На холмы, окружавшие долину, ложились тучи. Тяжелые, набрякшие дождем, они медленно ползли, переваливаясь через гребень холмистой гряды, цепляясь исчерна-сизым подбрюшьем за пучки полыни, оставляя на жесткой, выгоревшей траве капли влаги. Белесые бока холмов темнели, и только лента дороги, перечеркнувшая наискось покатый склон, все еще белела в сумраке близкого ненастья теплой, ласковой пылью, сухой и мелкой.
Босые ноги тонули в ней по щиколотку, как в дорогом ковре, ступая совершенно бесшумно. Двое, рука об руку, шли по дороге, весело, словно дети, загребая ступнями пыль, поглядывая на нависшее прямо над головой небо и подставляя редким пока еще каплям ладони. Обычные человеческие ладони, на которых линия жизни уходила далеко за основание большого пальца, трижды обвиваясь вокруг запястья странным браслетом.
Детьми они не были, парень и девушка, не похожие друг на друга ничем, кроме одной на двоих точности и плавности движений. Но не были и людьми. Шли они, словно танцевали под слышимую только им музыку, и казалось, дорога сама ложится им под ноги, изгибаясь, как кошка, просящая ласки. Они и ласкали ее, каждым шагом, приближающим их к вершине холма.
Полог туч становился тем ниже, чем выше они поднимались, небо льнуло к земле там, где двое танцевали между небом и землей, в нагретой белой пыли, среди серебряной полыни и седого ковыля, словно и небо нуждалось в них, как ни в ком другом. Сначала волосы идущих пропитались струящейся в воздухе влагой, потом теплые прозрачные струйки скользнули по шее, ныряя в ямку между ключиц, мягкие руки туч обняли плечи, а потом исчезло все – и холмы, и дорога, вокруг был только медленное, нескончаемое движение неба.
Двое остановились, вслушиваясь в себя. Там, внутри, под привычной оболочкой человеческого тела, постепенно пробуждалось неведомое. Но его время еще не пришло, хотя было совсем близко – только руку протянуть, чтобы невозможное стало наконец возможным… Да и было ли время там, в небе? Там не шел дождь – сам воздух, которым они дышали, был дождем. Тишина, невесомая и осязаемая одновременно, окружала их, не видящих даже друг друга. Впрочем, им не нужно было видеть, чтобы знать, где находится другой.
Две руки потянулись сквозь тучи, кончики пальцев соприкоснулись на миг – и небо содрогнулось от беззвучного удара, тучи разорвались и смешались, падая на землю, укрывая от случайных глаз то, что вершилось на гребне холма.
Встретившиеся руки вытягивались, сквозь кожу проступал прихотливый узор, очертания тел текли и менялись, и струи влаги бежали уже не по людям – по гибким извивам чешуйчатых тел, по драгоценной чешуе ящеров, древних и грозных, и нечеловечески прекрасных.
Развернулись огромные крылья, вспенивая тучи, как вспенивает волну умелый пловец, сильные когтистые лапы, утонувшие в теплой пыли, отбросили землю – двое больше не принадлежали ей, возвращаясь в родную стихию. Огромные глаза, похожие на таинственно мерцающие драгоценные камни, перечеркнутые узкими вертикальными зрачками, видели теперь больше, чем прежние, человеческие. Для них серая пелена дождя больше не была серой – она была живой и сверкающей разноцветьем радуги, тучи полыхали изнутри переливами невиданной красоты цветов, капли летели вниз россыпями сокровищ, какие не снились ни одному королю, а там, за гранью, за чертой, где открывается бескрайний простор…
Двое взмыли в небо, пронзая тучи живыми молниями. Всего несколько взмахов – и кипельная белизна освещенной солнцем плотной облачной пелены вскипела, расступаясь и выпуская их на свет. Серебряная и темно-бронзовая чешуя полыхнула ослепительным блеском, крылья ловили потоки яростного ледяного ветра, а далеко внизу медленно опадали вниз фонтаны облачной дымки, поднятые стремительным взлетом. Земля неохотно отпускала своих детей, не зная, вернутся ли они, или навсегда растворятся в сияющей пустоте, как многие, многие до них. Небо было пустым только для человеческих глаз, глаза драконов видели совсем иное…
Отточенные, сияющие грани пересекающихся пространств. Бесчисленные двери в бесчисленные миры. Бесконечные дороги, у которых не было начала и никогда не будет конца. И сквозь все эти грани – дыхание ветра, того единственного ветра, для которого созданы крылья древних повелителей неба.
Теплая, ласковая земля, колыбель, хрупкая скорлупка яйца, которое однажды раскалывается, выпуская в ослепительный простор рожденного для полета птенца… Время пришло, двое нашли ту дорогу, ради которой поднялись в небо, и слитным движением, очертив прощальный круг, начали падать… нет, не на землю. Ветер высоты хватал их за крылья ледяными клыками, испытывая на прочность – посмеешь? Не свернешь? Не отступишь? Крылья трепетали, скользя по сверкающим граням, как по стенам лабиринта, находя единственно верный путь – останови, если сможешь!
И только прощальный отблеск далекой грозы стал ответом озарившему половину неба сполоху раскрывающейся грани, когда двое исчезли, следуя зову своего пути…
Тучи медленно поднимались над холмами, падая в травы проливным дождем. Земля оплакивала очередную утрату, но слезы были недолгими. Да, они рождаются и уходят, следуя властному зову неба, но однажды кончается даже бесконечный путь, и тогда… Однажды они вернутся, все до единого, не смогут не вернуться, потому что вспомнят теплую ласковую пыль и материнские ладони туч, отпустившие их навстречу ветру. Дети всегда возвращаются к своей матери, когда устают от дорог…
Пальцами дождя земля гладила отпечатки босых ног в намокшей пыли, пока те не исчезли, став бурным ручьем. Сквозь разрывы в тучах пробились солнечные лучи, как обещание и утешение. И яркая радуга просияла над вершиной холма воротами вечного дома крылатого Племени Ветра.