Все было, как и всегда. Дима Димович появился у лифта, мы быстренько прошли ко мне в квартиру. Он, конечно тут же принялся за конфеты. Почти вмиг, уже не стесняясь, опустошил всю конфетницу. Только обертки на столике остались. Он даже не попил ни воды, ни компота после всего этого. А на столике кроме конфет, которые Дима Димович уже съел, стояла и бутылка с лимонадом. И еще, на кухне у меня был арбуз. Спелый, сладкий.
— Так, значит, все, — Дима Димович потер рука об руку. — Спасибо за шоколадные конфеты, но мне уже надо бежать, дедушка Миша.
— Но у меня еще есть арбуз, Дима Димович, — сказал я.
— Арбуз? — Дима Димович взглянул на меня, затем произнес:
— Фи! Конфеты слащие. Так и сказал, не «слаже», а «слащие».
Я не стал поправлять Диму Димовича. Он многие слова говорил неправильно, многие употреблял не по порядку, но я ему прощал — не учился Домовой Дима Димович в наших школах. Главное, что он знал язык и мог общаться, а то, что говорил с ошибками, на это я махнул рукой.
— Конечно, слаже, но спелый арбуз тоже вкусный.
— Ладно, раз уж так хочешь, давай твой арбуз, хотя я его никогда в жизни не пробовал, — Домовой Дима Димович сказал так, будто его заставляли есть горчицу или много много лука.
Я взял большую неглубокую, но большую тарелку, обмыл арбуз и разрезал на ломти, протянул один ломоть Домовой Дима Димович.
Он взял ее своей короткой ручонкой и осторожно надкусил. Что было потом, я передать словами не могу. В общем, весь огромный арбуз Дима проглотил за такое короткое время, что я не успел съесть и одного ломтя. И куда все в него влезло? Конечно, измазался Дима порядочно, и я решил его искупать в ванной.
Но как ему обо всем этом сказать? Как?
Я смотрел на Кешу, а он нашел себе занятие — стрелял арбузными семечками по конфетнице.
Я не прервал его затею. Сначала у Димы ничего не получалось, а потом... Потом Дима приноровился, и каждое десятое, а потом и каждое второе семечко ударялось о конфетницу, отскакивало от нее, что повергало Диму Димовича в восторг. Он смеялся от души. Затем Дима попробовал попадать семечками в конфетницу. Все получилось у него с первого раза. Это еще больше раззадорило Домового, и я ждал, пока он вволю наиграется. Не отрывать же его от такой затеи!
— Наконец, когда все арбузные семечки выстрелял, Дима Димович потянулся и медленно, растягивая слова, произнес:
— Ну, ладно... — И замолчал, сонно поглядывая на конфетницу, в которой было много арбузных семечек, которые туда настрелял Дима Димович.
Мне так и хотелось спросить у Домового Димы Димовича, что, хочешь мне сказать, что поел, теперь бы поспать?.. Но он опередил меня:
— Знаешь, дедушка Миша, что я придумал?
— И что? — не у держался и спросил я.
— А то, что мне нужно еще много и много как следует учиться, чтобы все знать.
— Ну вот, а я о чем тебе говорил. А еще что нужно? — спросил я.
Дима Димович не ответил, и продолжал то, что он начал:
— Хотя, учиться, честное слово, не хочется.
— Это же почему?
— А зачем Домовым много учиться? Они все, ну, Домовые, как я понял, теперь не нужны в новых домах. Здесь даже поскрипеть нечем, побаловаться негде. Все такое огромное, все такое непонятное... Что раньше было? Печки, которые углем и дровами топили, воду из колодца в ведрах носили... А сейчас краны, души, ванные, горячая вода...
Вот тут я Диму Димовича и поймал на слове:
— Слушай, а ты не хочешь обновки надеть? От Максима остались. Он из них уже вырос, а тебе как раз впору придутся...
Дима Димович вздохнул. Я так до сих пор и не понял, почему он все время вздыхал?
— Одежду, думаю, можно, померяю, — сделал мне одолжение Домовой Дима Димович.
— Но перед этим искупаешься в ванной, чтобы стал чистым. Не одевать же тебя, грязнулю такого в чистые вещи…
Как только Домовой Дима Димович узнал, что я собрался его искупать, он начал так кричать, что мне показалось, что он весь дом поставит вверх дном. Не зажимать же ему рукой рот!
Но я все равно схватил его под руку и понес в ванную.
Уж как он извивался, как цеплялся за меня! Чуть мне все лицо своими коротенькими ноготками не исцарапал! Я даже подумал, не отложить ли купание не другой раз, но потом все же включил воду и начал снимать с Домового все его старые, изорванные донельзя одежки. А их на нем было немеряно, ну, то есть, очень много. Несмотря на лето, Домовой был в курточке. Теплой-теплой, на ватной подстежке. Хотя, какая там подстежка, когда из нее торчали то в одном месте, то в другом, лишь куски грязной, даже не серой, а почти черной ваты. Так вот, сначала я снял курточку, потом один пиджачок, второй. И они тоже были грязные и рваные. А после пришла очередь к рубашкам. Вот их было на Домовом Диме Димовиче целых пять. Как пальцев на руке у каждого мальчишки или девчонки. А все грязные-прегрязные: и в угле, и в саже, и ще в чем-то. Я даже не слушал, о чем кричал мне Домовой Дима Димович. Он даже немного охрип. Хотя, кое-чего я все же услышал.
