15. Как смеешь ты наглец…
Епископ Альбрехт переправил посылочку в Рим, вот, мол, дорогой Вы наш Папа, полюбуйтесь! Дожили! Лютер это предвидел и заранее принял оборонительные меры: приготовил объяснение своих тезисов, приготовил доводы, выписал цитаты из Библии и выучил их наизусть. Особое внимание он уделил уточнениям. Эти уточнения выглядели не извинением, не оправданием, а ещё сильнее высмеивали наглость святой инквизиции. Конечно, наглость назвали ошибкой. Такая находчивость уедала ещё сильней.
Не монах, а шут гороховый. Хорошо. Шут. Так ведь и с шутами шутки плохи. Им многое дозволено. Правда, не всё. Однажды придворный шут французского короля пнул своего хозяина под зад в то время, когда тот поднимался с ночного горшка. Не помню какой из Людовиков это был, но ему эта выходка не показалась смешной, и он приказал шута повесить. Перед эшафотом ему стало очень жаль терять своего любимца, а отменять свои приказания дело некоролевское и Людовик нашёл выход - дал шуту шанс:
- Я прощу тебя, если ты сейчас скажешь в своё оправдание что-нибудь такое...м-м-м, ну, скажем, ещё более ужасное, чем твоя выходка.
- Ваше Величество, я думал, что это не Вы, а королева!
Пояснения Лютера звучали точно так же находчиво, весело и дерзко, но то, что простят шутам, никогда не простят диссидентам. Казалось, что костёр неминуем, что Лютеру от него не скрыться, но политика дело серьёзное и даже самому Папе Римскому пришлось с её законами считаться. То, о чём до сих пор втихушку говорилось лишь в кабинетах учёных, вдруг стало предметом всенародного обсуждения. Образно говоря, Лютер раскрыл все окна в душной комнате. Ещё миг назад все задыхались, и вдруг такая свежая струя воздуха! Лютер восстал против Ватикана, за ним пошли другие протестанты, число их росло с каждым днём и весь католический мир навсегда раскололся. Для истории искусства в этом был особый плюс. Если бы Папа Римский так не шиковал, то до нас не дошли бы картины и фрески Леонардо да Винчи и Рафаэля.
Студенческий КВН, на котором промывали косточки самому Папе Римскому взбудоражил всю империю. Папа приказал ордену августинцев провести партсобрание и разобрать личное дело августинца Мартина Лютера. Светил костёр с поджариванием, сначала языки пламени коснутся пяток, потом колен, потом жаром обдаст всё тело, дым заполнит лёгкие, толпа будет бесплатно любоваться этим эктченс … Не будет. Лютер вышел сухим из воды, вернее, мокрым из огня. Наш парторг всегда так говорил: «Разобрать так, чтоб вспотел, чтоб мокрым отсюда вышел!»
Лютер на собрании вспотел, вышел мокрым, но очень довольным – оппоненты вышли с собрания намного мокрее. Струсили ребята. Другие времена пришли. Когда сжигали Яна Гуса на костре, какая-то услужливая бабка припёрла вязанку хвороста и подбросила её в огонь. Предсмертная фраза ректора Пражского университета стала знаменитой: «Святая простота!» Лютера сжечь не получалось. То, о чём до сих пор втихушку говорилось лишь в кабинетах учёных, вдруг стало предметом всенародного обсуждения. Народ к костру не с хворостом мог прийти, а с дубинами. Судей по горбу ведь начнут бить.
Чтобы делу дать законный вид и толк, собрали в Аугсбурге весь рейхстаг на экстренное заседание. На повестке дня личное дело монаха Мартина Лютера. Предполагалось, что заседание откроет сам император Максимилиан и оглушит Лютера громким заявлением: «Как смеешь ты, наглец, нечистым рылом здесь чистое мутить питье моё!?» Лютер знал Библию лучше своих судей и волчару не боялся. К тому времени подсудимый стал любимцем молодёжи во всей империи. Всем заседателям после того заседания стало так плохо, что сам император Максимилиан вскоре даже умер.