Глава 24. Исход

Кастор Фибров
Назад, Глава 23. Бобредонт в гортани гор: http://www.proza.ru/2018/03/27/2110


                Чжу Пинмань учился закалывать драконов у Чжили И. Он лишился всех семейных
                богатств стоимостью тысячу золотых, но за три года в совершенстве овладел
                этим искусством. Одно было плохо: мастерству своему он так и не нашёл применения.
                Чжуан-цзы, Разное, гл. 31.

                – О-ой!.. Положи лапы на руль, приятель! Сосредоточься!!.
                Ник Парк, Дело о смертельной выпечке.


     Бревно дрогнуло, но осталось на месте. К счастью, упавшее было не каменным, а мягким и наощупь таким... как он сам! И хорошо ещё, что ударило оно его косвенно, по плечу. И отлетело куда-то в сторону берега. Потом оно застонало, а ещё что-то плеснуло в воде. Бобредонт стал ощупывать берег впереди себя и наткнулся на чью-то лапу. Лапа слабо пожала его руку.
     – Ты кто? – спросил Бобредонт.
     – Там... – пробормотало существо. – Он упал... Я держу его... Вот...
     – Ничего не понимаю... – хмыкнул Бобредонт. – Что ты... – он хотел что-то ещё спросить, но существо его перебило (кстати, голос был приятный):
     – Он упал в воду, вот верёвка, – и он почувствовал, как после какого-то шуршания ему в лапу вложили обрывок верёвки, тотчас так туго натянувшийся, что он чуть не улетел в воду, но успел затормозить, перехватив верёвку зубами и упёршись в берег всеми лапами.
     – Во-ву-во ве-ве... – прозудел он верёвкой в зубах.
     Он только собирался отдышаться, как существо на берегу опять заныло:
     – Быстрее... Он в воде...
     – Да кто он-то? – буркнул Бобредонт и, с трудом обвязав верёвку вокруг бревна (мешало рассаженное ударом плечо), нырнул, идя по струне верёвки.
     И нашёл кого-то ещё. Верёвка была обвязана у него вокруг пояса. Лапы у Бобредонт враз задвигались, как пропеллеры и через секунду он вытащил второго на берег. Существо на берегу метнулось к нему на звук и со всего маху долбануло его макушкой в глаз.
     – Уай-й! – вскрикнул Бобриан и вновь улетел в воду.
     Хорошо ещё он раньше успел выточить в бревне те ухватки, а то бы унесло его течением, и всё, никакой благодарности. Да ещё Ремиса где-то запропастилась. Пыхтя и скрипя зубами от боли (ещё и рёбра отбил о сучок в бревне, когда падал), он вновь вылез на берег. И услышал плач.
     – Эй, – осторожно позвал он. – Ты чего ревёшь? Я что, сильно тебя стукнул?.. свои глазом... – спросил он, но попытка не удалась.
     Плач продолжался, не усилившись и даже не думая уменьшаться.
     – ...Он... не... ды... шит... – наконец смог различить он нечто похожее на слова среди сплетения хлюпаний.
     Ощупью Бобредонт добрался до источника звука.
     – Дай-ка... Так... Где тут у него что... – бормотал Бобр, ища у второго грудь. – Так, ага... Раз! – надавил он.
     Что-то хрустнуло.
     – Стой, ты совсем убьёшь его! Бугай! – завопила эта девчонка и Бобредонт ощутил увесистую оплеуху; довольно быстро она в темноте освоилась.
     Тем не менее второй, до этого бывший без звука и движения, пошевелился и тоже хлюпнул. Только он не плакал. Просто из него вода выходила.
     – Ага! – торжествующе сказал Бобриан. – А ну ещё!.. – и он хотел надавить ещё раз, но получил такой пинок в нос, что едва опять не улетел в воду.
     – Да что ж такое! – гундося воскликнул он, поднимаясь. – Их откачивают, а они...
     – Прости... – прохрипел-прохлюпал второй, выплёвывая ещё литра три воды. – Ой-й... фу-ух... ты... мне... рёбра... все... пере... ломал... бугай...
     – Угу, – всё ещё недовольно проворчал Бобредонт, садясь на берегу (разве что темнота не светилась от сияния его довольной физиономии). – Опять бугай. Но зато ты теперь дышишь!.. Разве нет?
     – Дышу-то дышу... – прохрипел тот, второй, – только... как-то... тяжело даётся...
     – Ну ещё бы, – вздохнул Бобриан. – Тебе, по-моему, здорово досталось. В отличие от этой фифы.
     И тут темнота просвистела пустотой. Промахнулась, конечно. Ещё бы, ведь Бобриан успел нагнуться и оттолкнуть её назад.
     – Эй, осторожнее, – смеясь, сказал он, – так ведь и ушибиться можно.
     – Бугай! – опять услышал он в ответ, такое недовольное, такое настоящее девчонское восклицание, что он даже дышать на мгновения перестал.
     И тут появилась Мириса.
     – А, вот вы где, – преспокойно заявила она, словно бы только и делала всё это время, что в этих непрекращающихся стуках, ударах, перепалках, плюхах и хлюпах безуспешно пыталась найти хоть какой-то признак их присутствия.
