговинских народов и учреждение особого государственного энтитета сербского народа (Республики Сербской), как это и устроено Дейтонским соглашением, было тем необходимым и достаточным условием, без которого упомянутая война не могла закончиться».
Противоборствующие стороны
После одностороннего провозглашения независимости БиГ 1 апреля 1992 г. и поспешного признания этого акта Западом части ЮНА оставались на территории вплоть до 20 мая. Сербское население республики за это время не создавало своих вооружённых сил, исключая отдельные отряды самообороны, полагаясь на защиту федеральных вооружённых сил. Югославская армия должна была обеспечить конституционные обязанности и предотвращать межнациональные (религиозные) столкновения в Боснии и защищать находившийся под угрозой народ.
Мусульманская сторона юридически получила право формировать свои вооружённые силы после провозглашения независимости. Их основой послужили паравоенные отряды «Патриотической лиги» и «Зелёных беретов», которые были преобразованы в ТО БиГ, а впоследствии – в АРБиГ. Само определение «Армия республики Босния и Герцеговина» является до известной степени эвфемизмом, потому что это были вооружённые силы боснийских мусульман, не пользовавшиеся сочувствием двух других национальных общин (на начальном этапе им содействовало исходившее из своих замыслов руководство боснийских хорватов).
Хорватские силы были представлены двумя паравоенными структурами – Хорватским советом обороны (ХВО), в целом официально подчинявшимся хорватскому политическому руководству в Боснии, и Хорватскими оборонительными силами (ХОС) – несомненно фашистскими формированиями, аналогом террористического украинского «Правого сектора» наших дней. В последних, исходя из усташской идеологии, имелось заметное количество мусульман, считавшихся «хорватами исламской веры», не входившими в мусульманскую армию. С конца марта 1992 г. против БиГ осуществлялась непосредственная агрессия Хорватского войска (далее, в отличие от Войска РС, мы будем писать его как «Хорватская армия»). Она проходила в виде наступательных действий «очень невежливых людей» в Посавине, Босанской Краине, на Купресском плато, и не признавалась руководством Хорватии. Летом масштабы присутствия хорватской армии пришлось значительно уменьшить из-за возникшего внимания «мирового сообщества». Интересно, что о хорватской агрессии на БиГ никогда не говорит мусульманская сторона, которой эти действия были прямо выгодны (хотя и не санкционированы Сараевом).
Хорватская бригада «Король Твртко» находилась в составе 1-го («сараевского») корпуса АРБиГ и подчинялась его штабу. Во время мусульмано-хорватской войны хорваты находились в состоянии фактического мира с сербами, причём нейтралитет иногда переходил в военный союз и совместные действия под общим сербским руководством (например, при обороне општины Илияш). Осенью 1993 г. под нажимом США президент Хорватии Туджман был вынужден отказаться от попыток военным путём разрешить конфликт с мусульманами и на борту британского авианосца «Инвинсибл» подписал союзный договор с Изетбеговичем, направленный против сербов.
Довоенная ТО республики, бывшая компонентой вооружённых сил СФРЮ, не смогла принять организованного участия на одной стороне ввиду свей многонациональности и с самого старта конфликта распалась. В дальнейшем её мощности служили резервом для всех участвовавших сторон.
Вооружённые силы мусульман и хорватов были созданы и оформлены в основных чертах за первые полтора месяца независимости. Так как на территории объявившей об отделении республики ещё находились федеральные вооружённые силы, в значительной степени к тому моменту состоявшие только из сербов, черногорцев и македонцев, они стали объектом нападений. Применялась тактика, уже опробованная в Словении и Хорватии: перехват невооружённых групп и колонн, нападения на части обеспечения и небоевые объекты, атаки из засад, блокада казарм, демонстративные расстрелы офицеров без суда (как ранее в хорватском Беловаре были расстреляны командир бригады полковник Ковачевич с несколькими офицерами его штаба), взятие в заложники членов их семей. Именно эти действия привели к тому, что ЮНА начала защищаться сама и охранять сербский народ в Боснии, а не вымышленная спланированная «великосербская агрессия». Армия не готовилась к тому, что ей придётся выполнять полицейские обязанности, была рыхла и медлительна, как любые давно не воевавшие вооружённые силы. Факты свидетельствуют, что нейтральные поначалу вооружённые силы были вынуждены встать на защиту сербов, только подвергнувшись непрерывному террору.
