В трид-том царстве 22. кровавый праздник
Свежее, словно умытое, солнце всплыло из-за леса и, радостно щерясь, заиграло, засветило, щедро раздаривая ласковые лучи самым укромным уголкам утомлённых иноземным игом земель. Птицы встретили явление солнца громкой перекличкой, хлопаньем крыльев, и непрекращающимися перебранками, нескончаемой прёй и пересудами. Синее, незапятнанное облаками прозрачное небо, обещало ясный улыбчивый день. Еле осязаемый северный ветер прилетел тоже из-за леса специально для того, чтобы заставить вздрагивать, трепетать, волноваться от предвкушения чего-то необычного и полоскаться вывешенные на шпилях выпуклых крыш, на деревьях, на высоких шестах праздничные безвольные стяги, знамёна, разноцветные флажки, треугольные, двойные, косые вымпелы. Расправились провисшие за ночь, напузырились парусами многочисленные полотняные растяжки с прелестными, заманчивыми словами, написанными на двух языках. Кое-где ещё слышался торопливый заключительный перестук запоздавших молотков, сопровождающийся резкими командами артельщиков. Давно проснувшийся городской люд, по-быстрому завершая утренний обиход, пряча поглубже узелки с выделенными к празднику грошами, выбирался на подметённые по такому случаю улицы, площади и застроенные временными увеселительными заведениями пустыри.
Уже загудели, задудели гусляры, балалаечники, трубачи заухали, забренчали бубны, бубенцы, колокольцы. Не успевших пробудиться срывали с постелей резкие весёлые голоса лотошников с пирогами, кренделями, сбитнем, завывания балаганных балагуров-зазывал, и скрипучие рыки ящеров разъездных охранных дозоров в три всадника, следивших за порядком на заполняемых толпой пространствах.
Праздник нарастал, разогревался, набирая скорость и сочность, и вскоре закипел, забурлил, заполыхал ярким многоцветным костром, приближаясь к главному действу: поединку назначенных и добровольных богатырей с самим Поганым царём, Кощеем Бессмертным. Эти поединки, судя по многолетним результатам предыдущих боёв, были замаскированным приношением человеческой жертвы не богам, а самому Кощею, а если и богам, то нездешним, злым и алчным.
Витязи знали, чем оканчивались эти поединки, и всё же выглядели
не обречёнными, но суровыми или, чересчур, возбуждёнными. Каждый из них выходил на роковой бой вооружённый привычным и удобным для него оружием и надеждой на чудесный победный исход. Кроме того семьям побеждённых обещалась выплата из казны ста серебряных монет и освобождение от обязательного оброка до следующего такого праздника, и некоторые бойцы сознательно шли на смерть, чтобы вытащить семью из долговой ямы.
На каменной с золочёной крышей башне Бешардома ударил тяжёлый колокол, оповещающий, что солнце уже преодолело три четверти своей небесной дороги, и что начинается главное событие праздника: Его Величество Повелитель и Владыка Нового царства Констен Безмерный вызывает на поединок сильнейших, лучших из лучших богатырей государства!
Родимир в сопровождение неизменного Ждана, Гриди с закреплённой за спиной котомкой, в которой, до поры до времени, укрыт был от лишних взглядов драгоценный меч-кладенец, и посуровевшего внешне Саны Варяга прибыли в столицу заблаговременно. На совете у Старца решили, что ехать в Большой Бешардом должны все участники замысла. Кроме того договорились – отроков для их безопасности разобщить и добираться до столицы отдельными отрядами, чтобы не вызывать подозрений и не привлекать внимание тайных царских ищеек и добровольных скорохватов, приметивших случай заработать несколько монет за донос.
Родимир, которому знакомый сиделец столичной корчмы поведал, что в тайном приказе что-то знают о намерениях витязя и назначили на него покушение, выпустив для этого из острога нескольких татей душегубов и убийц и пообещав им свободу и службу в охранном войске, поэтому и взял с собой Варяга. Сана должен отслеживать замыслы приближающихся к ним загадочных личностей и предупреждать Родимира.
Потап, вполне освоившийся на лошадиной спине, ехал в ватаге кузнецов, друзей и помощников Ермолая.
Лёля приехала в обозе на подводе вместе с Бабаней и другими женщинами, жёнами и родственницами кузнецов, в сопровождение Ушана и Галаша, получившего от Родомира наказ оберегать Бабаню и Олгу от лихих людишек, а так же нахальных дежурных охранников порядка. Девочку было не узнать – в камчатом летнике с парчёвой повязкой на голове, в аккуратных, по ноге, лапоточках затейливого плетения, в узорчатом платке из той же камки, с сумой, вязанной из сушёной болотной куги, куда она сложила джинсы и джемпер, Лёля ничем не отличалась от остальных девиц, не отходящих от Бабани. Лёля сильно волновалась, сама не зная почему, и скорее всего беспокойство ей передавалось от Бабани, очень переживающей за своего сына.
Праздник шумел и гремел, плясал и скакал, смеялся и плакал с каким-то болезненным, чуть ли не истеричным ёрзаньем, кривляньем и упоеньем, словно ожидая чего-то захватывающе интересного, занятного, но жуткого и опасного!
Закончились потешные сражения «для разогрева зрителей», отмахались кулачные бои стенка на стенку, слобода на слободу, отбушевали страсти вокруг состязаний лоснящихся грудой мяса и жира силачей, подымавших лошадей, перетаскивавших огромные валуны метавших тяжеленные брёвна…
Все ждали главного царского зрелища:
ждали жестоких боёв с настоящей кровью, с настоящей смертью;
ждали возможности лицезреть воочию и вживую самого Кощея
Бессмертного;
ждали, наконец, с тайной надеждой, что найдётся богатырь, бесстрашный витязь, Победитель и в честном бою убьёт ненавистного, ужасного Поганого царя!
