Глава 9
После кошмарной студёной зимы, после тревожной весны, не менее трудного лета и осени 20-го года, после ещё одной зимы 21-го года, жизнь постепенно стала входить в своё совершенно новое, всё же более спокойное русло.
Анечка не сразу, но привыкла к новым обстоятельствам, совершенно непривычному для неё укладу жизни большой шумной семьи Вишневецких, удивительно искренне принявшей её в свой мир, не поучая, не порицая, а жалея и понимая.
Они подолгу беседовали с Лёвкой, иногда вместе с Виточкой и Илюшкой ходили гулять в Александровский парк, на Николаевский бульвар и незаметно для себя вдруг осознали, что им хорошо друг с другом, что жизнь наполнилась для них новыми красками и они уже просто не представляли, чтобы было с ними, если бы Бог, тот Бог, который один на всю вселенную, один для всех людей, всезнающий и всемогущий, не послал бы им тот промозглый февральский холодный вечер. И хотя Анечка где-то в глубине души хранила самые нежные и страстные воспоминания о её первой любви, о Викторе, но всё же облако воспоминаний постепенно рассеивалось под лучами незаметно возникшего нового светлого чувства, и надежда на счастье, как и у каждой женщины, придавала ей силы и веру, что всё непременно будет хорошо и она обязательно будет счастлива. Свершилось то, что должно было свершиться: их фиктивный брак во спасение перерос в крепкий союз двух любящих сердец.
Через два года у них родилась дочка, которую назвали Фрумой, что на идиш означает «благочестивая».
А потом Лёва благополучно окончил Университет и ему предложили работу на кафедре, он защитил диссертацию и вот уже много лет как преподавал, студенты его любили и приходили слушать его лекции даже с других факультетов.
В один из летних душных вечеров Анечка взяв Вику, Илюшку и маленькую Фруму, спящую в коляске, решила, как обычно прогуляться по городу. В Александровском саду недавно установили небольшую карусель и дети обожали это развлечение- покататься на кониках, слониках и оленях, выкрашенных яркими разноцветными красками, кружиться под весёлую музыку хромого гармониста, лихо наяривающего и вальсы, и марши, и простую «Барыню».
Усадив Илюшу и Виточку на деревянных зверюшек, Аня с коляской стала приглядываться, где бы примоститься самой: все скамьи были заняты отдыхающими, большей частью такими же мамашами с колясками и детьми, как она или влюблёнными парочками. Молодёжь уже одевалась по наступившей нэпмановской моде: девушки в короткие юбки, юноши носили аккуратненькие канотье. Рассматривая окружающую публику, Аня заметила молодую женщину в коротком кремовом платьице и с красной косынкой, повязанной на голове, из под косынки выбивались короткие светлые волосы. Женщина сидела на лавочке и внимательно наблюдала за маленьким мальчиком в сине-белой матроске, очевидно её сыном. Черты этой женщины показались знакомыми Ане. Неожиданно женщина посмотрела на Аню и взгляды их встретились.
---Анна Ипполитовна!- воскликнула радостно женщина,- Вы меня не узнаёте? Я Лиза, Лизавета. Помните я у Марии Алексеевны фон Штауберг служила,? Ну, вспомните.
И тут Аню словно пронзила молния: конечно, она вспомнила горничную Лизу, милую, услужливую девушку.
---Лиза, да вас трудно узнать, была совсем юная девочка, а теперь... это Ваш сыночек?
---Да, это мой Мишенька.