14 мая было сформировано Войско Республики Сербской.
Стратегия хорватской стороны
Действия хорватов в БиГ обусловливались тезисом, что эта территория является этнически хорватской, а её присоединение к Хорватии станет решительным усилением «мягкого подбрюшья» этой страны.
Родоначальником хорватской геополитической школы был австро-венгерский адвокат из Тузлы Иво Пилар, публиковавший свои работы под псевдонимом «доктор Юричич» (1874-1933 гг.). Он всегда противился мысли о создании общего государства с сербами и был неприятелем Югославии. Его наработки относительно желательных границ «великой Хорватии»: от Адриатики до Дуная, от Бояны на юго-востоке и до Дрины – на востоке использовала усташская идеология. На Мораве такая «Хорватия на стероидах» должна граничить с Болгарией (!). Сербии (и какой-то выморочной «независимой Боснии») в таких планах просто не находится места. Относительно современные хорватские геополитики преемственно развивают ту же идею (Петр Вучич, Здравко Томац, Радован Павич, Джодан, Милишич).
Основа исторической геополитики Хорватии (которой будет придерживаться любое руководство этой страны) формулируется четырьмя пунктами, последний из которых относится к БиГ: 1) У Хорватии очень невыгодное геостратегическое положение. Её территория вытянута и одновременно узка в кратчайшем месте; 2) Сербы всегда мешали, мешали и будут мешать расширению Хорватии, поэтому вечный конфликт между Хорватией и Сербией неизбежен; 3) Третий пункт сугубо католический – страшнейшей угрозой видится союз православных держав, недружественных Хорватии – России, Сербии и Греции. В мировом масштабе против него надо иметь гарантию в виде покровительства Германии и Америки, на региональном уровне желателен союз с Турцией и Албанией; 4) БиГ вместе с Далмацией и Славонией является одним из ядер хорватского народа. Здешние мусульмане – этнические хорваты, предки которых перешли в ислам.
Такие предпосылки указывали на две цели в войне: 1) минимальная – выделить из состава БиГ территории, населённые католиками, и создать из них независимую республику Герцег-Босну; 2) максимальная, если «звёзды сложатся» - присоединить к Хорватии всю БиГ. В каждом из вариантов необходимым условием выступало воспрепятствование сербам контроля над БиГ любой ценой.
После того как стало ясно, что для осуществления обеих стратегических целей у хорватской стороны недостаточно сил, было принято решение вновь присоединиться к мусульманам и в союзе с ними «спутать карты» сербам и добиться для себя хоть каких-то выгод.
Стратегия мусульманской стороны
Мусульманские замыслы не были такими далеко идущими, как у хорватов, в связи с полным отсутствием традиции исторической государственности у этой крупной общины Боснии. Они излагаются максимально кратко: отделение от Югославии и создание независимой республики с доминированием мусульман в политической жизни.
Образ мыслей идеологов мусульман Боснии по необходимости напоминал фантазии бесноватых украинских националистов, неплохо известные с недавних пор и в России: требовалось доказать существование в прошлом только-только оформившейся государственности и народа и сообщить им «исторические права». Для мусульман использован территориальный эвфемизм «боснийцы», после введения которого местные сербы и хорваты уже могли рассматриваться как крупные общины в населённой автохтонными «боснийцами» стране (ещё одним опасным последствием стало распространение определения «боснийцы» на сербских мусульман, живущих в Рашке и Черногории, что окончательно смешивает и так тесно переплетённые на Балканах религиозные и национальные дефиниции и вводит некоторое усложнение во внутреннюю политику балканских стран). Правда, в отличие от культурно совершенно разнородных и религиозно не определившихся украинцев мусульмане Боснии обладают одним огромным отличием – религией, которая их объединяет и отличает от сербов и хорватов, а также культурной гомогенностью.
