Глава 3
Юность Чарли проходила практически неотличимо от его детства. Днём он посещал колледж, в который не без труда поступил по указанию его матери. Чарли хотел бы учиться на кафедре археологии или ботаники, но Луиза была непоколебима в своих убеждениях. Она свято верила, что эти сферы не принесут никакого дохода в семью и вообще не имеют значения. Другое дело - педагогика. Чарли пришлось идти на специальность, которая не приносила ему ничего другого, кроме всепоглощающей тоски. Как сказала его мать, испанский язык - билет в светлое будущее. Ведь можно устроиться работать учителем в любую школу на территории штата или, к примеру, стать первоклассным переводчиком. Стоит ли говорить о том, что Чарли возненавидел испанский язык ещё будучи ребёнком, когда Луиза днями на пролёт заставляла его пыхтеть над учебниками по испанскому. Впрочем, испанский он знал превосходно, хотя не раз его сознание ускользало от маленьких печатных букв на страницах нудного учебника и переносилось куда-нибудь в далёкие дали, где перед ним раскрывался просторный горизонт бессмертной и животворящей природы. Пока его язык автоматически произносил испанские слова, глаза Чарли рассматривали воображаемую рыхлую почву под его ногами, а ноги его ощущали влажность и мягкость зелёного мха.
Вечерами он сидел у окна на своём чердаке, который он сам уютно обустроил по своему вкусу, глядел на закат солнца и предавался мечтам. Иногда он выскользал из этого окна и бежал к деду, в котором находил отраду во времена собственной душевной смуты. Дед Роджер на то время уже был тяжело болен, поэтому не мог больше ходить вместе с Чарли в лес и устраивать там грибные пикники. Его историй становилось всё меньше, а озорной запал в глазах заметно потухал, как спичка. Чарли было очень больно наблюдать за тем, как единственный, любимый ему, человек угасает и вряд ли когда-нибудь снова зажжётся, как факел. Ему не хватало дедушкиных историй. Ему не хватало свежего молока и выпечки. И было время, когда он сам хозяйничал на дедушкиной кухне, пытаясь испечь его фирменное печенье. Иногда даже получалось вынуть их из духовки не сильно подгоревшими.
У Чарли по прежнему не было ни одного друга, с которым он смог бы поговорить о том, что ему так нравится, о том, что он любит всем сердцем и душой. Ему не было с кем обсудить флору и фауну, благодаря которой, человечество еще не вымерло, как биологический вид. Ведь человек, это тоже порождение и творение природы, и он должен быть благодарен ей за это. Он должен не только брать, но и отдавать своей Матери всё, что в его силах. Не убивать животных и насекомых, не рубить деревья, а наоборот - давать им жизнь и беречь. Но на кафедре испанского языка не было ни одного благодарного человека. Считается, что человек - создание разумное, но в голову Чарли закрались сомнения по этому поводу. Разве может существо, которое не ценит и не любит своего создателя - быть разумным? И ему были искренне непонятны люди, похожи на его мать, которые придумали для себя иного создателя, живущего на небесах, когда истинный - находится вокруг нас. И его - истинного создателя - можно пощупать, увидеть, услышать, вдохнуть в себя. Взять его дары и взамен предложить свои. А что касается веры в воображаемого Бога, для Чарли было делом глухим и безвыиграшным. Веру в Бога он променял на веру в себя. Это было куда более реальнее и практичнее. Люди, которые его окружали, излучали флюиды раздражения. Чарли казался отрешённым ото всех. Ему было скучно в компании других людей, он видел в них только пустоту, в которой слишком мало места. Он не наблюдал в них ни фантазии, ни воображения. Все они были одинаковы, с трезвым взглядом на мир. Их жизни были распланированы по графику, от этого - до тошноты скучны и банальны. Чарли всматривался в своих сокурсников по колледжу, пытался найти в чьих-то глазах свою родственную душу, но так и не нашёл, с кем породниться. В конце концов, он оставил эти поиски родственной души. Он не хотел такой пресной и размеренной жизни, как у прочих. А все они знали ещё в школе, что будут делать после окончания школы, в какой колледж или университет поступят, на какой факультет, кем станут потом, когда получат дипломы, и что им для этого нужно сделать. Они знали, как должны выглядеть их будущие супруги и сколько у них будет детей. Они знали к скольки годам они должны заработать на свой собственный дом и машину - и не важно, юноша это или девушка. Для Чарли всё это не имело абсолютно никакого значения. Ему не интересна подобная жизнь, дотошная и планомерная. Чарли хотел чего-то большего. Чего-то невероятного. Чего-то опасного, что могло бы круто изменить его серую жизнь, внести в неё целую палитру красок из разных оттенков, чтобы он мог в будущем кому-то рассказывать о своих приключениях и подвигах, как его дед. Чарли обнаружил затрещины в человеческих душах. Ему одновременно было жаль их и противно.