Домовой Дима Димович кричал о том, что его больше не пустят в школу Волшебников и Домовых, потому, что он нарушит ее этикет. Ну, то есть, законы. Оказывается, пока Домовые и Волшебники учились в школе, они не имели права мыться. Правда, Волшебникам, особенно Феям из другой школы, которые заканчивали школу, дальше позволялось мыться, а вот Домовым — никогда. Считалось, что помывшись в бане или под душем, Домовые навсегда утратят способность быть отличными Домовыми. Поэтому они никогда не мылись и всегда ходили грязными-прегрязными. Но я все равно раздевал потихоньку Домового Диму Димовича. Не мог же я спокойно смотреть на такого грязнулю.
Все шло своим чередом, хотя и с трудом, но когда Дима Димович начал понемногу колдовать, мне и совсем стало трудно его раздевать. Как только развяжу тесемки на одной из рубашек (а у Домового Димы Димовича рубашек очень много, целых пять), а они р-раз, и снова завяжутся. А с курткой приключилась вообще странная вещь — она так стала выпрыгивать вверх, чтобы снова одеться на Диму Димовича, что мне одной свободной рукой даже пришлось отбиваться от нее. Упрямая, скажу вам, куртка. Угомонилась куртка только тогда, когда я ее ногой вышвырнул из ванной в коридор и закрыл дверь. Хотя, она и в дверь рвалась, но пробраться через закрытую дверь не смогла. Видно, волшебство, напущенное на нее Домовым Димой Димовичем, было не сильное, а слабое...
Ну, значит, пока раздел я Диму Димовича догола, с меня семь потов сошло. Такой он прыткий и упрямый. А еще, и колдовство применял, хотя и говорил, что Домовым это запрещено делать, и разрешается колдовать только в исключительных случаях, да и то, не больше одного раза в неделю. А здесь, что ни секунда — новое колдовство... Я никогда не думал, что колдовство так исправно работает. Раньше я бы посмеялся только, сказал бы, что никакого колдовства вообще не существует, но его я на себе испытал в полной мере.
Брыкался Дима Димович сильно и в ванной, и тогда, когда я вытирал его полотенцем, а угомонился только тогда, когда я просушил ему феном волосы и показал в зеркале его чистенькую мордашку.
— Ну что, видишь, какой красавец стал!
Домовой Дима Димович взглянул в зеркало, затем вздохнул, но брыкаться перестал.
— Конечно, тебя бы еще хоть немного подстричь... Тогда ты вообще был бы неотразимым красавцем, — сказал я. — Сейчас оденем тебя в Максимкины вещи, и будешь Домовым-красавцем.
— Н-нет, н-нет, — Дима Димович в страхе посмотрел на меня. — Грязным можно стать быстро. Ну, например, после дождя по лужам побегать, или поваляться в пыли... Хотя, где в городе столько пыли найдешь, когда и дворники подметают, и асфальт почти везде чист...
— Свинья болото все равно найдет, — сказал я.
— Ты хочешь сказать, что я — свинья, — обиделся на меня Домовой Дима Димович. — Но я никогда свиньей не был. Свиньи — свиньями, а я — Домовой!
— Ладно, извини, — пробормотал я.
— И не подумаю! — упрямо произнес Домовой Дима Димович. — Отдай мои рубашки, и где куртка? Я ухожу! Может и навсегда!
Я тоже мог быть упрямым, поэтому сказал, как отрезал:
— Все это рванье я выброшу в мусоропровод, а тебе я приготовил, как уже говорил, вещи Максимки. Оденешься, и иди на все четыре стороны!
— Отдай моё, дедушка Миша. Мне чужое не надо!
Вот здесь я был тверд, как камень. Как ни пытался Домовой Дима Димович заколдовать свои вещи, как ни пытался надеть их на себя — у него ничего не получилось. Пришлось Домовому довольствоваться максимкиными вещами.
Как только на ноги были одеты еще вполне приличные кроссовки вместо порванных лаптей, Домовой Дима Димович даже отказался пройти в мой кабинет и съесть там еще несколько шоколадных конфет, которые у меня были припрятаны в ящике стола, и сразу же исчез из квартиры. Разве что, не хлопнул дверью. Если бы у него было побольше сил, он, может быть, и хлопнул бы входной дверью.
Когда Домовой Дима Димович исчез, я подошел к креслу, сел к столу, включил компьютер и хотел было начать писать продолжение сказки, которую писал уже давно, однако у меня ничего не получилось. Можете спросить почему? Да потому, что все время думал о Домовом Диме Димовиче, который ушел от меня, даже не попрощавшись.
Чем же я его обидел?