Я смотрел, как к горизонту поднимаются куски тёмного дыма, обагренные оранжевыми всполохами огня. Пламя облизывало небо своим шершавым языком. Мне было страшно. Людям вокруг было страшно. Они вскидывали руки в воздух, вопрошая Ничто. Тыкали указательными пальцами в сторону буйства огненных красок с недоумевающими лицами. Их глаза так и норовили выпасть из орбит на мокрый асфальт. Лужи плевками были разбросаны под моими ногами. Дрожь земли передавалась беспокойным телам. Крики и битое стекло ласкали удавами удушающие тишину, буквально разрывая пространство.
К горлу подступал спрут тошноты. Липкие волосы сбивались на лоб. Я то и дело поправлял их своими нервными и резкими движениями. Что это за ужас такой, Там? Что это полыхает так сильно, будто адское пекло изрыгает наружу горящие чресла?
Вокруг становилось всё больше случайных прохожих. Они останавливались, превращаясь в один замирающий вид. Похожие друг на друга, на меня и на молчаливые деревья вокруг, в немой мольбе раскинувшие свои сухие ветви. Распростёрты объятия мира, когда мы в самом жерле вулкана.
Это трагедия или просто небольшое происшествие? Что горит? Люди? Деревья? Куски каких-то конструкций? Дома? В них люди, наверное, жили когда-то.
Страх такой липкий и чтобы не замечать его, я начинаю идти на бедствие. На звуки сирен, на дым, на огонь. Расталкиваю людей вокруг, и мою грудь наполняют стихийные чувства. В нос ударяет резкий запах горелой пластмассы. Мимо со свистом проносятся пожарные машины, где-то справа сирены скорой помощи, как гарпии вгрызаются в улицы. Хотят добраться до моих перепонок. Бьющие в нутро звуки – оглушить. Яркие всполохи света в глаза – ослепить. Но я не поддаюсь и иду дальше. Детский плачь, ребёнок падает на дорогу, воет, царапает колени, родитель уже не в силе поднять его.
Я прохожу мимо. Мне нет дела до чужих семейных ссор. Как и всем вокруг. Они тоже проходят мимо. Каждый замкнут в себе, как гроздья сушеной рябины, которые вот-вот оторвутся от ветки и упадут на сырую холодную землю, а затем их затопчут чьи-нибудь ботинки. Они останутся торчать в рельефе подошвы, вымученные и медленно умирающие.
И вот я бреду на огни, бреду на свет, бреду на боль. Перешагиваю мостовые, щебенку и гравий, бордюры и мусор. Мне навстречу бросается уже другой ребёнок. Лет семи – восьми. Волосы растрёпаны, пряди выбились из под маленькой и аккуратной фиолетовой резинки, которую видимо один из родителей так бережно закрутил у неё на голове. Каждая прядь волос этого ребёнка стоит всего вашего государственного золота, всех ваших делегаций и фальшивых объяснений, думаю я. Каждая улыбка этой девочки, каждый её светлый взгляд рождает новый мир, пока вы убиваете старый, набрасывая на нас своих псов с глазами неводами и участками болотами, в которых каждый день тонут люди, думаю я.
И она говорит мне, тихо так, но с огромным восклицанием в груди:
- Помогите! Пожалуйста! Там мои родители, они потерялись, прямо вон там.
Девочка тычет своей маленькой ручкой в сторону кровавого зарева и дыма. Вся её одежда в пыли и саже. Я оглядываюсь по сторонам, что бы найти хотя бы какие-то органы власти, пожарных, МЧС или ещё что-нибудь. Но вокруг только удивленные, паникующие или остолбеневшие люди. Сухие листья падают с неба, пепел забирается в рты.
Я не нахожу других вариантов, кроме как взять её за руку и сказать, “пошли за мной, мы найдем твоих родителей и всё будет хорошо”.
Может быть я соврал её, но внутри меня ещё что-то теплится.
В её глазах страх и маленькое облегчение. Я вижу, что она смогла хоть немного, но разделить свой груз с кем-то ещё. Груз непонимания и боли от происходящего почти раздавил эту маленькую девочку, но ей удалось затащить меня под эти развалины, взрослого, который способен попридержать эти балки хотя бы на какое-то время, пока они совсем не рухнули на её худые и чахлые плечи. Её слёзы и хрупкость это хрусталь моих будущих, прожитых в борьбе за человечность дней.