* * * * *
Когда Чарли исполнилось 19 лет, он уже вовсю подрабатывал после лекций в местной пекарне - мыл полы и вытирал столики после обжорливых посетителей. Он знал, что большого дохода это не принесёт, но этих денег хватало на свежее молоко и некоторые лекарства для деда, который уже не вставал с постели. Луизе было откровенно плевать на лежачего старика, который приходился ей отцом. Поэтому, эта ноша целиком и полностью ложилась на юношеские плечи Чарли. Но ему ухаживать за дедом было абсолютно не в тягость, ведь этот человек был для него самым важным и родным человеком, которого он безгранично любил.
В тот день, когда Роджер Дик умер, Чарли дорабатывал свою смену в пекарне, затем забежал в аптеку и поторопился к деду. Но дойдя к его дому, он увидел машины скорой помощи и полиции. Ему не нужно было объяснять, что произошло, он был уже не маленький, сам всё понял. Природа решила забрать одно из лучших своих творений. Отныне сознание деда расчепилось на атомы и улетело в космос, чтобы бесконечно жить во Вселенной. Возможно даже, его атомы соединятся с атомами какой-нибудь звёзды, которая будет ярко мерцать в ночном небе специально для Чарли и эта звезда будет для него Путеводной. Но это знание и осознание не облегчило тяжесть его потери. Рука разжала кулак и пакет с лекарствами упал на асфальт, ноги сами повернули его тело и унесли Чарли в направлении леса. Там он пробыл в своём одиночестве до самого утра, сидя под любимым деревом, рядом с которым они с дедом так часто когда-то отдыхали, после сборки урожая грибов. Чарли сидел и смотрел в ночную небесную гладь, пытаясь отыскать там ту единственную звезду, которая могла оказаться сознанием его деда. Щёки были мокрыми от потока слёз. Чарли впервые в жизни плакал.
Утром он вернулся к себе домой и тут же заперся на чердаке. Мать пыталась до него достучаться, поговорить и оповестить о дате и времени дедовых похорон. Но Чарли был глух и нем, он не проронил ни слова. Он сидел у окна часами, ему не нужны были ни это окно, ни эти двери, ни эти стены. Казалось, умер не его дед, а он сам. Чувство всепоглощающей безысходности полностью поглотило всё его естесство. Все его мысли свелись к одному слову - одиночество. Сплошное, мрачное одиночество. Удивительно, как один дед смог заменить ему всё человечетво на этой планете. И теперь деда не стало, никого не стало, Чарли остался один на всём белом свете, и ему больше ничего не хотелось - ни смотреть, ни слушать, ни разгоаривать, ни есть, ни пить, ни спать, не мечтать. Всё это казалось таким примитивным и неважным, что превратилось в одну-единственную точку на замызганном дождями окне. Чарли не знал, что теперь ему делать, куда идти, к чему стремиться. Так он провёл долгих два дня, в которых время то сжималось, то расстягивалось, как жвательная резинка. Он пропустил похоронную церемонию. Осознанно не пожелал прощаться с оболочкой, которая была такой ценностью для него. Чарли решил, что прощание с безсознательным телом - пустая трата времени. Самое важное для себя он понял - Роджер Дик останется бессмертным, пока он живёт в памяти Чарли. И этого достаточно. Успокоившись и многое обдумав, Чарли смог выйти за пределы своего добровольного заточения, справил нужду в туалете, немного поел и отправился к дому деда. У него уже давно был запасной ключ от его входной двери, который он носил на своей шее, подвешенный на прочном шнурке.