Руководство боснийских мусульман вело войну за унитарное государство со своим доминированием. Для внешнего использования откровенное мусульманское доминирование, обоснованное Изетбеговичем в работах «Исламская декларация» и «Ислам между Востоком и Западом», преподносилось в форме «борьбы за единую и многоэтничную Боснию». Запад и исламский мир безоговорочно признавал легитимность только за мусульманской армией, в то время как армиям сербов и хорватов в этом праве отказывалось. В пропаганде боснийских мусульман, ставшей основой и современной идеологии мусульмано-хорватского энтитета БиГ, война со их стороны носила оборонительный и праведный характер, а с противоположных – наоборот (особенно с сербской). В связи с этим военные успехи подразделяются на «хорошие» и «легитимные» одной стороны и «преступления сепаратистов» (если снова проводить параллель с пресловутыми украинцами).
Так как собственными силами мусульмане не могли добиться победы, они сделали ставку на вовлечение в конфликт иностранного политического и военного фактора. Иностранное участие было как ненасильственным (воспрепятствование использовать сербской стороне все разрешённые военные средства, объявленные «чрезмерными» или «неизбирательного действия», так и выраженным в виде прямой военной агрессии против РС во второй половине конфликта. Таким образом в войну в Боснии оказались активно вовлечены ООН, ЕС и НАТО.
Особо стоит указать на полную противоправность формирования словенцами, хорватами и мусульманами паравоенных отрядов на основе республиканских ТО. 29 мая 1990 г. Президиум СФРЮ издал распоряжение которым вооружение ТО должно было передаваться под надзор ЮНА.
Стратегия сербской стороны
Сербское население БиГ не желало отделения от Югославии как страны, в границах которой проживал сербский народ на своей исторической территории. Независимая и унитарная Босния могла испортить отношения и, несомненно, испортила бы их с «малой Югославией», населённой сербами. Две части одного народа не устраивало это легко считываемое развитие событий. Наиболее желательным сценарием было отделение населённых сербами земель от Боснии и присоединение к Югославии.
Политическое руководство РС имело и второй вариант действий – создание крепкого национального государства на основе разграничения БиГ по местам расселения всех трёх народов.
Оба этих варианта всерьёз стали рассматриваться после того, как в январе 1992 г. было формально признано со стороны «мирового сообщества» отделение Словении и Хорватии и стало очевидным дальнейшее распадение страны. В марте «западный мир» под давлением США поспешно признал независимость БиГ, делая гражданский конфликт неизбежным.
Сербы были готовы участвовать в преодолении политического кризиса, но только на равных правах с двумя другими конституционными народами. Попытка исключить сербов из процесса сама по себе становилась «казус белли». Она вела к сецессии от сепаратистского образования, что приводило прямой дорогой к гражданской войне. Это, кстати, прекрасно понимали и Караджич, и Изетбегович. Только первый предвидел такой вариант с тревогой, а второй – как прекрасный повод решительно осуществить свой замысел, вовлекая в кровавую кашу как можно больше посторонних участников и натравливая их на сербов. На что рассчитывал «свободный мир», предоставляем сделать выбор читателю.
Три общины по-разному отнеслись к федеральной армии: мусульмане и хорваты ещё летом 1991 г. перестали давать в ряды вооружённых сил призывников и резервистов, тогда как сербский народ продолжил выполнять свой гражданский долг. Офицеры-сербы оставались выполнять свои обязанности, не уходя в национальные паравоенные формирования. По этой причине ряды вооружённых сил Боснии постепенно, но динамично становились всё более однородными по национальному составу.
Сербы последними из трёх сторон создали свои национальные вооружённые силы – аж в середине мая. До этого они полностью полагались на ЮНА. Армия, в свою очередь, защищала местных сербов от угрожавшего им геноцида в местах, где сербское население имело наибольшую плотность. Там же, где сербы находились в меньшинстве и во враждебном окружении, они безжалостно изгонялись. В самом начале войны бежало полмиллиона человек – почти всё сербское население Центральной Боснии, долины Неретвы от Метковича до Конича, считая Мостар, Верхнее и Среднее Подринье (последнее будет возвращено для сербов в начале следующего года успешным контрударом Дринского корпуса ВРС).
Войско РС, которому в значительной степени перешли материальные ресурсы ЮНА в Боснии, продолжило тактику югославской армии и сосредоточилось на стратегической обороне населённых сербами земель, принадлежавших им по земельному кадастру. Имея превосходство в тяжёлых вооружениях над противником до прямого вступления в войну на его стороне НАТО (середина 1994 г.), сербы не проводили масштабных операций по занятию земель, занятых двумя другими общинами. Не является ли это однозначным и самым красноречивым свидетельством против измышлений о запланированной «великосербской агрессии на Боснию»? Вопрос, разумеется, риторический.