Снова протяжно и зловеще прогудел на замковой башне колокол.
Ворота крепостной, чёрного камня стены разошлись, и оттуда выбежали рынды с бердышами и, кольцом охватив помост для поединка, стали отодвигать собравшихся зрителей, свистом и криками требующих начала, выстроили оцепление. Под собственные взывающие звуки появилась дюжина трубачей с серебряными трубами, запрокинутыми в небо, в красных кафтанах и красных сапогах. Следом тяжёлой поступью выступали оруженосцы в длинных, по колено, кольчугах, с оперёнными шлемами на головах. Каждый из них нёс на подносе, застелённом кровавым бархатом, что-либо из оружия Констена: отдельно меч с широким нездешней работы клинком, изогнутым полумесяцем, круглый с выложенным медным тиснением в виде человеческого черепа щит, кривой обоюдоострый кинжал, нож с хищным лезвием, шипастую палицу, перевязь и кожаный пояс, в ячейках которого тускло поблёскивали жала метательных ножей, оружия непривычного для местных ратников. За оруженосцами выступили знаменосцы, несущие чёрные знамёна и отличительные знаки Констена Безмерного, изображающие стилизованные фигуры боевого ящера с разверстой пастью, портрет самого владыки и человеческий череп.
И, наконец, под разрозненные крики подставных, переодетых в добропорядочных граждан стражников, под ор запуганных или подкупленных нищих, ярыжек и бродяг, рьяно изображавших радостных ликующих подданных, приветствующих любимого царя, медленным величественным шагом явил себя сам Констен Безмерный, Кощей Бессмертный, Поганый царь – завоеватель, повелитель и владыка огромного государства. Он был облачён в чёрные тусклого блеска пластинчатые доспехи, на плечах высился, похожий на перевёрнутый ушат, шлем с прорезями для глаз и рта. Высокая царя фигура излучала тёмную осязаемую опасность, так что передние ряды зрителей, поёживаясь, невольно попятились назад.
Оруженосцы, кланяясь, подходили по очереди и подавали оружие: сначала перевязь и пояс с метательными клинками, причём Кощей сам надел «упряжь» и закрепил застёжки, потом преподнесли меч в ножнах, который воин прицепил ошуюю к поясу, одесную – кинжал, а за спину ослоп, затем сунул за голенище хищный нож. Надев на левую руку щит, Кощей извлёк меч и плашмя трижды постучал по щиту, вызывая соперника не поединок.
Родомир заранее решил выйти на бой первым, чтобы убив Кощея,
спасти жизни отчаянных, но обречённых воинов, да и ждать долго было хуже каторги – можно было перегореть и ослабеть духом. Но на помост вскочил шустрый распорядитель-горлохват и громко протяжно закричал:
– Витязь Констен, Чёрная смерть, вызывает на поединок витязя
Рачислава Бесстрашного!
На помост вышел, уже напряжённо пригнувшись, здоровенный парень, дровосек из полуночных лесов в кожаном нагруднике, с тяжёлым топором на длинном топорище в левой руке и с прямоугольным деревянным, обтянутым буйволиной сыромятной кожей щитом. Верзила медленно по кругу стал обходить Кощея, словно высматривая, где у него слабое место. Кощей со скучающим любопытством следил за соперником и вдруг, широким шагом навстречу, стремительно сделал выпад, нацелив меч в грудь дровосеку. Но левша с неожиданным проворством отвёл шитом меч и с плеча, с привычным выкриком-выдыхом: «Хек!» рубанул топором, собираясь одним ударом окончить бой. Но к его удивлению, топорище его оружия стало почему-то скользким, как мокрый лёд, топор выскользнул из мощной длани Рачислава и тяжёлым снарядом вылетел за помост, едва не сшибив с трудом увернувшегося рынду, и раздробил голову какому-то несчастному горожанину. Дровосек растерянно оглянулся на своих земляков, и в это время Кощей издевательски, как в танце, изящно повернулся вокруг своей оси, его широкий беспощадный меч, описав сверкающую дугу, пересёк Рачиславу шею. И простоволосая голова глуповатого дровосека с навек застывшим на лице недоумением, опережая заваливающееся тело, с глухим стуком, словно тыква, покатилась по дощатому настилу, разбрызгивая кровь. Через мгновение рухнуло тулово.
Толпа охнула и неодобрительно загудела. Одни жалели простодушного бесшабашного Рачислава, другие были недовольны столь кратковременным боем.
Варяг мало что разглядел за спинами мужиков и никак не мог продраться к помосту.
– Ждан! Ждан! блин, где ты?! разгони их, мне надо к Родимира, я
буду ему помогать! Гридя, растолкай их! – орал он, чуть не плача, не замечая окружающих его удивлённых и насмешливых взглядов.
Кощей спокойно сошёл с помоста и сел в заготовленные для него шатёр и кресло, ожидая следующего удальца.
Родимир перехватил юркого распорядителя, чтобы узнать, кто следующий должен драться, но тот отмахнулся, торопя уборщиков, замывающих кровь несчастного дровосека, тело и голову которого железными крючьями оттащили к похоронной телеге. И когда распорядитель только открыл рот, собираясь провопить
имя следующего соперника для Кощея, Родомир одним прыжком взлетел на подмостки, спугнул подручных, посыпающих влажный пол опилками, движением шита отодвинул покрасневшего от возмущения распорядителя и громко произнёс:
– Родимир Справедливый вызывает на бой Чёрную смерть!