В это время пожилая пара, сидевшая до этого рядом с Лизой, поднялась и ушла, и Аня присела рядом со своей давней знакомой. Обе искренне обрадовались этой неожиданной встрече. Сначала принялись с некоторой грустью вспоминать прошлое, потом каждая поведала о прожитых годах, которые прошли врозь. Оказалось, что Лиза успешно окончила ускоренные курсы делопроизводства, работала секретарём в Отделе ВЧК, встретила там своего будущего мужа Николая Здановича. И вот теперь она Елизавета Степановна Зданович, их сыну Мишеньки уже 3 года. Муж у неё очень хороший и она даже не предполагала, что может быть так счастлива. Аня в свою очередь тоже без утайки рассказала о своих бедах и мытарствах, о замечательной семье Вишневецких, о странном её замужестве и прочее, и прочее. И что мужа своего она искренне любит и гордится им. В общем, обе женщины светились от счастья и встреча эта была для них как подарок. Оказалось, что Лиза много слышала об этой семье от Николая, он восхищался портновскими способностями Меера Моисеевича, гостеприимством Мирры Ильиничны и замечательными их детьми. Но надо же, Лиза и подумать не могла, что Аня живёт в этой семье!
С этого дня Аня и Лиза частенько виделись в Александровском саду и очень подружились. Когда у Лизы родилась дочка, встречи на некоторое время прекратились, а потом опять возобновились, но не надолго: вскорости Лиза объявила с грустью, что мужу предстоит важная командировка и она с детьми вынуждена переехать к его родственникам в какой-то подмосковный городок. Больше они не виделись.
***
Ещё в 1924 году Зяма, Зиновий Вишневецкий, уехал в Германию, его необыкновенные математические способности заметил один большой учёный, а затем и вовсе Зяма перебрался в Америку. У него своя семья, о которой Мирра Ильинична и Меер Моисеевич знали только по редким письмам, доставляемым с очень большой осторожностью, потому что всякая связь с иностранными гражданами представляла грозную опасность для всей семьи. В Одессу он никогда так и не возвратился.
Люсик и Мотя тоже давно уехали по комсомольской путёвке строить Днепрогэс. Мотя женился первым и первым привёз молодую жену познакомиться со своими родителями. Черноглазая, с коротко остриженными волосами, бойкая девушка, Берта, стазу понравилась Мирре, и новоявленная свекровь не имея никаких фамильных драгоценностей, сняла с пальца неказистое серебряное колечко с тремя синими камушками, которым когда-то расплатился с Меером Моисеевичем матрос за пошитые штаны клёш, и подарила его невестке. После окончания строительства Мотя с Бертой и маленьким сыном перебрались жить в Москву к родителям Берты, а Люсик с женой уехал в Челябинск, он часто болел: днепрогэсовская стройка наградила его язвой желудка, а посему и приезжал он в Одессу всего один раз и то один, без жены и детей.
Бедный Гершик умер от тифа ещё в 22-м году ...
И вот только Ицек всегда рядом, живёт с родителями и своей семьи пока нет. Такой талантливый Ицек с абсолютным слухом, на него были таки большие надежды, но он неудачно упал на катке и сломал руку. Скрипачом он так и не стал, и вот что странно - помогал Мееру Моисеевичу шить, из него получился неплохой закройщик.
Самый младший из сыновей, Илья, оканчивает Университет...
***
По традиции Меера Моисеевича похоронили на следующий день . Еврейская церемония похорон проста - вслед за несколькими псалмами читается краткая молитва, восхваляющая Бога, дающего жизнь и лишающего её. Старенький раввин Гершкович, то и дело покашливая, произнёс небольшую речь об усопшем. Затем гроб опустили в могилу и засыпали землёй. Мирру Ильиничну с обеих сторон поддерживали сыновья Лёва и Ицек. Бледный, растерянный Илюша стоял рядом, немного располневшая Анечка была тут же со своими дочками Витой и Фрумой и тихо постанывала, она пыталась держать себя в руках и не плакать, но ей это с трудом удавалось, лицо она прикрывала уже совершенно мокрым платком. Кроме семьи проститься с покойным пришёл и полуслепой пан Кассирский.
По возвращению с похорон подали крутые яйца. Яйцо, не имеющее отверстий, символизирует неспособность скорбящего выразить свое горе словами.
Это было в четверг. День был жаркий, пахло ещё кое-где не отцветшей акацией, жаркий летний день, и пока это был самый скорбный день семьи Вишневецких... пока.