Летом четырнадцатого года Танька по прозвищу Камбала уезжала из Донецка в Киев.
Разбухшая старая сумка закрываться не желала. Танька прижимала ее коленкой и упрямо тянула на себя щербатую змейку. Сумка пиналась то углом коробки, то каблучком туфли, но, так и не застегнулась. Застежка с треском лопнула.
- Ну и хрен с ней,- плюнула Танька и впихнула в распахнутый баул ракетки для бадминтона.
-Когда еще в Киев придется съездить, - думала Таня. - А Машка любит играть в бадминтон.
Маша Гагарина школьная подруга Камбалы уже месяц как жила в Киеве.
Услышав в трубке Танин голос, она долго орала, что из-за таких , как ты, все и началось! Спрашивала, какого она ходила на референдум? Ехидно интересовалась, куда подевались гостеприимные московские родственники? Обозвала Камбалу проклятой сепаратисткой и продиктовала свой киевский адрес.
До поезда оставалось три часа. Таня прислушалась, где-то в районе аэропорта слышались одиночные выстрелы.
- Успею,- решила. Выхватила из холодильника кулек с едой и побежала на улицу.
Во дворе было тихо, чисто и безлюдно. В детской песочнице сверкал оранжевый совочек. Сладко пахли петуньи, блестел политый из шланга асфальт. Как ни странно, коммунальные службы работали исправно. Таня заскользила вдоль стен к мусорным бакам. Мусор вывозили каждый день, хоть и вывозить было нечего. Жильцов на Розы Люксембург почти не осталось.
В распахнутом окне первого этажа суетилась жэковская Любка. Она сосредоточенно укутывала в одеяло теплые банки с только что законсервированными огурцами и не обращала внимания на крадущуюся вдоль стен Таньку.
- Успею, успею. Счас, я быстренько. Ничего со мной не случится, - толкались и спешили впереди друг друга мысли.
- Ну, куда они все подевались, Да что ж это такое?
Танька оббежала зеленые мусорные баки, заглянула в открытую дверь подъезда и понеслась в соседний двор.
- Может в бомбоубежище попрятались? Счас-счас, только покормлю и домой. А потом…, потом быстро на поезд, и в Киев, к Машке!
На ступенях бомбоубежища, курили и воровато поглядывали в белесое небо мужчины.
По улице пронесся грузовик, в кабине играла музыка.
« Така як ты, бувае раз на все жыття»,- жизнеутверждающе хрипел приемник.
Бахнуло совсем рядом. Завизжали сигнализации автомобилей. Из «Стоматологии» напротив выбежали доктор и пациент. На шее больного болталась пристегнутая зеленая салфетка.
Танька закрыла уши руками, втиснулась плоским телом в стену, и застыла испуганной камбалой.
- Это не «грады», это не «грады»… Может, авария на шахте, может, грузовик с кем-то столкнулся…
Второй, третий взрывына асфальт выбитые стекла. Взрывной волной распахнуло дверь подвала. Из подземелья вырвалась и понеслась через двор стая запертых кошек.
Голодные, взъерошенные, они бежали в дым и копоть разрушенного соседнего дома. Танька понеслась следом. Она не понимала что делает, мчалась за обезумевшей кошачьей сворой и думала только о том, что должна их накормить.
Через двор, наперерез Татьяне бежали доктор с пациентом. Они что-то кричали, но Таня не слышала их слов. Дантист Исакич сбил Таньку с ног и поволок в подвал. Следующая волна взрыва раздалась уже за их спинами. Они успели, добежали.
Таня сидела на полу, стряхивала с разбитых коленей прилипшие кусочки гравия. Пальцы левой руки намертво вцепились в пакет с едой.
Исакича била дрожь, он прижался затылком к прелой стене подвала и не отрывал взгляда от Таниного пакета. Газета внутри прозрачного кулька размокла, проглядывали расплывшиеся жирные буквы ДНР.
Воняло рыбой. Танька протянула кулек соседу.
- Это камбала. Для кошек… Я хотела их покормить.