Среди характерных отрицательных черт сербской доктрины использования вооружённых сил можно выделить такие:
- все действия на стратегическом уровне велись исходя из концепции стратегической обороны. Это согласовалось оборонительным и освободительным характером войны, когда необходимым и достаточным считалось обезопасить границы сербских этнических земель. По словам президента Радована Караджича на 16-м заседании Скупштины СР БиГ 12 мая 1992 г., «…мы старались не занимать не наше, не бороться свыше того, что нужно, чтобы защититься…» В то же время такая стратегия лишала сербскую сторону инициативы в войне против непрерывно атаковавших противников, которые, наоборот, рассчитывали на успех наступательной стратегии. Вместе со вмешательством НАТО такой алгоритм действий лишил ВРС победы и привёл к «ничейному» результату войны.
- территориальный принцип комплектования приводил к привязанности частей и соединений к «их» районам, в основном к областным центрам и населённым пунктам. Теряя их, бойцы лишались стимула сражаться дальше и покидали части. Вместе с отсутствием стратегических резервов и меньшей численностью личного состава в сравнении с врагами это приводило к тому, что оставленные территории обычно терялись для ВРС безвозвратно. Исключением видится контрудар на «Бихачский карман»;
- офицеры и личный состав излишне полагались на защиту брони и огневую мощь танков, других бронированных машин и артиллерии. Активные действия начиная с уровня отделения обычно поддерживались бронетехникой. Это демотивировало бойцов при необходимости сражаться с вражеской пехотой без прикрытия «брони». С другой стороны, такая практика обездвиживала танковые и моторизованные войска, которые из трёх своих составляющих – манёвра, защиты и огневой мощи – могли реализовать только последнее. Бронетехника в основном использовалась в роли неподвижных защищённых огневых точек в борьбе с неприятельской пехотой;
- оборонительные позиции создавались чаще всего в одну линию, без эшелонирования в глубину. Это приводило к недостаточно упорной обороне и потере больших пространств после первого прорыва. Смыкание позиций, занятых соседними частями, часто было неплотным. Не занятыми и плохо контролируемыми оставались обширные пространства, в том числе в глубине своей территории. Установка минных заграждений на ротном уровне выполнялась без строго соблюдения наставлений и строгих зарисовок минных полей. Такая практика вела к подрывам солдат на своих постановках;
- ослабление дисциплины и ослабление внимания после подписания тактических перемирий. В эти моменты сербская сторона несла неоправданные потери по указанным причинам. Как правило, мусульмане использовали перемирия для проникновения на сербскую территорию диверсионно-террористических групп. Они проходили на стыках сербских расположения сербских частей или через не занятые участки в условиях отсутствия сплошного фронта (пример – проход целой неприятельской бригады под Сребреницей перед операцией «Кривая-95» в июне 1995 г. и последовавший кровавый погром в селе Вишница).
Вопрос об общих потерях в БиГ за 1992-1995 г. остаётся очень дискуссионным.
Институт СИПРИ в Стокгольме настаивает на наименьшей цифре – 25 000-50 000. Учитывая двукратный разброс и отсутствие детализации структуры жертв, эти цифры представляются наименее достоверными.
По мнению группы авторов из Генерального штаба армии Сербии и Черногории («Ratovi na prostoru biv;e SFRJ 1991-1999» «Institut za ratne ve;tine G;SiCG» Beograd, 2004. g.), в РС погибло всего 24 242 человека, в Федерации – 46 020.
Мусульмане и хорваты настаивают на совершенно фантастической цифре в примерно 200 000 убитых, причём преимущественно с их сторон. Это пропагандистское преувеличение, призванное поражающей воображение цифрой показать свою страдательную роль и завысить размеры жертв и страданий.
Заместитель премьер-министра мусульманского правительства БиГ времён войны Русмир Махмутчехаич утверждает, что основную часть потерь его стороны составляли гражданские лица, в то время как у сербов и хорватов – военнослужащие. Это не соответствует действительности, если, конечно, он не манипулирует понятиями «наличного» и «списочного» состава, когда служившие в вооружённых силах и фактически участвовавшие в боях военнослужащие не успевали получить военный билет и в случае смерти номинально оставались гражданскими.