Чарли открыл дверь в пустой дом. В доме ещё пахло дедом, его добротой и теплом, его авантюризмом и духом приключений. На карнизах над окнами висели всё те же занавески, на креслах и диване в гостинной лежали всё те же подушки тёмно-зелёного цвета. На кухне одиноко стояла чашка с недопитым чаем, а на ней отметка от следов красной помады. Мама. Мамин недопитый чай с дедовой чашки. Это не вкладывалось в общую картину привычного уюта и Чарли вылил чай в раковину, и помыл чашку, тщательно оттирая след от прикосновения маминых губ, маминого дыхания, недостойного ни этой чашки, ни этого дешёвого чая. Чарли окинул взглядом кухню и теперь всё было, как нужно. Как при живом дедушке. Вот только на уши давила оглушающая тишина. Никто не шаркал комнатными тапочками по полу, не покашливал, не напевал что-то весёлое. И холодильник, выключенный от розетки, тоже предательски молчал. Чарли быстрым шагом покинул кухню и направился в комнату Роджера, где его, судя по всему, и обнаружили - бездыханным и бледным. Он окинул взглядом незаправленную постель и создалось обманчивое ощущение, что дед только недавно проснулся и пошёл на задний двор,подышать воздухом. Но это было не так и Чарли решил не поддаваться фальшивым ощущениям и сюиминутным порывам, пойти проверить задний двор. Вместо этого он начал собирать в свой рюкзак все книги, которые сможет унести, считая их по праву наследства своими. Он снимал их с полок и хаотично складывал в открытый рот большого рюкзака. Затем он начал возиться с тумбочками в письменном столе, обнаружл несколько фотографий, на которых дед живой, молодой и в полном расцвете сил. Из цветных фотокарточек на Чарли смотрел вовсе не его дед, а полный жизни мужчина с хитрой искоркой в глазах и широкой улыбкой. На некоторых он был в обществе таких же озорных молодых людей, все были с походными рюкзаками и самое главное - счастливы. Сглотнув подступающий к горлу ком, Чарли бросил фотографии к книгам и продолжил осматривать тумбочки. Нашёл несколько географических карт и увесистый компас - всё это так же отправилось в рюкзак. Закончив с осмотром, Чарли напоследок ещё раз окинул взглядом комнату, затем вышел из дома, чтобы больше никогда в него вернуться.
* * * *
Спустя два дня Чарли пришлось вылезти из своего панцыря и вернуться на учёбу. Всё стало, как обычно - днём учёба, вечером подработка. Только мир стал отчего-то серым и блеклым, потерявший свои краски.
Брат Чарли в этом году окончил своё обучение в медицинском и в один из вечеров представил своему семейству прекрасную барышню, с которой вместе учился, оповестив всем, что это его невеста, а в будущем - жена. Мать рыдала, то ли от счастья, то ли от горя, что её любимый сынок вырос и готовится ко взрослой жизни без её участия, что он совсем скоро покинет родительское гнездо и улетит со своей голубкой на все четыре стороны. Впрочем, так оно и случилось. Через несколько дней Джордж заявил, что выселяется и переезжает к своей будущей супруге в Нью-Йорк на постоянное место жительства. К тому же, он уже нашёл себе там перспективную работу в медицинском центре. Мать снова разразилась рыданиями, она горевала две недели, её глаза были красными и опухшими, нос уже не дышал, и она постоянно всхлыпывала. И если смерть своего отца она перенесла стойко, никак на это не отреагировав, то отъезд Джоджа свалил её с ног, как смертельная, неизлечимая болезнь. Луиза покрылась красными пигментными пятнами на нервной почве, ей нельзя было сказать ни слова, она сразу набрасыалась на говорящего, как бешенный пёс. В это же время Чарли, который не участвовал во всех этих событиях и считался в доме, как привычный предмет интерьера, листал книги, которые принёс из дедушкиного дома. Его пальцы гладили каждую страницу, глаза пробегали по печатным буквам, словам, предложениям, губы его что-то бессвязно бормотали. В одной из этих книг Чарли обнаружил конверт, на котором ничего не было написано. Он был толстым и не просвечивал. Чарли осторожно его вскрыл. В его руках оказался в несколько раз сложенный кусок большой бумаги. Он развернул её на полу и начал рассматривать. Это была карта. Обычная карта, нарисованная от руки. Много пунктирных линий, много разъяснений, много пометок. В одном месте, в нижнем правом углу, жирным слоем красного цвета был нарисован косой крест. Чарли долго всматривался в эту карту, пытаясь определить, что это за место, вспоминая все дедушкины истории и рассказы о местах, где он побывал. Ничто не приходило на ум. Затем он развернул карту обратной стороной и обнаружил краткое пояснение, написанное дедушкиной рукой.
"Дарьенский разрыв, 1969 год. Территория Панамы и Колумбии, размеры около 160 на 50 км. Путь начат в городе Чиман, который расположен в 500 км от Панамы. На карте - тропический лес Дарьена. Я бросил вызов дикой природе и оставил в тех землях частицу себя (помечено красным крестом на карте). P.S. карта не совершенна, так как рисовал и писал по памяти после своего возвращения из тропиков."
Чарли перечитал это послание снова. Затем ещё и ещё. Перевернул бумагу, вгляделся в нарисованную карту. Что-то произошло у него внутри. Что-то невидимое и жалящее. Что-то, что проколов его вены, разнесло яд по рекам, в которых текла его кровь. Его бросало то в жар, то в холод, вместе с этим нарастало дикое возбуждение, которое будоражило его сознание. Он молниеносно побежал к своему столу и вытащил оттуда подробную карту Центральной и Южной Америки и начал искать глазами Панаму, Канаду и заветный Дарьен.
Теперь Чарли знал, что ему следует делать и куда идти. У него появилась цель. У него появился смысл. И образ улыбающегося деда ни на секунду не покидал его сознание.