Проснулась. Мир сегодня в черно-белом. Может, показалось? Тру глаза-нет- действительно, все краски потеряны. Значит, аппарат снова сломался, значит, нужно вставать и идти чинить аппарат.
Понедельник. Первый выходной за двадцать лет. Но нет. Именно сегодня, именно в понедельник должна была сломаться эта чертова машина. Нужно спускаться вниз.
Тянусь за одеждой-одежда превращается в черную кляксу и сочится между пальцами, на секунду застывает на полу густым медузообразным плевком, косолапо подкрадывается к форточке и выпрыгивает вон. Никогда нельзя доверять одежде. Я запомню.
Хорошо, что в моей квартире нечего красть. Я давно сняла с петель входную дверь и сделала из нее письменный стол. Стол мне нужен. Дверь-не особо. Иногда я ложусь на пол и смотрю на потолок через глазок своего уже стола.
На пути к аппарату нет дверей. Я смогу добраться до него быстрее. Между мной и ним только одна загадочная особа. Лестница.
Вниз по ней. Лестницу щекочат мои шаги, она извивается от каждого касания, становится совсем мягкой и тягучей. Лестница гогочет и содрогается, превращаясь в единый бетонный мышечный спазм.
Девятый этаж рушится на меня волной ступеней. Перила, плитка, номера чужих квартир- ( у кого-то здесь есть входные двери, но, наверное, у них нет столов)я в водовороте подъезда . Я в объятиях черно-белого моря щекотливой лестницы. А ведь у меня сегодня выходной.
Плыву чинить механизм. Это смысл моего дня. Мне бы стоило заняться больным механизмом моего сердца, (не думаю, что между ним, и этой машиной есть существенные различия) оба то и дело норовят покрасить все вокруг в черно-белый. Когда-то мне объясняли, что аппаратная находится за зеленой дверью на первом этаже. Зеленой. Дверью. Интересно, какой из этих оттенков серого когда-то был зеленым?
Течение выносит меня на верный этаж. Мне так везет сегодня. Лестница успокаивается и замирает.Хорошо, что она такая отходчивая. Номера прыгают обратно на свои двери. Обычное дело.
Какая дверь была зеленой? Может быть, эта, серая? Или вон та? Тоже. Серая.
Слышу механический кашель. Из-под двери номер двадцать два летят белые искры. Нашлась. Замечательно.
На меня вылупился больной аппарат. Скрюченный, измажденный, он пытается вспомнить хоть какой-то цвет кроме черного и белого. Аппарат, ты что, тоже безответно влюблен? Тебе тоже грустно?
Я не хочу, чтобы он мучился. Я не хочу, чтобы он мотался по этой комнатке в поиске хоть какого-то цвета. Мысль за мыслью, минута за минутой. Выбегаю обратно в подъезд, несусь к манерной лестнице, бью ее, что есть силы, говорю ей, что ее никто никогда не полюбит. Она расстроена, она скривилась, ей больно, и она начинает плакать. Превращается в одну огромную ступенчатую слезу, тянет ко мне свои сырые пирилловые пальцы. Получилось. Пячусь обратно к бывшей зеленой двери, слезы лестницы подступают к аппарату. Цифры испуганно сжались.
Вспышка. Всхлип. Белый.
Аппарат мертв.
Моя жизнь навсегда обесцвечена.
А ведь у меня сегоня выходной.