Суд над проповедником Мартином Лютером. Ситуация мне не только понятна, она близка сердцу моему. В советское время я не раз в таком же положении оказывался. В лапу не брал, свои кровные денежки, своё свободное время тратил на общественно-полезные дела. Памятник мне не поставили. Наоборот. Секретарь парткома пригрозил: «Смотри у меня. Допрыгаешься. Мы ведь с тебя все лычки сорвём!»
Лычки – это членство в рядах КПСС. Да на здоровье! Свободен. Живи - не хочу! Одна беда, грозились не просто выгнать, а выгнать с треском, то есть, без права работы в школе. Не место в ней таким типам как я, которые разлагают общественный строй.
В школе у меня было всё нормально. Мой начальник, заведующий районным отделом народного образования, на ковёр ни разу не ставил, жал руку и вручал почётные грамоты. Если меня выгонят с треском, то райком партии прикажет заведующему районо меня уволить. Если заведующий не сделает этого, его самого уберут. Так было.
В партию я сдуру залез. Убедили меня вступить, чтобы помог друзьям бороться с деспотизмом самодуров. Вступил. Навешали хомут секретаря партийной ячейки фермы номер три и сказали, что у меня совсем другая задача. Я должен изо всех сил поднимать рабочий люд на трудовые подвиги, чтоб встретить очередной съезд партии новыми трудовыми успехами. Мотивируй людей. Ты ж педагог! С верхним образованием!
Не такое уж и верхнее. Звания выше высшего тоже были. Бухгалтерия мотивировала премиями. Партком похвальными грамотами. Я же должен был просто мотивировать - перевоспитывать пьяниц, хулиганов и прогульщиков. Перевоспитывать их было уже поздно. Это делать надо было, когда они поперёк лавки лежали. Аргумент этот во внимание не принимался.
Поднять народ на трудовые подвиги трудней всего во время аванса и получки. Получку привозил дядя Саша Шварц на грузотакси. Он за рулём, рядом кассирша с деньгами, в кузове охрана с ружьём. Следом за грузотакси в село заезжала автолавка, гружёная водкой. Через три дня деньги, выданные государством за трудовые подвиги, возвращались обратно в казну. Мужики шли с глубочайшего похмелья на работу, а я с управляющим на ковёр. Ругали за прогулы, а выговор объявили за то, что народный контроль не работает.
Отправили в наряд народный контроль. Он поймал несунов за кражей совхозного имущества и передал дело в товарищеский суд. Несуны обиделись и не вышли на работу. Коров кормить некому. Стоят голодные и мычат. Меня на ковёр. Ругали за самоуправство, а выговор объявили за то, что взносы поздно сдаю.
Ситуация мне не нравилась, я её как мог критиковал. Мне намекнули, что я подрываю устои государства. На меня завели личное дело и собрали экстренное, внеочередное партийное собрание. Дело пахло керосином. Решил не сдаваться. На собрании прочитали анонимку и результат партийного расследования. Факты нарушения мною производственной дисциплины, якобы, подтвердились. Оценку работе директора школы вообще то дают инспектора отдела народного образования, а не контора совхоза.
Дали слово. Прочитал с листа. Перечислил целый ряд преступлений, совершённых моими судьями. Были хищения в особо крупных размерах. Загреметь эти умники могли всей толпой лет на пять и дольше. Предупредил, чтоб своим нечистым рылом больше не мутили чистую воду и отстали от честного человека. Если не отстанут, вышлю копии в районный народный суд и в газету.
Отстали и больше не приставали.