Белой акации гроздья душистые...

 
               


       Под ветками акации было уютно. Узорчатая тень от ее листвы так успокаивающе мельтешила по лицу, что я на какое-то мгновение пришла в умиротворенное состояние. Что еще нужно в этой жизни? Вот так, после трудов праведных, оказаться на скамейке в саду, наблюдая, как легкий ветерок перебирает  листву акации, и от нее идет одуряющий запах зелени. Рука сама собой потянулась к ветке, ухватила гость листьев и потянула вниз. Тонкие прутики быстро выскользнули из пальцев, а в руке осталось несколько маленьких овальных листочков, так нежно и волнующе пахнущих.

         … Вспомнилось детство. То время, когда каждый день приносит новые открытия. Конец апреля. На улице тепло. Солнечно. Высоко в ярко-синем небе  чертит свою ослепительно белую полосу почти невидимый самолет. Откуда-то сбоку, со стороны доносится отдаленный рокот. И, кажется, что это гудит не самолет, а что-то дотоле неизвестное, а потому страшное и одновременно притягательное...

      Меня охватило давно, казалось бы, забытое чувство единения с природой, растворения сознания в окружающем пространстве. Ощущение безграничности мира, который  продолжается бесконечно,  существует за гранью разума и видимых границ Вселенной.

       Осознание того, что в мире нет границ, а значит, нет конца, пришло ко мне очень рано. И оно испугало, ужаснуло. И в сознании сохранилось тем сладостным  мгновенным сжатием горла от понимания моего проникновения в непознанное.

       Увидев это бездонное голубое небо сквозь резные перистые листья акации, и белый расплывающийся след самолета, я вдруг  вновь, как в детстве, ощутила, что вот-вот это непознанное, что выжимало из глаз детские слезы, сейчас откроется мне, я смогу понять то, что не смогла в раннем детстве…

       Я заснула на скамейке, утомленная своими переживаниями и воспоминаниями.
 
       Мне снился город моего детства. Когда всё было просто и понятно, когда среди ровесников я чётко могла определить, кто друг, а кто враг. Когда лесть, подлость, продажность и алчность ещё не коснулись детских душ, и все чувства изливались открыто и без стеснения...

    Все окрестные улицы были в летнее время укрыты густыми тенями от многочисленных, растущих вдоль саманных домов акаций. Деревья эти были огромными, с толстыми, иссечёнными глубокими трещинами, стволами. Некоторые невозможно было обхватить детскими руками. Они конечно не могли соперничать со старым тутовником, но явно приближались к его размерам.
 
   По весне хозяева домов обязательно белили их толстые стволы известью, когда приводили в порядок стены своих домов. Это было обязательным ритуалом в преддверии празднования Пасхи. И исхлёстанные зимними ветрами и дождями со снегом стены домов преображались. Кто был позажиточнее, красили окна, ставни и двери парадных входов, в просторечии звавшихся просто парадными, а кто-то их только промывал от зимней пыли и грязи. Но с наступлением весны дома преображались, они словно расцветали новыми нежными красками.

   Старые, истрескавшиеся стволы акаций тоже преображались. Будто нарядившись в белые гольфы, они быстро бурели, из почек проклёвывались метёлки нежной листвы. После весенних дождей, омытые от пыли, они пахли непередаваемо. Это был аромат весны.
   А потом расцветали гроздья цветов, белых в основной своей массе. Но были на соседних улицах деревья с розовыми цветами и даже нежно-сиреневыми...

    В те времена, так как эти окрестности заселяли в основном казаки, бытовала для меня довольно неприятная традиция. В вербное воскресенье все срывали веточки акации с ещё мягкими колючками и с раннего утра мальчишки поджидали девчонок по закоулкам, чтобы, поймав, исхлестать тех по голым ногам, приговаривая: "вербохлёст -- бей до слёз". И ведь не ответишь им тем же. У мальчишек были в этот день  надеты длинные штаны. А самые зловредные заблаговременно обрывали с веток все листики и голые гибкие прудики не только больно стегали по телу, но и оставляли довольно ощутимые синяки... Но это было своеобразным праздничным ритуалом. И дородные казачки довольно смеялись над кричащими и даже плачущими девчушками, подбадривали азарт мальчишек...
 
   Но этот единственный день в году уходил в прошлое. И уже на следующий день желание тех, кто хотел продолжить это развлечение, взрослые довольно жёстко пресекали.

    Когда акации распускали свои белые гроздья цветов, город окутывал аромат, перебивавший все остальные запахи. Пчёлы роями кружили над одетыми в белый наряд деревьями. А детвора рвала эти гроздья и с удовольствием ела пахучие и на вкус сладкие цветочки...

   Все деревья были старыми. На мой взгляд, им было не менее ста лет. Ну, может, чуть меньше. И они помнили времена дореволюционные, и то, как жили предки нынешних хозяев домов. И какие были нравы и традиции тех времён. Может быть, и этот вербохлёст в те времена означал что-то другое, кроме избиения голоногих сверстниц мальчишками... Нам этого никто не рассказывал, а мы не спрашивали...

   А потом улицы стали заселять приезжие из других мест, в основном из западных областей страны, где война уничтожила почти стопроцентно все дома, да что там дома, даже деревни и малые города, оставляя людей без крыши над головой, а многих фашисты угоняли целыми селениями на запад, в Германию, в лагеря... И вот эти бедолаги ехали на Северный Кавказ даже не за лучшей долей, а чтобы просто выжить в этом, более тёплом краю, пока родные места были ещё не очищены от минных полей.

   У каждого из приехавших были свои обычаи и нравы. И все они переплетались с местными казачьими. И на всё это накладывался культивируемый властями атеистический настрой...

  Со временем новые хозяева домов старые акации убирали, на их месте высаживали плодовые деревья, а то и разбивали под окнами домов миниатюрные огородики и цветники по традициям своих родных мест. Мой дед посадил перед домом грецкий орех. И уже через десяток лет он одаривал нас осенью мешком, а когда и двумя грецких орехов.

   Но кое-где на нашей улице даже через два десятка лет всё ещё стояли огромные старые акации, каждую весну распространяя благоухающий аромат своих цветов...

  Юхнов, март 2018 г.