     – Да, – сказал Бобредонт. – Мы здесь, госпожа Биарманландисса. Извольте уж посветить нам... немножко... – последнее он добавил после того, как был свален ударом на землю и вновь поднялся.
     – Это тебе за фифу, – сказала та девчонка, вытирая кулак.
     – Тьфу, – сказал Бобр. – Ну и ладно, для симметрии отлично будет.
     А девчонка, вся надутая, как бегемот, только смотрела на него изподлобья. Но лапы у неё были наготове.
     – Так что, мы плывём дальше или как? – как ни в чём не бывало тотчас спросил Бобредонт Ремису.
     – Плывём, – сдерживая смех, ответила Птица (ну, это само собой, девчонская солидарность). – Только нужно подумать, как.
     – Как-как... как до этого плыли, – пожал плечами Бобр. – А что? Что-то мешает?
     – Ну как же... – сказала Птица, указывая крылом на двоих упаданцев.
     Девчонка тотчас отвернулось, надувшись ещё больше, а лежащий на берегу второй слабо махнул Бобредонту лапой... Только теперь можно было заметить, что оба они тоже бобры. Только какие-то... немного другие... Трудно сказать, чем, но они неуловимо чем-то отличались.
     – А они хотят? – спросил Бобр, ощупывая своё плавсредство, и с тревогой сообщил. – Кстати, еле держится уже! Так, решайте, плывёте с нами или нет!
     – Если ты будешь командовать... – вся сощурившись, как не знаю кто, и надувшись, прошипела девчонка, сжимая кулаки так, что они побелели.
     – Бр-р! – поёжился Бобредонт. – Ну надо ж какая... Хорошо, командуй ты, – вдруг, пожав плечами, отступил он в сторону. – Вот бревно, пожалуйста. Что делать?
     – Ничего! – вдруг растерявшись, бросила девчонка и снова отвернулась.
     – Так, ладно, – сказал Бобредонт, подходя ко второму. – Может, ты адекватнее... – и тут же ему пришлось увернуться от ещё одного маха девчачьего кулака. – Ага, хорошо. У тебя хоть есть что целое? – спросил Бобриан лежащего бобра.
     – Не знаю... – ответил тот, осторожно двигая лапами и собой. – Ай!.. По-моему, нога сломана и рука... а ещё рёбра. Ну, это ты уже знаешь. Позвоночник, кажется цел.
     – Ладно, давай, вставай на целую ногу... Ага, держись за меня... – Бобредонт осторожно подвёл бобра к бревну и усадил его. – Теперь слушай. Держись за бревно, что есть силы. Я его столкну, и мы поплывём. Потом я подвяжу тебя сбоку к нему вашей верёвкой... Вот, собственно, всё. Подходит?
     Тот, тихо улыбаясь, кивнул и протянул Бобредонту лапу:
     – Меня Бобриальтер зовут...
     – Бобредонт, – ответил Бобриан, протягивая свою.
     Девчонку он спросить о чём-либо даже не попытался. Она сама, подойдя к нему сказала, хмуро глядя в сторону:
     – Привяжешь меня тоже.
     – Ладно, – ответил Бобр, принимаясь за бревно. – Если верёвки хватит... Ты-то, вроде, цела?
     – Не твоё дело! – было ответом.
     Что ж, всё удалось, как все и хотели. Бревно мягко вернулось в русло, верёвки хватило на обоих бобров, течение шло мягко и плавно, – привязанные даже как-то уравновешивали положение их плавсредства, делая его устойчивее. Бобредонт, заметив на берегу палку, на ходу соскочил и, схватив её, пробежал немного по берегу, потом, прыгнув, вернулся на бревно. Уроки дяди Бобрисэя не пропали даром, ему удались несколько метров планирования. Метров десять даже пролетел.
     – Пижон! – раздалось шипение с девчачьей стороны.
     Бобр только ухмыльнулся. Но на самом-то деле эта палка была нужна им позарез. Потому что с таким грузом по бокам никак нельзя было стукаться о камни или что-то иное, особенно учитывая, что один из привязанных был серьёзно ранен. Хорошо хоть открытых ран не было.
     – Ремиса, – спросил Бобредонт, когда они уже отплыли от того места довольно далеко. – Ты летала туда... Что там? Нам правда слышался го... – он не успел договорить, потому что Птица заградила ему речь крылом.
     Он подождал немного с выпученными от удивления глазами, всматриваясь в выражение глаз Птицы, но та спокойно пересела на его плечо и даже не думала хоть что-либо объяснять. Стала чистить пёрышки, ёжиться, позёвывать... и наконец уснула. Или вид такой сделала. Бобредонт задумался. Дальше он правил молча. Бобры по бокам тихонько перешёптывались, но то ли так тихо, то ли на каком-то ином наречии, что он не мог ничего разобрать. Да он, кажется, и не пытался.