Маленькая ладонь помещается в моей, огромной, как у великана из древних мифов. Но я не собираюсь быть злым и огромным циклопом, волочащим за собой дубину. Мне просто необходимо добраться до огня, до бедствия. Окунуться глазами в происходящее, оцепенеть и сорваться, ринуться в пламя, а теперь ещё и постараться изо всех сил найти родителей девочки.
Теперь мне пришлось поубавить темп в своих шагах и продвигаться куда более медленно, что бы девочка за мной поспевала. Где-то мне бы пришлось её оставить. На границе со всё разрастающимся пеклом. Казалось, что это не мы приближаемся к пламени, а пожар всё сильнее подтягивает свои лапы в нашу сторону.
Мы уже приближались к оцеплению. Кордон из автомобилей перегораживал улицу. Я остановился, присел рядом с девочкой и спросил, есть ли у неё с собой мобильный телефон и фотографии родителей на нём, она с какой-то волевой храбростью кивнула мне, выпятив вперед подбородок, от чего внутри я даже посмел улыбнуться, ненадолго выпав из отчаяния, в котором находилось всё живое.
Она молча достала своей телефон, что-то в нём открыла, полистала и протянула экран к моему лицу, будто хотела приклеить к нему свой маленький телефон навсегда, что бы найдя её родителей, я точно ничего не перепутал. Я же взял у неё телефон, пристально всмотрелся в фотографию мужчины и женщины, крепко обнявших своего любимого ребёнка. Все они улыбалась мне с этой фотографии, чисто и искренне. Так, как это бывает в самых настоящих семейных фотоархивах и фотоальбомах с аккуратно помеченными датами событий, будь то день рождения или обычный поход на шашлыки.
Затем я протянул телефон обратно девочке и сказал, что постараюсь изо всех своих сил найти её родителей и привести к ней.
Я оставил её у кордона, вверив заботу кому-то из работников службы МЧС, объяснив, что она потеряла в этом завале своих родителей, а затем быстро удалился в одну из подворотен, через которые мне бы удалось незаметно обойти оцепление, направившись в самое сердце этого Ада. Девочка смотрела мне в след большими, полными печали глазами. Я буквальное чувствовал на себе её взгляд, как он стрелой пробивает мне спину, превращая в настоящее веретено каждый мой позвонок.
Прикрыв смоченной тряпкой лицо, нахлобучив капюшон на голову, я продвигался по переулку в сторону надвигающегося дыма. Видимость становилась никакая, показывая мне жизнь слепого в этой стране. Я перевязал вокруг лица повязку ещё крепче, оставив лишь узкую прорезь для глаз. Ориентироваться в пространстве с каждым шагом становилось всё труднее. Я шел буквально на голос своего сердца и доносящиеся откуда-то крики. С вытянутыми вперёд руками, выбираясь из переулка, я увидел перед глазами огромную огненную стену, зарево вместе с горящим пеплом уносилось в небо, а то в свою очередь будто плавилось, разрывая пространство на куски. Страх на минуту сковал моё тело, захватил в свои лап, поверг в оцепенение, но голос внутри приказывал двигаться дальше, иначе было просто нельзя.
Сквозь дым были видны мигания сирен, синие всполохи, какие-то тени бегали кругами, пожарные пытались протянуть шланг до нужного очага. Под ногами буквально хлюпала кипящая вода. Справа, в метре от меня обрушилась горящая балка. Я инстинктивно отпрыгнул в сторону и упёрся щекой в тёплый бетон. Отскочил, выставив руки и мою грудь цепкими когтями начал раздирать задыхающийся кашель.
Перед собой я увидел раскалённое отверстие, больше походившее на врата в другой мир, горящее, напоминающее о чистилище, в котором все мы оказались. С надеждой найти свою семью и семью той девочки, что встретилась мне по пути, я, смелым шагом, но дрожа всем телом и задыхаясь, шагнул внутрь, и меня поглотила раскалённая докрасна чернота.