     Однако не очень долго они смогли проплыть спокойно. Бревно стало идти грузно, оно и так к этому времени сильно намокло, а тут ещё и ездоков стало больше. Лапы Бобредонта то и дело заливала вода. Над её уровнем оставалась лишь самая верхняя часть бревна, да голова Бобриальтера и этой... неизвестно как зовомой. Ну и, само собой, Бобредонт с Ремисой.
     Потому он и не смог уклониться. А получилось так: он заметил впереди, очень далеко, слабый свет. И оттого внимание его отвлеклось от непосредственно близкого русла. А когда он вновь посмотрел перед собою, то увидел этот камень прямо посередине реки так близко, что не успел никуда вырулить, боясь ударить кем-то из двух привязанных. И бревно ударилось в камень прямо и тяжко. Бобредонт вылетел с него вперёд и, ударившись о тот же камень рассаженным своим плечом, свалился в воду. Когда он смог вынырнуть, бревно уже переползало через валун, кренясь прямо на него, инерция движения перенесла его, скрежещущее и ломающее сучья, через гладкую и склизкую поверхность валуна (Бобриальтер с этой, к счастью, успели поджать лапы), нужно было лишь немного помочь. Ремиса парила над ними, ровным и ярким светом, когда секунды замедлили своё движение, став ничем, а воды этой чёрной реки обратились в ночное небо.
     И Бобредонт ухватился за край бревна, он успел. И вновь секунды пошли, как обычно, а он, дёрнувшись несколько раз в воздухе, окончательно стянул его с камня. Бревно нырнуло, увлёкши Бобредонта с собою под воду. Всё произошло так быстро, что он не успел высвободиться, и оно прижало его ко дну. Рёбра хрустнули, и он отпустил лапы. Когда бревно всплыло, Бобредонта на нём не было. Он вынырнул позже. Морщась и шипя от боли, он попытался плыть, чтоб настигнуть бревно, но у него не получалось.
     Бобриальтер с этой что-то там пытались сделать, ковыряясь в узлах верёвки, которой они были привязаны.
     – Ничего, вы плывите, – махнул им рукой Бобредонт. – Обо мне не беспокойтесь, впереди, кажется, выход... Со мной ведь Ремиса.
     Но они не отвечали, судорожно пытаясь развязаться – перегрызать-то верёвку было жаль, она ведь могла ещё пригодиться. И только Ремиса ответила ему.
     – А отчего ты решил, что я с тобой? – сказала Сияющая Птица, и такой ясной и чистой улыбки у неё на лице и в глазах, думаю, до той поры не видел ещё никто.
     Ужас, непостижимый, как всё, что здесь происходило, внезапный, как самое рождение, выразился на лице Бобра, он даже грести перестал, просто держась на воде. Кажется, он вообще в противоположную сторону стал отгребать, чтобы расстояние между ним и бревном увеличилось. Кто знает, сколько он сможет держаться на поверхности? Не перебраться ли на берег? Птица ничего не сказала... И он влёкся и влёкся вниз течением, глядя на медленно удаляющееся бревно, туда, в сторону пляшущего в глазах и приближающегося пятна света в конце коридора.
     Кажется, они что-то кричали ему, а может быть, не ему, а друг другу или просто в воздух, понять отсюда было уже невозможно. Ремиса сидела теперь на голове одного из них, – должно быть, Эта, как-то закрепив Бобриальтера, стала управлять бревном, в чём Птица ей и помогает...
     Постепенно он перестал грести. Нестерпимо саднило разбитое плечо и рёбра – ещё вопрос, целые ли они. Он поморщился и потрогал их здоровой лапой. Дальний, уходящий свет Ремисы последний раз коснулся его лица, скользнув мимоходом. Он уже плыл, лёжа на спине и глядя вверх, в темноту пещерных сводов. Скоро он весь пропитается влагой и станет её частью... На тёмном небе перед глазами стали появляться звёзды. Он улыбнулся. Протянул здоровую лапу в их сторону, словно прикасаясь к ним на расстоянии.
     – Это последний раз, – прошептал он им. – Прощайте...
     Звёзд становилось больше, потом и небо стало светлеть, словно бы они распространялись, поглощая его темноту своим призрачным белёсым светом. Он закрыл глаза. И потому он уже не видел, а, впрочем, этого не мог видеть тогда и никто, потому и я о том не скажу, а только промолчу вот в этих словах: ...как Некто поднял его на Свои руки и положил на берег. Потому что Бобриан выплыл наконец из пещерного русла, там, где река Легендарного пути назад на короткое время выходит из под земли, словно бы вздохнуть побольше воздуха перед последним, решительным порывом, возвращающим плывущих по ней на родину, в Жемчужную долину, ставшую Бобританией...

Март 2009 – Январь 2015, Богоявление.


Дальше, переход к повести "Жизнь Каменнолицых", второй части "Истории племянников": http://www.proza.ru/2018/03/27/2146